(По материалам Государственного архива Брестской области)
Глубокую укоренённость и широкое распространение общерусской идентичности в этнически непольских восточных воеводствах межвоенной Польши, населенных в основном восточнославянскими народами, были вынуждены неоднократно признавать польские власти вопреки официальной трактовке данных областей как исконно польских. Так, в подготовленной в 1930 г. чиновниками управления Полесского воеводства в Бресте пространной аналитической записке о деятельности Русского национального объединения на территории Полесья констатировалось, что «русский этнический элемент в Полесье составляет не более 1% населения, не превышая 12.000 человек, в основном из числа интеллигенции. Однако, несмотря на незначительную численность этнических русских, русское влияние на территории Полесья выглядит довольно сильным, – признавалось в документе. – Это является результатом действия ряда причин, в основном длительной и систематической русификацией населения Полесья царскими властями, а также русификаторской деятельностью православного духовенства» [1].
Показательно, что высокую степень влияния и популярности русской культуры в Полесском регионе польские чиновники были склонны объяснять исключительно внешними факторами, в первую очередь некими «происками Петербурга», «русификаторской» политикой Российской империи и «подрывным» влиянием православного духовенства. Простая и очевидная мысль о том, что данные земли являются исконной частью исторической Руси, в головы культуртрегерствующих и страдающих болезненным комплексом цивилизационного превосходства польских чиновников не могла прийти просто по определению. Местное восточнославянское население воспринималось подавляющим большинством польских чиновников как некий пассивный этнографический пластилин, из которого следовало как можно быстрее слепить истинных поляков.
Авторы упомянутой выше аналитической записки отмечали, что политическая деятельность Русского национального объединения на территории Полесья существенно активизировалась перед выборами в польский Сейм в 1928 г., при этом они были вынуждены откровенно признать, что русская агитация, «поддержанная православным духовенством, добилась серьезного успеха, что выразилось в завоевании мандата в пинском избирательном округе» [1].
***
Ярким и убедительным проявлением общерусской идентичности населения восточных областей межвоенной Польши была русскоязычная пресса, издававшаяся в крупных городах этнически непольских восточных воеводств Второй Речи Посполитой, прежде всего в Вильно, а также во Львове, где, несмотря на массовые репрессии австро-венгерских властей против галицко-русского движения и системный террор в отношении галицко-русского населения во время Первой мировой войны, сохранялись очаги русской культурной и общественной жизни.
Важным инструментом борьбы официальной Варшавы с общерусской идентичностью населения западнобелорусских земель были преследования и различные формы дискриминации русской прессы. Дискриминация прессы на русском языке польскими властями имела самые разнообразные проявления, включая административные препоны и прямые запреты на распространение некоторых изданий в Польше. Так, 23 августа 1937 г. управление Полесского воеводства информировало старост всех поветов данного воеводства о решении министерства внутренних дел Польши запретить подписку на издававшуюся в г. Ужгород (Чехословакия) «Русскую народную газету», а также на «Евразийскую хронику», издававшуюся на русском языке в Берлине. В документе несколько туманно объяснялось, что запрет на распространение данных изданий связан с тем, что «их содержание обнаруживает признаки преступлений, предусмотренных в Уголовном кодексе» [2]. Ранее был введен полный запрет на ряд газет, журналов и книг, изданных в СССР.
Крайне подозрительный и откровенно дискриминационный подход польские власти демонстрировали в отношении периодических изданий на русском языке в восточных воеводствах Польши, опасаясь их нежелательного для Варшавы влияния на местное белорусское население. Издание прессы на русском языке на территории этнически непольских восточных воеводств постоянно привлекало самое пристальное внимание польской администрации вплоть до высших государственных чиновников, которые бдительно следили за содержанием русскоязычных изданий с точки зрения их соответствия государственным интересам Польши.
Ярким примером подобного отношения польской администрации к русскоязычной прессе в Польше является попытка активиста русского движения в г. Пинск Полесского воеводства П. Хинича начать издание русскоязычной газеты «Под небом Полесья». Официальная декларация Хинича о намерении издавать подобную газету была направлена старосте Пинского повета Полесского воеводства 12 октября 1931 г., при этом в документе указывалось, что газета будет содержать информацию экономического, общественного и культурного характера, что издание будет «стоять на почве польской государственности» и что местом издания будет г. Пинск. В качестве адреса редакции газеты указывалась улица Пилсудского, 17 [3].
