Tuesday, February 18, 2025

Поглощение унии латинством и решение “униатского вопроса” митрополитом Семашко

Распоряжения императора Павла I на официальном уровне гарантировалось существование унии в Российской империи. В 1798 г. наряду с Полоцкой были образованы две новые униатские епархии – Брестская и Луцкая, а в 1810 г. была особо выделена четвертая – Виленская (митрополичья) епархия.

Однако вся эта структура, по мнению императоров Павла I и Александра I, была частью организации Католической церкви в России. В высшем органе ее управления – римско-католической духовной коллегии, которую возглавлял католический Могилевский митрополит, – представители униатской иерархии до 1805 г. не имели даже своего отдельного представительства и находились в подчиненном положении. Католическое духовенство, опасавшееся, что ситуация с унией вновь изменится в пользу православия, развернуло миссию по негласному обращению униатов в латинский обряд. Вследствие этого только в 1801-1802 гг. в чистое католичество вместе со своими священниками перешли 200 тыс. униатских прихожан.

Перевод в латинство совершался не только проповедью духовных лиц, но и принуждением со стороны местных помещиков-католиков, заявлявших, что если унии не быть, то пусть крепостные переходят в латинский обряд. Так, униатский священник Клуевский сообщал своему старшему (минскому благочинному Позняку), что «помещичьи дворы с угрозой бить батогами приказали крестьянам переходить в латинский обряд»[1]40.

Есть все основания полагать, что, несмотря на все правительственные запрещения, процесс обращения униатов в латинство продолжался не одно десятилетие. Так, в 1826 г. с униатской стороны было инициировано разбирательство по случаю перехода еще 20 тыс. человек.

Поглощение унии латинством совершалось также изнутри самой униатской иерархии, а именно исходило от базилианского монашества. Здесь было много выходцев из латинского обряда. Так, Брестский униатский епископ Иосафат Булгак, будущий митрополит, получил крещение по латинскому обряду. Число таких людей среди униатского монашества, занимавшего ключевые должности в униатской иерархии, превышало половину. Мало кто из них имел настоящие симпатии к восточному богослужению и традициям. Базилианский орден сосредоточил в своих руках большие материальные средства: 50 с небольшим монастырей с 700 монахами в литовско-белорусских губерниях владели 12 тыс. крепостных и капиталом около 800 тыс. руб. В то же время 1,5 тыс. униатских священников обеспечивалось за счет простых прихожан и 250 тыс. руб. капитала. В начале XIX в. финансовое обеспечение одного униатского монаха почти в 10 раз превосходило материальную обеспеченность одного приходского униатского священника.

В таких условиях первой задачей униатской иерархии стала защита своей паствы от обращения в латинство. Выданные папами буллы в защиту униатов оказывали в этом отношении мало эффекта, т.к. на них не обращало внимание польское духовенство. Поэтому униатский митр. Ираклий Лисовский решил искать более действенную поддержку у русского правительства, аргументируя тем, что униаты имеют вид господствующего в России исповедания, т.е. православия. В 1805 г. он добился учреждения для униатов отдельного департамента в католической духовной коллегии. В окружном послании 1806 г. униатский митрополит потребовал поминать имя императора раньше имени папы римского, говоря, что «обряд наш есть тот же самый, который содержит господствующая Греко-Российская Церковь. Ибо мы (т.е. униаты) одного будучи народа и одного языка с православным русским»[2]41. Митрополит старался не только о восстановлении в униатских церквей традиционных православных иконостасов и славянского богослужения и пения, но также об образовании будущих приходских священников. Для этого он учредил в Полоцке в 1807 г. духовную семинарию на 50 воспитанников. Заботы Лисовского продолжал еще некоторое время его преемник на Полоцкой кафедре архиеп. Иоанн Красовский.

