Теперь обратимся к тому, что же, собственно, представляет собою черносотенное движение в своем историческом происхождении и идейном строении? И прежде всех исследований и выяснений ещё раз обратим внимание, что духовными руководителями, вождями черносотенства был ряд великих святых во главе с монахами – людей святой праведной и подвижнической жизни, подлинных христиан с одухотворённой душой, просвещённым умом и наполненном любовью сердцем, которые неотлучно пребывали в Церкви Христовой, а в них самих обитал Святой Дух.
Посему, несомненно, черносотенство является боговдохновенным учением и общественным движением, своего рода постоянным общенародным русским Крестным Ходом, олицетворением Святой Руси.Которое и ныне возрождается, несмотря на все чинимые ему препятствия, и в котором одном – единственное упование Руси и всего православного и славянского мира, а с ними – и всего человечества. Если бы не оно, то в нынешнем состоянии и векторе эволюции человечества (во всей его «многополярности») и самой Руси беспрепятственное установление глобального царства антихриста и исполнение Апокалипсиса – вопрос самого кратчайшего срока.
Разумеется, это не значит, что среди святых черносотенцев и особенно среди множества участников черносотенных объединений не было разногласий, споров и даже конфликтов, а также необдуманных поступков, в которых проявляла себя повреждённая грехом природа человека. Точно также это не значит, что среди участников (в том числе активных) черносотенных объединений и движения не находилось людей с дурным характером и манерами, которые ими же и нарушали сами христианские принципы движения. Такое постоянно случается и в самой Церкви Христовой – в её земной, ещё борющейся и страждущей части. Но это никак не ставит под сомнение истинность и правоту ни черносотенства, ни всей Церкви в целом.
За нулевую точку историко-идеологического разворачивания общественно-политического движения черносотенства примем ту, в которой её обнаруживают его противники – прозападные революционные прогрессисты: период революции 1905-1906 гг. Согласиться можно и с тем, что возникло оно в тот момент – в качестве «реакционной силы», а именно: стихийного народного (притом во главе с дворянской интеллигенцией) сопротивления революционной волне, которая выплеснулась на улицы в то время и захватила немалую часть простого народа, но поднималась в среде дворянской ещё со времен наполеоновских войн и декабристского восстания, дополняясь последствиями либеральных реформ 1860-х, но свой исток обнаруживая в революционной петровской эпохе. Революционный дух и движение в России всегда тенью следовали за реальными ошибками и изъянами Российской Империи, но направлялись всегда не на них, а как раз на всё здоровое и исконно русское в ней.
Само понятие черносотенства было применено к указанному движению – как экзоним с закрепившимся негативным оттенком – его противниками, революционными и эволюционными прогрессистами-западниками. Подобным образом и именование его идейного предшественника славянофильства было проецировано на его представителей оппонентами из того же лагеря. Это понятие западники – либералы и марксисты – употребляли не только и не столько в смысле наводящих страх «карательных отрядов царизма», сколько, – в своем традиционном пренебрежительном ключе, – в синонимии с лапотничеством, посконностью, косностью (в одном ряду с «рабством и холопством» или с рождёнными их же ипостасью украинства «ватниками» и «колорадами» – в честь генетически черносотенной георгиевской лентой), пытаясь придать русским охранителям ауру архаичности, мракобесности, дремучести, грубости, «грязности», неподатливости «прогрессивным либеральным» реформам.
В своей глубинной сущности всё было как раз наоборот: именно прозападные прогрессисты представляли собою технократическую версию мракобесного и даже варварского неоязычества (гротескно явленного в украинских националистах, также мнящих себя эталоном европейской культурной утончённости), в то время как черносотенцы были рыцарями света Нового Завета, не боявшихся преобразований, но лишь согласующихся с высшими началами и без надрыва. Сами же участники черносотенного движения восприняли это своё презрительное именование от врага, но зеркально обратились к его исконному смысловому образу, изъяв из него пренебрежение к народной русской старине и воплощённым в ней высоким идеалам.
