Аннотация. Личность учителя имела определяющее значение в процессе формирования национальной идентичности восточнославянского населения Подкарпатской Руси. Власти хортистской Венгрии, осознавая данный факт, стремились использовать систему образования в качестве одного из важнейших инструментов этнокультурной инженерии. Их замысел состоял в поддержке локального русинского самосознания, носители которого должны были стать податливым материалом для мадьяризации.
_________________________________________________________
После поэтапного включения территории Подкарпатской Руси в состав Венгрии (ноябрь 1938 г., март 1939 г.) усилиями идеологов новой власти постулировался тезис о культурной самобытности русинского населения края, чуждости и вредности для них любых прорусских или проукраинских настроений, а также исторической приверженности идеям венгерской государственности и мирном сожительстве с венграми. В межвоенный период, когда регион входил в состав Чехословакии, существовало несколько моделей национальной идентификации местного восточнославянского населения: русофильская, украинофильская и русинофильская. В условиях крайне немногочисленной прослойки интеллигенции в Подкарпатской Руси деятельность школьного учителя часто играла определяющую роль в принятии населением той или иной модели.
Уже 22 ноября 1938 г. на заседании Палаты представителей парламента министр по делам вероисповеданий и образования Венгрии Б. Гоман заявил о необходимости удаления из числа преподавателей «сомнительных и ненадежных с национальной точки зрения элементов», а также о желательности перевода в школы, расположенные на присоединенных территориях, учителей из внутренних регионов Венгрии, особенно если они или члены их семей ранее жили в Подкарпатской Руси. В результате в ряде русинских школ появились учителя, которые совершенно не знали языка местных жителей [1, 16. old.]. Тем не менее, еще в декабре 1940 г. представитель ужгородского окружного военного командования заявлял о вредной работе, которую вели в русинских классах учителя, назначенные при чехословацком режиме. По информации чиновника, число учителей из «коренной Венгрии» достигало 70 %, желательным являлось его увеличение до 100 % [2, c. 226]. В первые дни после установления венгерского господства в классах часто появлялись вооруженные представители жандармерии, которые наблюдали за тем, соответствует ли преподавание школьного материала принципам национальной безопасности [3, 130. old.].
Учителя, открыто выражавшие русофильские и украинофильские взгляды, были освобождены от занимаемых должностей. Остальным было предложено войти в «Учительское товарищество Подкарпатья». Официальным органом этой провластной организации стал журнал «Народная школа». В программной статье данного издания один из активных разработчиков нового идеологического курса Ю. Марина (занимал должности председателя отдела религий и культуры венгерской администрации края, советника регентского комиссара, руководителя подкарпатской секции министерства просвещения правительства Венгрии) отметил, что учителем в Подкарпатской Руси должны руководить две мысли: «верно служить своему бедному, но благочестивому и богобоязненному народу, а тем и нашей общей державе, нашей милой Венгрии». Необходимость ликвидации русофильских и украинофильских объединений учителей чиновник аргументировал следующим образом: «Нет у нас «украинцев», нет и «кацапов», но есть единый русинский народ» [4, с. 2].
Власти предприняли ряд мер для интеграции преподавателей из числа уроженцев региона в систему образования Венгрии. В период летних каникул для них были организованы курсы по изучению венгерского языка во внутренних районах страны. Данные мероприятия подробно освещались в местной прессе [5, c. 2]. В июле 1942 г. учителя из региона приняли участие в организованных Будапештским комитетом народного образования курсах, которые проводились на курорте озера Балатон. Занятия, которые проводились в рамках курса, были направлены на пропаганду идей венгерского патриотизма, что видно уже из их названий: «Венгерская историческая миссия», «Моральный и духовный мир венгерского человека», «Значение и задачи национальной политики» [6, л. 242]. Кроме того, учителя из Подкарпатской Руси периодически принимали участие в ознакомительных экскурсиях в Будапешт. В декабре 1941 г. на ужине в столице Венгрии учителей приветствовал регентский комиссар Подкарпатской территории М. Козма, который обещал «моральную и материальную поддержку» тем учителям, которые будут демонстрировать лояльность венгерскому режиму [7, с. 4]. Практиковался также временный перевод детей из Подкарпатской Руси в школы внутренних регионов Венгрии. В местной периодике подобные случаи позиционировались как очередное проявление русинско-венгерской дружбы, «неделимое единство святостефанской Венгрии». По мнению автора статьи, венгры «обогащали языковые и духовные ценности русинов, что предоставляло им больше жизненных перспектив на территории всего государства» [8, 2 old.].