В 1817 г. униатскую иерархию возглавил митр. Иосафат (Булгак), бывший Брестский епископ. По должности он почти всегда проживал в Петербурге, поэтому в Брестской епархии приобрел значение священнический совет («капитул»). Члены этого капитула в 1819 г. предложили министру народного просвещения проект, в котором предлагали закрыть малолюдные базилианские монастыри, а освободившиеся средства направить на обучение священнических сыновей, в частности, открыть для этого семинарию в Жировичах. Это предложение встретило резкий отпор со стороны базилианского ордена и до времени осталось без внимания правительства.

Так постепенно обострился нерешенный «униатский вопрос»: уния даже в условиях российского правления продолжала поглощаться латинством, во главе униатской иерархии удерживал свои позиции монашеский орден базилиан – все это клонилось к конечному превращению унии в форму чисто латинского исповедания. В среде наиболее образованного униатского духовенства в то же время не только была осознана нужда в развитии духовного образования, но и необходимость сблизиться с православием, чтобы отгородиться от наступающего латинства. Все это создало необходимые предпосылки для решения «униатского вопроса» еп. Иосифом (Семашко) и его единомышленниками в 1839 г.

Православным не пристало стыдиться за деятельность пастырей- воссоединителей, как сказано в Св. Писании, свеча не ставится под спудом, но на подсвечнике, чтобы светила всем. Жизнь многих священнослужителей того времени можно проследить по архивным документам, существует историческая литература по этому предмету, опубликованы воспоминания. В деле воссоединения униатов участвовало также и правительство, и местные российские чиновники, однако, преимущественно это было дело самих униатских священников.

Брестская уния была явлением противоречивым. С одной стороны, там, где церковное единство декларировалось, т.е. со стороны Католической церкви, некоторое время продолжала существовать настоящая конфессиональная граница: униатов отличало от остальных католиков православное богослужение, язык, даже существовал запрет перехода униатов в латинский обряд. С другой стороны, там, где должна была проходить настоящая конфессиональная граница, т.е. со стороны Православной Церкви, униатов отличало только декларативное заявление о единстве с Римским престолом, даже Символ веры употреблялся ими поначалу без католической вставки «и от Сына» (Филиокве). Здесь «граница» оставалась открытой: уния должна была распространяться как можно далее на восток.

Однако с течением времени отличие униатов от католиков латинского обряда стало стираться. В униатском богослужении появились читанные литургии, католический праздник Тела Христова, Символ веры с Филиокве. Из храмов стали выноситься иконостасы, устанавливались боковые престолы, органы и проч. Униатские священники перестали носить бороду как ксендзы, носили одежды западного покроя. Славянское богослужение коверкалось польским произношением, в официальной переписке и зачастую в бытовом общении употреблялся польский язык. Уния стала растворяться в латинстве. Униатские священники приглашались служить в костелах, за ними шла на службы в костелы их паства. В этих условиях некоторые представители униатского духовенства, старающиеся сохранить восточные особенности своего исповедания, направили свои силы на удержание в унии ее православного облика. Из их среды и вышли будущие пастыри-воссоединители.

Выдающееся место среди них занимает, конечно, митр. Иосиф (Семашко), уроженец Киевской губернии. Он был сыном униатского священника, закончил Немировскую гимназию и Главную семинарию при Виленском университете. В двадцать два года Семашко стал священником. Перед молодым человеком открывались хорошие служебные перспективы: он был избран членом униатского правления в католическом департаменте в Петербурге. Здесь он немало способствовал сохранению унии от поглощения латинством. Но знакомство с положением дел в Католической церкви «изнутри» укрепило в нем давние сомнения в ее истинности. Иосиф Семашко решился оставить унию и принять монашеский постриг в Александро- Невской Лавре. Что же пробудило такое намерение в даровитом кандидате на епископский сан? Впоследствии Преосвященный Иосиф (Семашко) вспоминал, какое сильное впечатление произвели на него величественные православные храмы столицы, множество православного народа. Униатские же богослужения походили там на собрания в беседке, а католические – на театральные представления.