Спустя два дня после получения данной декларации староста Пинского повета В. Болдок направил 14 октября 1931 г. полесскому воеводе В. Костек-Бернацкому конфиденциальное донесение, в котором характеризовал редактора будущей газеты П. Хинича как активиста русских организаций, принимавшего участие в выборах в сейм в 1928 и в 1930 гг. и как корреспондента русской виленской газеты «Наше время». Особое внимание староста обращал на крайне опасное, с его точки зрения, стремление Хинича расширить «с помощью газеты» свое влияние на местное сельское население. По словам бдительного польского старосты, свою агитацию среди населения Хинич проводит «в национально русском духе» [3].
В своем следующем донесении полесскому воеводе от 28 октября 1931 г. пинский староста сообщал о том, что первоначально он «не препятствовал» Хиничу в организации его издания, поскольку это, по словам старосты, могло бы создать впечатление у местного русского общества об административном преследовании русской национальной жизни со стороны польского правительства, тем более, что Хинич декларировал намерение стоять на почве польской государственности. «По этим соображениям я принял решение, не препятствуя появлению газеты со стороны властей, уничтожить её путем деструктивных мер… и тем самым навсегда парализовать её существование в будущем» [3], – откровенно делился своими планами с полесским воеводой пинский староста.
Содержание и направленность первых нескольких номеров газеты «Под небом Полесья» не могли не вызвать сильнейшего раздражения польской администрации. Так, в статье о населении г. Пинска указывалось, что из 30470 жителей города 19597 составляют евреи, 7249 – поляки, остальные – русские, к числу которых газета отнесла «белоруссов, украинцев и великоруссов» [12: 1]. Таким образом, белорусы и украинцы вполне в духе западнорусизма трактовались газетой как составная часть единого русского народа, что было совершенно неприемлемо для польских властей. Немалую озабоченность местной польской администрации, судя по всему, вызвало и опубликованное на страницах газеты сообщение её редакции о том, что успех издания «превзошел все наши ожидания… В первый же день мы приобрели весьма значительное число подписчиков. В редакцию нашу ежедневно поступают приветственные и сочувственные письма…» [12: 1].
Второй номер газеты «Под небом Полесья» в рубрике «Из польской печати» знакомил своих читателей с содержанием публикаций польской прессы о положении населения в восточных воеводствах Польши. Так, по словам газеты, краковское издание «Илюстрованы Курьер Цодженны» в одной из своих публикаций «горько жалуется, что русские переполняют учительские должности в польских школах на Восточных Кресах, и поэтому призывает живые силы польского общества и молодых учителей идти работать на Восток – туда, – с тонкой иронией замечала газета «Под небом Полесья», – где, по его словам, дикое московское хозяйничанье, насилия Муравьева и большевизм уничтожили приобретения целых польских поколений» [12: 2]. Редакция «Под небом Полесья» предпочла благоразумно воздержаться от прямой полемики с польскими изданиями, однако содержание польских публикаций излагалось и комментировалось на страницах газеты с нескрываемой иронией и сарказмом.
Крайне раздражающей для польских властей, судя по всему, стала статья о предстоящей в Польше переписи населения, опубликованная в третьем номере газеты. Констатировав, что «для нас, русских, предстоящая 9 декабря сего года всеобщая перепись населения … будет иметь огромное значение», газета самокритично замечала, что «русские теперь, при польской власти, являются гораздо менее устойчивыми национально, чем были поляки даже в самую тяжелую для них пору национальных и религиозных преследований» [13: 1]. В связи с этим газета призывала своих читателей указывать в ходе переписи в качестве родного только русский язык: «Пусть же каждый русский знает и помнит, что указания агентам по переписи языка русского (rosyjskiego) как родного не является чем-то маловажным, а исполнением долга перед лицом национальных и культурных интересов русского меньшинства в Польской республике» [13: 1].
Постоянная борьба за сохранение русского языка, русской культуры и общерусской идентичности была центральной темой газеты. В статье «О самом больном» редакция газеты обращалась к актуальной и весьма болезненной теме стремительно растущей полонизации русского населения в Польше. «Как это ни печально, но даже там, где не исключена возможность воспитания по своему усмотрению, в среде состоятельных, имущих русских, нередко польский язык и польская книга доминирует в ущерб русской, – отмечала газета и, обращаясь к родителям, призывала, – изучение и знание польского языка не должно вести к забвению своего родного языка – русского… Не забывайте, что, теряя русскую речь, ваши дети одновременно с этим теряют свою национальность» [13: 2].