Духовные и идейные основы русского черносотенства были, конечно, заложены задолго до становления антиреволюционного черносотенного движения. Как говорилось ранее, оно наследует всей русской православно-патриотической (консервативной) мысли XIX века, также возникшей из реакции на засилье и само существование западничества (с питавшим его масонством как антихристианской церковью Запада) в русском высшем сословии и в целом в духовной, интеллектуальной, культурной и политической жизни России.
Но это – лишь первый уровень наследования. Самые корни черносотенства уходят далее, вглубь русской истории – к Крещению Руси святым равноапостольным князем Владимиром и многовековому созиданию христианского русского народа, его духовных идеалов, уклада и быта. Если выразить суть одним словом, то черносотенство – это общественное движение за Святую Русь, которой предначертано пройти сквозь века сильных бурь и крушений, но паки возрождаться, светить и сохраниться до самого конца истории.
Смысловые корни понятия «чёрной сотни» имеют строгую научную основу и глубокое ценностное значение. Таких смысловых корня – два, притом, уходя вглубь истории, они прорастают в современность и тесно связывают исторические явления и события древности с современными – как революционной эпохи начала XX века, так и происходящего в наши дни. Для высвечивания сущностного перекликания прибегнем к приёму перекрестного использования понятий, связывающего эпохи и гомогенные области общественного бытия.
«Чёрными сотнями» были самоуправляемые общины городских ремесленников и торговцев (в городских посадах и слободах) средневековой Руси периода её духовного и общественного расцвета (до реформ по западному образцу в XVIII веке, включая личное закрепощение крестьян), к которым примыкали черносошные крестьяне – также живущие общинным укладом. Существенной характеристикой первых и вторых был их тягловый характер – исполнение возложенного на них государственного долга (в виде налогов и разного рода работ), воспринимаемого как послушание и вклад в общегосударственное дело.
Таким образом, понятийно соотнося черносотенство с самыми яростными борцами против него – большевиками, – его классовую основу исторически составляет простой трудовой народ, который в рамках революционной доктрины было принято называть «трудящимися» (создателями материальных благ) в отличие от якобы всех прочих «праздно-паразитарных эксплуататоров». Веками эти трудящиеся образовывали коммуны (communa – лат. община) и самоуправлялись на профсоюзно-советской основе (притом реальной, а не декларативной), но только исповедовали и практиковали принципы не атеизма, материализма, классовой борьбы, разрыва исторической преемственности и революционного переустройства мира, но противоположные им древнерусские мировоззренческие и организационные начала, заложенные при Крещении Руси. И руководимы они были не партией, а Божьей Церковью, исповедуя не космополитизм, а патриотизм – конечно, с добродушием ко всему человечеству.
Иными словами, историческое черносотенство – это было то на практике, в жизни, что большевики сулили простому русскому народу на словах, но в реальности лишали этого народ, который имел его как раз в многовековой самодержавно-патриархально-общинной Руси.
Однако, у черносотенного движения был и второй архетип, произрастающий из первого и переходящий от сословного аспекта к ценностному и притом в конкретно-историческом опыте. Между Крещением Руси и революционными потрясениями начала XX века имело место одно из величайших испытаний в истории русского народа – Смута начала XVII века, поставившая православное русское государство перед угрозой уничтожения. Спасение было достигнуто молитвой и исповедничеством русских подвижников во главе со священномучеником Патриархом Гермогеном, и подвигом тех самых «черных сотен» податно-тяглового трудового народа во всесословном ополчении под водительством посадского мещанина Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского, освободившем Москву и всю русскую землю от польской оккупации (вдохновлённой папским престолом и его псами-иезуитами) и соборно восстановившем русское православное самодержавное государство.
