Аннотация
В статье анализируются позиции участников общественной дискуссии, развернувшейся в Беларуси в первой половине 1990-х гг. Венчал данную дискуссию республиканский референдум 1995 г., большинство участников которого проголосовало, в частности, за предоставление русскому языку статуса второго государственного языка (наравне с белорусским). Основой источников базы статьи стали материалы архивов Беларуси.
_________________________________________________________
Согласно Закону «О языках в БССР», принятому Верховным Советом в 1990 г., единственным государственным языком в Советской Беларуси был объявлен белорусский язык. С этого времени начинается процесс планомерной директивной белорусизации, вызвавший широкую общественную дискуссию. С одной стороны, значительная часть населения республики негативно оценивала резкий перевод системы образования, средств массовой информации на белорусский язык. С другой стороны, представители «национально ориентированной» интеллигенции считали, что белорусизация идет крайне медленно, и приводили проникнутые пафосом аргументы о необходимости «позитивной дискриминации» в лингвистической сфере в пользу белорусского языка.
Представители властных кругов не могли не знать, что большинство населения Советской Беларуси явно не было в восторге от проводимой национально-культурной политики. В марте 1991 г. на заседании Комиссии по национальной политике и межнациональным отношениям Верховного Совета БССР была озвучена аналитическая записка «Язык и национальная политика», подготовленная заведующим отделом социологии общественного мнения Академии наук БССР, доктором философских наук, профессором Г.Н. Соколовым. Согласно данным масштабного социологического исследования, лишь 25 % респондентов считали, что единственным государственным языком в республике должен быть белорусский язык. Чуть больше – 30 % опрошенных – считали, что единственным государственным языком должен быть русский язык (примечательно, что данный вариант решения языкового вопроса на высоком уровне никогда не обсуждался). Больше всего опрошенных – 37 % – высказались за предоставление статуса государственного языка белорусскому и русскому языкам [1, л. 68].
После обретения Беларусью государственного суверенитета дискуссия относительно языкового вопроса значительно оживилась. Большая часть населения Беларуси считала, что этот сложный и деликатный вопрос должен быть решен в холе референдума, сторонники данного подхода присутствовали и в белорусском парламенте. Представители «национально ориентированной интеллектуальной элиты», напротив, считали всенародное обсуждение языкового вопроса путем к катастрофе и трагедии. В различные властные инстанции поступали сотни писем, проникнутых поистине мистическими и эсхатологическими мотивами и свидетельствовавших об очевидной экзальтированности их авторов. Приведем цитату из письма председателя организации «Общества белорусского языка» Заводского района г. Минска Н. Левицкого, направленного в Верховный Совет Республики Беларусь (14 мая 1993 г.): «Решение вопроса о двуязычии, а точнее одного русскоязычия путем простого голосования или референдума – сродни распятию Христа, совершенного Пилатом по требованию несознательного народа. Не распните же на кресте чьих-то политических амбиций родной язык, название которого носит наша страна. Хватит нашему скромному, трудолюбивому народу из-за своей так называемой толерантности расплачиваться самым дорогим – своим языком» [2, л. 46]. Иные же обращения содержали практически неприкрытые угрозы парламентариям, «посмевшим» задуматься над языковой проблемой. Так, телеграмма М.В. Анцыповича (26 октября 1992 г.) содержала следующие пассажи: «Государственным языком должен быть только белорусский. Двуязычие – смерть для белорусов. Передайте парламентариям, что в случае принятия ими закона о двуязычии мы будем защищать свое национальное достоинство всеми доступными средствами. Это навсегда отучит трактовать Беларусь, нашу Родину, как место, где можно мягче спать и вкуснее есть и быть постпредом иностранного государства. Родина и язык – тождественные понятия» [3, л. 80]. Подобные заявления заставляли задуматься о реальности серьезного социального конфликта в стране.
На волне дискуссий создаются инициативные группы по проведению референдума. Парламентарии в снисходительном тоне игнорировали первые предложения представителей общественности. В сентябре 1994 г. Комиссия Верховного Совета по образованию, культуре и сохранению исторического наследия (председатель – Н.С. Гилевич) рассматривала вопросы, предложенные к референдуму инициативной группой во главе с Л.А. Павловичем (денонсация Беловежских соглашений; запрет частной собственности на средства производства, в том числе на землю; наделение русского языка статусом государственного языка наравне с белорусским; государственная символика). Последний из вопросов был сформулирован более чем компромиссно, шла речь не о смене символики, а об открытом публичном обсуждении этого вопроса: «возвратиться к рассмотрению вопроса о государственной символики (поскольку он был решен без проведения общественного обсуждения)» [4, л. 68]. Члены Комиссии, очевидно, решили, что не нуждаются в оценках «несознательной народной массы». В постановляющей части протокола заседания Комиссии содержалась традиционно пафосная формулировка: «В юридически-правовых отношениях перечисленные в заявлении вопросы инициативной группы неприемлемые, так как требуют отмены отдельных статей Конституции республики. В общественно-человеческом плане – аморально и даже преступно ставить под сомнение правомерность того, что закреплено в Конституции государства (его независимость, символика и др.)» [4, л. 65].