Редакция газеты «Под небом Полесья» стремилась всячески популяризировать русские культурно-просветительские проекты и инициативы в межвоенной Польше, используя для этого самые разные информационные поводы. Так, в четвертом номере газеты подробно сообщалось об открытии при отделе Русского благотворительного общества в г. Барановичи русской начальной школы, а также курсов русского языка при ковельском отделе Русского благотворительного общества. При этом редакция газеты выражала надежду, что и «пинский отдел РБО, являясь представителем местной русской общественности, не останется в долгу и употребит все усилия для создания какого-либо русского очага, откуда бы подрастающее поколение наше могло бы черпать силы для своего национального и духовного роста» [14: 1].
Судя по содержанию публикаций газеты «Под небом Полесья», русские культурные мероприятия пользовались большой популярностью среди жителей Пинска разных национальностей. «Кружком русской молодежи города Пинска устроен был 6.XI. в театре братьев Гольцман благотворительный концерт-вечер. В программу вечера вошли: оперетка «Иванов Павел»…, затем хор балалаечников и первое публичное выступление пинских поэтов. Кроме того – танцы до утра, – сообщала газета 15 ноября 1931 г. – С художественной и материальной стороны вечер вполне удался и привлек много публики, среди которой были представители польского общества, а также немало еврейской молодежи» [13: 2]. Примечательно в этой связи, что по официальной статистике в 1930 г. население Пинска составляло 30470 человек, из них около двух третей (19597) евреи, 7249 – поляки и остальные – русские, к числу которых редакция газеты «Под небом Полесья» относила «белоруссов, украинцев и великорусов» [12: 1].
Большое место на страницах «Под небом Полесья» уделялось довольно резкой и в целом обоснованной критике русской интеллигенции в межвоенной Польше. Среди многочисленных грехов русской интеллигенции газета, в частности, отмечала «отсутствие русского патриотизма, самооплевание, неумение ценить великие достижения русской культуры, равнодушие к своей святой Вере… Но самым тяжелым грехом ее надлежит признать неумение в тяжелых условиях жизни на чужбине, в рассеянии, сохранить свое национальное русское лицо» [15: 1].
Анализируя положение русского населения в межвоенной Польше, газета проводила любопытные параллели с германизацией чехов в Габсбургской империи и с полонизацией западнорусской шляхты в Речи Посполитой после Брестской церковной унии 1596 года. «Чешское возрождение начала 19 века было сильно затруднено тем, что чехи фактически не имели интеллигенции: она вся после Белой Горы онемечилась. То же относится к литовской и русской шляхте, после Брестской унии совершенно ополячившейся… Теперь мы являемся свидетелями аналогичного явления, – констатировало «Под небом Полесья», – наши русские богачи, как у нас на Полесьи, так и везде в Польше – стесняются своей родной речи, зачастую отвечают по-польски своим же русским…, не говоря уже о том, что не только пальцем о палец не ударят, чтобы помочь немногочисленным самоотверженным русским общественным деятелям в тяжелой, жертвенной национально-русской работе, но живут вдали от живого биения пульса русской жизни и предпочитают польскую среду и польское общество – обществу русскому. Такая позиция нашей имущей интеллигенции является подлинным предательством по отношению к русскому делу, русской культуре, русскому народу» [15: 2]. Сетовала газета и по поводу традиционных русских пороков, сожалея, что «наше обычное русское разгильдяйство, наша лень, наша национальная обломовщина мешают выдвинуться хоть нескольким русским людям с инициативою, с энергией и умением прилежно и самоотверженно работать» [17: 1].
Подготовка к проведению очередной переписи населения в Польше в декабре 1931 г. актуализировала интерес редакции газеты «Под небом Полесья» к механизму проведения переписей и к этнонациональной политике польских властей на территории Полесья в целом. Особое внимание газета уделил феномену новых национальностей «полешуков» и «тутэйших», обнаруженных предыдущими польскими переписями на территории Полесского воеводства. По ироничному замечанию газеты, о существовании подобных народностей ранее «не догадывались историки и этнографы ни польские, ни русские» [16: 2]. Так, по данным переписи населения, проведенной польской администрацией в 1919 г. в подконтрольных ей белорусско-литовских областях, на территории Полесья было зафиксировано 116965 тех, кто заявил о себе как о «тутэйших»; при этом на территории Виленского воеводства их число составило 37089, а на территории Минщины – 37927 [22: 31].