Именно к этим «чёрным сотням», которые благословил святой Патриарх, и возводили себя черносотенцы начала XX века, верно определив происходившее как новую Великую Смуту. Последняя, в итоге, безмерно превзошла свою предшественницу 300-летней давности и не завершилась и по сей день. Не менее яркий образ черносотенства явила собою в эту же эпоху и Западная Русь, находившаяся в оккупации той же самой Польшей и стоящей за ней католическо-ренессансной цивилизацией Запада, – в лице знаменитых православных братств: к этому феномену мы вернёмся позже.
Черносотенство народного ополчения Минина-Пожарского, помимо прочего, попирает сами идеи классовой борьбы на Руси за экономический интерес и интернационального свержения царской власти с установлением демократии при неизбежном господстве в ней компрадорской партийной или иной олигархии. Подъём черносотенства в начале XX века как раз и происходил в условиях напора тех же самых глубинных и экзистенциальных врагов России (теперь уже как никогда мощнейшего). Снятие соответствующего фильма в 1939 году сталинской властью по сценарию В.Б. Шкловского послужило знаком несколько запоздалого признания патриотически настроенной частью коммунистического руководства правоты черносотенного движения как начала XVII века, так и начала века XX-го. Актуальность аналогичных осознания и признания не утрачена и в настоящее время.
Продолжая межвременную перекрёстную историческую аналогию, отметим, что, безусловно, в условиях революционных волнений у черносотенных организаций преобладала охранительно-контрреволюционная направленность активности, проявлявшаяся, в частности, в создании и развитии военно-патриотических объединений. Таковые органично дополняли деятельность законных силовых структур, которые подвергались интенсивной демонизации их как «кровавых пособников диктаторского режима» либеральными и большевистскими революционными сообществами (НКО), в частности, в условиях непрекращающегося со времен «народников» террора против них и членов их семей и невозможностью их оперативного поквартирного выявления в условиях отсутствия в то время легкодоступных для отслеживания социальных сетей и передовых средств оперативной работы.
Подрыв правоохранительной силы имперских силовиков произошел позже только в силу спровоцированной США и Великобританией военной интервенции Второго Рейха (всё с той же стороны Литвы и Польши), которую всецело поддерживали большевики и русофобские националисты (особенно украинские и «белорусские»), негласно же одобряли и либералы, и которая оттянула на себя и большинство членов черносотенных военно-патриотических объединений. Отношение к последним (как и к правоохранительным силам) самозваных борцов за мнимое народное счастье (в современной Беларуси политологически определяемых как «змагары» с ровно тем же духом и его качествами) лучше всего характеризуется ярким их представителем В.И. Лениным: «Отряды революционной армии должны тотчас же изучить, кто, где и как составляет чёрные сотни, а затем не ограничиваться одной проповедью (это полезно, но этого одного мало), а выступать и вооружённой силой, избивая черносотенцев, убивая их, взрывая их штаб-квартиры и т.д. и т.п.». Важно отметить, что численно среди жертв террора против черносотенцев преобладали их аутентичные представители – рабочие и крестьяне.
Однако, несмотря на зарождение черносотенного движения начала XX века в условиях реакции на революционный взрыв, сущность его была отнюдь не реакционна: опираясь на дух и многовековые традиции глубинного русского народа, на Православную Церковь как его сердце, а также на идейное наследие русской консервативной мысли XIX века, черносотенство заключало в себе богатое идейное и политическое наследие цивилизационного масштаба, начавшее раскрываться, но не успевшее это сделать в условиях общего психологического надрыва российского общества той эпохи и бурных политических событий.
Феноменологически, как указывает учёный-специалист по черносотенству Максим Львович Размолодин, «название “Черная сотня” стало собирательным для нескольких десятков союзов и организаций, действовавших на политическом поле России с начала XX века и до 1917 года включительно. Наиболее заметными среди них были Союз русского народа, Русское Собрание, Русская монархическая партия, Союз им. Михаила Архангела и Союз русских людей. Теоретико-познавательная модель черносотенной идеологии во многом идентична таковой же русского консерватизма. Их тождественность обусловлена общностью духовного ядра – защиты православия и национальной традиции. Несмотря на обилие программных установок монархических партий, идейное ядро чёрной сотни было написано на её знамёнах – Православие, самодержавие, народность».