«Я давно уже убедился в Православии Восточной Церкви посредством чтения и тщательного разыскания; а между тем принадлежал к Церкви Западной. Я был членом и немаловажным Церкви Русской, хотя и отложившейся от истинного учения; а между тем, по тогдашнему положению Униатской церкви, должен был по необходимости служить орудием окончательного изменения оной в латинскую. Я сердцем и душою предан был России и с нею соединял выспренний идеал моего отечества, почерпнутый в чтении древних; а между тем считался для нее чуждым и принадлежащим неприязненной для нее Польше»[3].

Знаком внутреннего поворота в душе Иосифа Семашко стала Записка о положении унии в России, поданная им директору департамента духовных дел иностранных исповеданий в 1827 г. Автор предложил продуманный ряд мер, которые спасли бы униатов от поглощения польским костелом и вернули бы их в лоно Матери-Церкви. Этот план встретил живое одобрение императора Николая I. Семашко был призван не к монашеской келье, а к реализации своего предложения. В 1829 г. он был рукоположен в епископский сан. Во время присяги он опустил упоминание римского папы.

Общий ход воссоединения был постепенным. Ослаблялась роль держащегося латинской стороны в унии монашеского ордена базилиан. Восстанавливалась православная обрядность, возвращались иконостасы, уставное пение и чтение по книгам московской печати. Обучение униатского юношества отделялось от обучения католического. Управление униатской иерархии было выведено из подчинения католическому департаменту. Епископ Иосиф лично объезжал подведомственное духовенство Литовской епархии, беседовал практически с каждым священником, убеждал участвовать в деле общего воссоединения униатов с Русской Православной Церковью. Священники давали свое письменное согласие. На других униатских кафедрах находились единомышленники Преосвященного Иосифа.

В Неделю Торжества Православия 12 февраля (по старому стилю) 1839 г. в полоцком храме св. Софии состоялось соборное служение высшего униатского духовенства во главе с епископами Иосифом (Семашко), Василием (Лужинским) и Антонием (Зубко). На службе было опущено имя папы римского, а вместо него поминались православные патриархи. Совместная литургия и благодарственный молебен завершили приготовление воссоединения униатов с Православной Церковью. В Полоцке последними поставили свои подписи под соборным решением члены полоцкого духовного управления и семинарии. Подготовленный Соборный Акт заключал в себе выражение единства с Восточной Церковью и желание быть с ней неотступно. К документу прилагался список имен 1305 священников и монахов (на то время это более чем три четверти униатского духовенства), которые дали письменное согласие на воссоединение. В ответном обращении Святейшего Синода Русской Церкви (30 марта 1839 г.) объявлялось о принятии бывших униатов в евхаристическое общение и совершенное единение с православием. Так совершилось достопамятное событие церковной истории: уния, раздиравшая духовное единство Русской Церкви, была упразднена согласным решением самих униатских священников.

Конечно, далеко не все в этом деле прошло гладко. Менее тридцати униатских священников решительно отказались принимать православие, были отрешены от своих мест и высланы в центральные губернии России (жили на правительственную пенсию).

Однако с течением времени воссоединение имело полный успех. В Православие перешло 1900 священников и монахов, 1,6 млн. прихожан. Уния в Белоруссии перестала существовать. Еще несколько десятилетий понадобились для того, чтобы сблизить в обычаях и церковном укладе разрозненную некогда, а теперь единую паству.

Великое, как известно, познается в отдалении. Проходят годы, и время испытывает на прочность дела человеческие. Чем далее в прошлое уходит Полоцкий Собор 1839 г., тем более становится очевидным его значение. Преставились пастыри-воссоединители – в субботу перед Неделею Торжества Православия стала совершаться по ним панихида. С 1840 г. каждый четверг на первой неделе после Пятидесятницы в белорусских епархиях стали совершаться литургии и крестные ходы в память о воссоединении. Традиция была прервана в советский период, но в 2012 г. Синод Белорусского Экзархата принял решение восстановить ежегодное поминовение митр. Иосифа (Семашко) и его сотрудников, а в ближайший воскресный день к 12 февраля (25 по новому стилю) служить «благодарственный молебен Господу Богу в память о даровании духовного единства белорусскому народу».