Слова о равном статусе русинского и венгерского языков в образовательной системе региона оставались скорее пропагандистским приемом. Показательно, например, что в педагогических семинарах для учителей русинского языка, проводимых в ужгородском школьном округе, запрещалось участие венгероязычных учителей [9, л. 141]. Школьное управление ужгородского округа дало поручение руководство начальных школ составить списки одаренных детей, которые нуждались в материальной помощи для продолжения образования в гимназиях. Особо подчеркивалось, что такую поддержку могли получить только этнические венгры [10, л. 176]. Одна из статей в мукачевской газете «Местный житель» («Az őslakó») имела название «Венгерские дети, ходите в венгерские школы!» [11, 2. old.]. Таким образом, в школьной системе на практике вместо взаимообогащения русинского и венгерского культурных потенциалов имело место их жесткое размежевание, что, безусловно, не способствовало конструктивному диалогу между представителями двух этносов.
О мадьяризационной политике в школьной сфере свидетельствуют показания одной из учительниц Подкарпатской Руси, которые вошли в доклад Политуправления Четвертого Украинского Фронта: «Если дети хорошо умели говорить, читать и писать по-венгерски, то они больше могли ничего не знать, все равно успехи школы считались отличными, а учитель был на хорошем счету» [10, л. 115].
В период венгерского господства сокращалось число школ и обучающихся в них детей. Гимназии в Билках и Рахове были закрыты соответственно в 1940 г. и 1941 г. Количество гимназистов в Ужгороде, Мукачево и Хусте в 1941 г. сократилось в 2 раза по сравнению с 1938 г. Также было закрыто русинское отделение Мукачевской средней торговой школы, приостановлено изучение русинского языка в Ужгородской греко-католической учительской семинарии и Ужгородской греко-католической женской семинарии. В течение 1939–1941 гг. было закрыто 5 гражданских школ из 22, существовавших в 1938 г. [13, c. 69–70]. По поручению министра по делам вероисповеданий и образования в апреле 1943 г. А. Бониш и Е. Бернолак проводили инспекцию состояния школьного дела в Подкарпатской Руси. По ее результатом был подготовлен проект реформ с целью значительного увеличения числа школ с венгерским языком обучения. Так, даже в таких крупных городах, как Ужгород и Мукачево было решено оставить лишь по одной начальной школе с русинским языком преподавания. Однако данный проект по ряду причин так и не был реализован [14, c. 394–395].
На школьную систему Подкарпатской Руси в 1939–1944 гг. оказали прямое влияние процессы общественно-политической жизни региона, которые характеризовались пропагандистскими заявлениями представителей властных элит об уникальных возможностях для развития русинской культуры с одновременным усилением мадьяризационного давления на восточнославянское населения края. Демонстрация лояльность венгерскому режиму в такой ситуации становилась необходимым условием для продолжения преподавательской карьеры.
Литература
1. Fedinec C. Fejezetk a kárpátaljai magyar közoktatás történetéből (1938–1991). Budapest: Nemzetközi Hungarológiai Központ, 1999. 128. old.
2. Пропозиції ужгородського окружного військового командовання про необхідність посилення виховання закарпатськой молоді в фашистському дусі // Шляхом Жовтня: боротьба трудящих Закарпаття за національне і соціальне визволення та возз’єднання з Радянською Україною. Збірник документів / голова ред. комісії В. І. Бєлоусов. – Т. 5 (1938 р.–1944 р.). Ужгород: Закарпатське обласне видавництво, 1967. – С. 25–226.
3. Brenzovics L. Nemzetiségi politika a visszacsatolt Kárpátalján 1939–1944. Ungvár: Kárpátaljai Magyar Kulturális Szövetség, 2010. 204. old.
4. Марина Ю. Къ культурнымъ работникамъ родного Края // Народна Школа. Журналъ Учительского Товарищества Карпатского края. 1940. Январь. № 1. С. 1–3.
5. Курсы учителей // Русское слово. 1941. 16 іюля. № 55. С. 2.
6. Государственный архив Закарпатской области (ГАЗО). Ф. 45. Оп. 3. Д. 1524.
7. Экскурсія угро-русскихъ учителей въ Будапештъ // Русское слово. 1941. 15 января. № 4. С. 4.
8. Hogyan tanult meg tiz kőrösmezői ruszin gyermek magyarul // Az őslakó. 1940. Juníus 23. 2. old.
9. ГАЗО. Ф 205. Оп 2. Д. 40. Л
10. ГАЗО. Ф. 205. Оп. 2. Д. 45.
11. Magyar gyermek, magyar iskolába való! // Az őslakó. 1941. Szeptember 21. № 32. 2. old.
12. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 386. Оп. 2. Д. 5.
13. Офіцинський Р. Політичний розвиток Закарпаття у складі Угорщини (1939–1944). Київ: Ін-т історії України НАН України, 1997. 244 c.
14. Пушкаш А.И. Цивилизация или варварство: Закарпатье в 1918–1945 гг. Москва: Европа, 2006. 564 с.