В марте 1995 г. Комиссия Верховного Совета по образованию, культуре и сохранению исторического наследия рассматривала возможность проведения референдума по вопросам, предложенным Президентом А.Г. Лукашенко (равный статус белорусского и русского языков, государственная символика, экономическая интеграция с Россией, возможность Президента досрочно приостанавливать полномочия Верховного Совета в случае систематического или грубого нарушения последним Конституции государства). Председатель Комиссии Н.С. Гилевич, видимо, понимал, что большинство населения поддержит инициативу Президента: «Если ввести русский язык в качестве второго государственного, то понятно, белорусский язык снова будет в упадке. Любой чиновник откажется от использования белорусского языка, и никто не сможет его заставить сделать это» [4, л. 106]. Предложенные к рассмотрению вопросы были инициированы Главой государства, а не «несознательным населением». Очевидно, «народные избранники» уже не могли просто отмахнуться от представленных на рассмотрение вопросов, как делали это ранее, поэтому заседание Комиссии приняло вид упражнений в словесной эквилибристике. Н.С. Гилевич отметил, что проведение референдума нецелесообразно «именно в сегодняшней ситуации, когда экономика нашей страны в упадке» [4, л. 106]. Сложная экономическая ситуация не мешала парламентариям регулярно включать в повестку дня такой «важнейший» для страны вопрос, как переименование Минска в Менск. Любопытны рассуждения Л.П. Борщевского: «Сам вопрос поставлен некорректно, спекулятивно. Что значит равный статус? Русский язык, как и белорусский, в Конституции имеет свой статус. Какой из них выше – вопрос» [4, л. 106]. Тезис о якобы равном статусе языков до 1995 г. не выдерживает критики и является очевидной демагогией. Большинство заседаний Комиссии первой половины 1990-х гг. представляло собой «разоблачение» «нерадивых» руководителей, журналистов, педагогов и т.п., плохо знавших белорусский язык или недостаточно преуспевших в его насаждении.
В это же время вопрос будущего референдума обсуждался на заседании ученого совета Института языкознания Академии наук Беларуси. Большинство филологов (А.И. Подлужный, И.И. Лучиц-Федорец, А.А. Кривицкий и др.) выступило против референдума. В традиционном ключе спекулятивно утверждалось, что никакой директивной белорусизации не было. Возможное придание русскому языку статуса государственного языка тенденциозно трактовалось как «доведение русификации до конца» (И.И. Крамко, А.А. Кривицкий и др.) [5, л. 6–11]. А.И. Подлужный совершенно необоснованно ставил знак равенства между государственным языком и фактом суверенитета страны: «Думали, объявим язык государственным, а исполнять будем, что захотим? Государство то у нас суверенное. А суверенное государство должно проводить суверенную политику. Ну, объявим русский язык государственным. А учебники будем писать сами или ждать, пока напишут в России»? [5, л. 10–11]. Осторожное несогласие с мнением коллег высказал только А.И. Журавский: «Как научное учреждение мы должны учитывать пожелания людей. А они говорят об обратном (о поддержке официального двуязычия – авт.). Известно, что все насильственное вызывает отторжение» [5, л. 10].
Республиканский референдум состоялся 14 мая 1995 г. За придание русскому языку равного статуса с белорусским проголосовали 83,3 % избирателей, за введение символики нового образца (вместо бело-красно-белого флага и герба «Погоня», которые использовались коллаборантами в годы Великой Отечественной войны) – 75,1 %, за поддержку действий Президента Республики Беларусь, направленных на экономическую интеграцию с Россией, – 83,3 %, за право Президента досрочно прекращать полномочия Верховного Совета в случаях систематического или грубого нарушения Конституции – 77,7 %. «Национально ориентированная» интеллигенция своей нарочитой гиперболизацией языкового вопроса (в форме признания доминирующих позиций за белорусским языком) продемонстрировала полную оторванность от народа Беларуси, выбравшего приемлемую для себя модель национально-культурного развития.
Литература
1. Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 968. Оп. 1. Д. 4090.
2. НАРБ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 4966.
3. НАРБ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 4965.
4. НАРБ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 4051.
5. Центральный научный архив Национальной академии наук Беларуси. Ф. 8. Оп. 1. Д. 425.