Полоцкий Собор 1839 г. в истории православия на белорусской земле сохраняет свое значение. Восточное исповедание, которое приняла Белая Русь во время св. Владимира, настолько сроднилось с самим духом народным, что его не могла вытравить никакая католическая миссия. За переход в католичество польские правители давали привилегии и должности, монахи-иезуиты готовы были давать бесплатное образование, но они смогли увлечь таким образом только знать. Горожане, мелкая шляхта, простой народ оставались верны Православию. Тогда было испробовано другое средство к обращению в католичество – уния. Православным было предложено сохранить привычные обряды и язык богослужения, но вероисповедание их должно было стать католическим. Самое печальное то, что именно высшее духовенство – епископы – большей своей частью согласились на церковную унию с Римом в 1595 г. Они действовали самовластно, скрывая свои приготовления. Польское правительство обмануло их, обещая сенаторские должности, польское латинское духовенство с презрением смотрело на них, а паства отвернулась от своих неверных пастырей. До сих пор там, где появляется уния, это мнимое согласие и союз, начинаются споры, стычки, обвинения. То же случилось на белорусской земле. Более двух веков уния разъединяла людей, говорящих на одном языке и имеющих общее этническое происхождение. И достойно замечания то, что именно духовенство, ответственное за духовную жизнь своих прихожан, почти единогласно согласилось вернуться в православие. Впрочем, речь шла не о присоединении некоего стоящего особняком церковного общества. Речь шла о том, чтобы открыто назвать свое исповедание, хранимое под коркой латинства, его настоящим именем. Униатам нужно было, как говорилось в Соборном Акте, не столько восстановить, сколько выразить свое единство с Восточной Церковью и, прежде всего, с Церковью Русской. Дело воссоединения велось не формальным  образом с помощью указов и распоряжений  российского правительства, в действительности готового и далее терпеть унию, лишь бы не было возмущения в крае. К успешному завершению его вели самые образованные и авторитетные униатские пастыри во главе с еп. Иосифом (Семашко). Их подлинное отеческое отношение, учреждение для униатских клириков семинарий и духовных училищ, восстановление в унии православного богослужения с 1834 г. стали прологом Полоцкого Собора. Кротость, умеренность, постепенность, по собственному признанию Преосвященного Иосифа (Семашко), были его постоянными принципами.

В книге Деяний приводятся слова иудейского учителя Гамалиила: «Если это предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его» (Деян. 5: 38–39). И действительно, через двадцать пять лет в ходе польского восстания 1863 г. мятежники вновь позвали в унию бывших униатских священников. За приверженность православию и русскому правительству рассылались угрозы, случались расправы над православными пастырями. Но уния не возродилась. Не смогла она добиться успеха и в 1921–1939 гг. в Западной Белоруссии при покровительстве польского правительства и всех усилиях католических миссионеров. Тогда католики предъявили свои притязания на многие православные храмы, но широко привлечь православных в унию им не удалось. С 1990-х годов в Беларуси вновь стали известны униаты, но у них нет никакой преемственности от униатов былого времени. Деяние Полоцкого Собора 1839 г. стало поворотным событием в церковной истории Белой Руси. Тогда это было обращение к своим духовным истокам, осмысление своей истории. Все это нужно нам и сейчас.


[1] Цит. по: Носко, Михаил, свящ. Униатская церковь в первой трети  XIX века. – Мн. : Свято- Елисаветинский монастырь, 2014. – С. 38.

[2] Цит. по: Коялович М.О. Разбор сочинения П. О. Бобровского «Русская греко-униатская церковь в царствование императора Александра I» – СПб., 1890. – С. 50.

[3] Иосиф Семашко, митрополит Литовский и Виленский. Записки. – Мн. : Братство в честь святого Архистратига Михаила, 2018. – С. 49.

последние публикации