Первой черносотенной организацией научно признаётся «Русское собрание», созданное как раз в относительно спокойных условиях ещё в 1900 году. «Русское собрание» было общественно-просветительским союзом, нацеленным, согласно Уставу, на «содействие выяснению, укреплению в общественном сознании и проведение в жизнь исконных творческих начал и бытовых особенностей русского народа» и выдвигавшим следующие императивы: «самодержавная и неделимая Россия; господствующее положение Православия в России; законосовещательный характер Государственной думы». Среди участников «Русского собрания» «мы видим немало выдающихся ученых, многие из них – с мировым именем, кроме того, в списке Русского собрания множество крупных государственных деятелей». Справедливо сказать, что первым черносотенным объединением был союз православно-патриотической образованной интеллигенции, к которой вскоре стали усердно присоединяться священство и простой трудовой народ, формируя межсословное духовно-идеологическое братство.
Необходимо сразу же развеять и мифологию о малочисленном характере черносотенного движения, которое-де состояло из представителей высших кругов Империи, эгоистически замкнутых на корпоративные интересы, либо из якобы разнузданных люмпенизированных низов. Как раз наоборот: на те и другие (особенно же на уголовников) опирались либеральные и социалистические революционные партии. Напротив, «черносотенные организации были самыми массовыми из всех партий до революции… Если мы возьмём самые скромные цифры, которыми обычно историки оперируют, то черносотенное движение обычно оценивается совокупно примерно в 400 тысяч человек… В кадетской партии в это время состояло около 70 тысяч человек, у эсеров было примерно столько же, как и у большевиков». При этом, превосходя в два раза все оппозиционные политические объединения, вместе взятые, черносотенцы отнюдь не были любимчиками и большинства кругов петербургской бюрократии.
Приводимая Царьградом численность черносотенцев опирается на мнение современного исследователя профессора Ю.И.Кирьянова, здесь же Департамент полиции МВД (который видел свою опору отнюдь не в «крайне правых») насчитывал около 500 тысяч (на основе учёта активных членов), предельные же оценки доходили до 3 миллионов человек: и речь о союзах, возникших буквально только что, на ходу, без каких-либо заказов и разнарядок сверху, и на десятилетие позже либеральных и социалистических партий. К сожалению, хотя численность черносотенных политических союзов и превышала в несколько раз все либеральные и социалистические революционные партии вместе взятые, соотношение между ними среди жителей столичного «петровского окна в Европу», российской интеллигенции в целом и самих высших кругов имперской элиты разительно отличалось не в пользу охранителей.
И уж совершенно абсурдным является образ черносотенцев как неких не то олигархических «придворных преторианцев царизма», не то «маргиналов-погромщиков» или «сатрапских бандитов» (царских хунвейбинов). Достаточно сказать, что даже непосредственными членами черносотенных организаций была значительная часть выдающихся отечественных учёных и инженеров во главе с академиком Д.И. Менделеевым, а также множество выдающихся деятелей художественной культуры во главе с В.М.Васнецовым и М.В.Нестеровым, семьёй покойного Ф.М.Достоевского (признанного безусловным идейным черносотенцем), а уж солидарность с ними выказывало подавляющее большинство русской консервативно-патриотической интеллигенции. Как точно заметил выдающийся современный русский мыслитель и общественный деятель Владимир Осипов, «черносотенную идеологию исповедовало всё население московской Руси до Петра I. Все были черносотенцами. Только потом, с появлением западных влияний, оказалось: взгляды практически всех жителей московской Руси “какие-то не такие”».
Истинно так: черносотенцы – это и есть глубинный русский народ. Это и есть его тайна.