Примечательно, что явление «тутэйших» и «полешуков» было характерно в основном для сельской местности; в крупных городах перепись таковых не зафиксировала. Любопытно, что последующие переписи населения в Польше указывали на постоянный рост «полешуков» и «тутэйших» на территории Полесья. По данным переписи 1931 г. число «полешуков» на территории Полесского воеводства составило уже 710870 человек или 63.1% от общей численности населения Полесского воеводства [4].
В отличие от польских чиновников, склонных объяснять появление «полешуков» и «тутэйших» исключительно низкой степенью национального самосознания местного восточнославянского населения Полесья, не способного отнести себя к какой-либо из общепризнанных национальностей, редакция газеты «Под небом Полесья» усматривала одну из главных причин данного явления как в весьма прозаических текущих политических факторах, так и в особенностях этнокультурной политики польских властей. По словам издания, в ходе переписи население часто не могло или по каким-либо причинам не желало причислить себя к известным национальностям. В ответ на вопрос о национальной принадлежности местные жители часто отвечали, что в составе России «они были русские; перешли под Польшу, стало быть, стали польские»; при этом счетные комиссары в данном случае охотно указывали польскую национальность [16: 2].
Газета обоснованно подчеркивала, что «большую роль в этом «самоопределении» сыграли сами переписчики своими наводящими вопросами, своей субъективною пристрастностью к известной народности» [16: 2]. Тем самым издание прозрачно давало понять, что официальная численность поляков на территории Полесья искусственно завышена властями за счет местного непольского населения.
Комментируя широко распространенное нежелание местного населения отнести себя к общепринятым национальностям и самоопределение его значительной части как «тутэйших» или «полешуков», газета не без иронии замечала: «Хитер наш полешук! Исторические условия многих веков заставили его таким быть. Скажи, что русский, подумают: а, мы большевики! Время-то было – 1921 год, память о товарищах была очень свежа и еще недавно действовали на Полесьи «карные» военные отряды… Население Полесья во время первой переписи не открыло полностью своего настоящего национального обличья, выявило очень слабое национальное самосознание и показало, что оно так или иначе хитрит по тем или иным причинам; что полешук остался «себе на уме». …Об интеллигенции можно сказать то же самое. Иные записывали себя не так, как говорило их внутреннее национальное чувство, отчасти и страха ради, отчасти и оттого, как иные говорили: «стыдно быть русским после всего, что произошло, Русь осрамилась» [16:2]. Подводя итог своим рассуждениям об итогах польских переписей населения, газета, намекая на далекую от идеальной национальную политику официальной Варшавы, заключала: «Перепись даст только тогда верные сведения о национальностях, если все народности будут уверены, что они равноправны и им нечего бояться…» [16: 2].
Примечательно в этой связи, что критика переписей населения в полесском регионе межвоенной Польши, озвученная на страницах «Под небом Полесья», в известной степени разделяется и авторитетными польскими историками. Так, Е. Томашевский обоснованно отмечал, что перепись 1921 г. была отмечена целым рядом недостатков и прямых фальсификаций; при этом зачастую национальную принадлежность той многочисленной части населения Полесья, которая не могла либо не хотела сама определить свою национальность, определяли в основном сами счетные комиссары, разумеется, чаще всего в пользу польской национальности.
Судя по всему, польские власти по тактическим соображениям были заинтересованы в поддержке местной «полесской» идентичности, поскольку это могло быть использовано как инструмент для противодействия распространению у населения Полесья русской, белорусской или украинской идентичности. Примечательно в этой связи, что в подготовленной одним из чиновников управления Полесского воеводства аналитической записке о национальных группах на территории Полесья в 1931 г., говорилось, что «население Полесья, ведущее свое происхождение от древлян, не имеет ничего общего с теми племенами, которые положили начало русскому или украинскому народу… Археологические и антропологические исследования показали, что физический тип древних обитателей Полесья и современных полешуков серьезно отличается от типов русского и украинца. Наконец, язык современных полешуков содержит многочисленные особенности, чуждые русскому, украинскому и белорусскому языкам, и не может считаться диалектом данных языков. По отношению же к украинскому и белорусскому языкам он может быть с полным основанием признан равноправным с этими языками» [5]. Таким образом, некоторые польские чиновники, по сути, выступали сторонниками и даже идеологами существования отдельного полесского народа, отличного от русских, белорусов и украинцев, что, разумеется, полностью соответствовало политическим интересам Варшавы в данном стратегически важном регионе.
Продолжение следует…
