В 1990-е годы начались этно-гражданские войны на пространстве бывшей Югославии. В Хорватии 30 мая на первых многопартийных выборах к власти пришла ХДЗ (Hrvatska demokratska zajednica) Франьо Туджмана. Одними из первых мер Туджмана были: «подписки о лояльности» сербов новой хорватской власти; массовые увольнения сербов; возвращение усташей-эмигрантов; запрет использования сербской кириллицы; введение новой терминологии, извлеченной аккурат из арсенала НГХ и Ясеновца; новой денежной единицей становится куна (как и во время НГХ); разоружение общин с сербским большинством и нападение хорватских сил на сербов в Пакраце и на Плитвицах, начинаются физические ликвидации сербов[1]. Наконец, в декабре 1991 г. по новой Конституции Хорватии сербы лишены статуса конституционного народа, с этого момента превратившись в национальное меньшинство. По сути, началось наступление новой власти Хорватии, носившей отчетливые неоусташские характеристики, на собственное сербское население и на Югославию.
Главным в хорватском случае всегда была идеология. Именно она позволила реализоваться многовековому «хорватскому сну» о территориях и этнически чистом населении.
Однако весьма примечательно, как именно на первый план хорватской политики вышли ультра экстремистские и самим тем более чем скромные по охвату населения движения.
С появлением первых политических партий в Австрийской монархии в 1860-х гг. первую позицию из трех партий уверенно занимали унионистская (ориентирующаяся на сотрудничество с Будапештом), Народная партия крупнейшего католического Джаковского епископа Йосипа Юрая Штроссмаейра (югославянская и ориентированная на объединение церквей под тиарой римского папы) и созданная в 1861 г. Партия права Анте Старчевича. Главной опасностью для весьма узкого круга загребской политической элиты был венгерская и германская аристократия, соответственно, мадьяризация и германизация, угрожающая растворить и подчинить слабую аристократию Банской Хорватии. В первой половине XIX столетия язык последней – латинский, венгерский и немецкий. Иллирийское движение немца по происхождению Людевита Гая и Югославянское движение также немца Й.Ю. Штроссмайра видели Загреб как центр притяжения югославянских народов, причем Загреб (маленький провинциальный город) мог претендовать на столь серьезную роль, по их мнению, на основе культурного превосходства. Однако культура – это прежде всего язык, являющийся целостной ценностно-мировоззренческой системой народа. Примечательно, что именно сербский штокавский вариант в 1850 г. (Литературный договор) был усвоен Загребом в качестве ведущего фактора собственного внутрисоциального и внешнего югославянского объединения. Без языка, как известно, нет нации, но сербский язык (сербская штокавщина) – это духовный код, исторический опыт и форма сознания сербского народа. Примечательно, что «хорватское возрождение» осуществляется на чистейшем сербском языке, что нимало не мешает рассуждать о «культурно-цивилизационном превосходстве хорватов». Казалось бы, а что тогда остается от понятия «культурное превосходство», более того, от культуры как таковой, что позволяло строить столь мощные региональные проекты типа югославянского объединения? Раз нет национального языка, остается единственный признак – религиозный, это и есть культурологическая матрица, «водораздел наций» согласно определению сербского академика М.Экмечича.
Однако и это не основание само по себе. Карта сербофобии начинает активно разыгрываться Австрией и Венгрией (и в тени Ватиканом) по мере развития сербского национально-освободительного движения, когда Сербия становится славянским Пьемонтом, что особенно опасно для монархии, учитывая, что славяне в ее составе численно почти вдвое превосходят немцев и венгров. В этом геополитическом контексте теории Анте Страчевича о «сербской низшей породе» и «Хорватии от Триглава до Драча», отчетливо отдающие безумием, получают функциональную поддержку Вены и Пешта. Культурологической матрице римо-католицизма придаются требования создания политической нации по формуле «все, кто проживает в Хорватии – хорваты». Соединение сербофобии и политического проекта, подразумевающего обретение новой нацией «исторически принадлежащих ей территорий» становится не просто ветром, а ураганом, выносящим Партию права Старчевича, сменившую ее с 1896 г. Чистую партию права Йосипа Франка (франковцев) и выпестованное ими обоими усташское движение Анте Павелича на вершины «большой политики». Сербофобия стала привлекательным инструментом для «крупной региональной игры» ключевых геополитических игроков. Повторим, что изначально ни старчевичевцы, ни франковцы, ни усташи не были мейнстримом хорватской политики. Более того, политика Нового курса (с 1906 г. – сближение сербов и хорватов) и победы сербов в Первой балканской войне (1912) открыли магистральный путь сербско-хорватского сотрудничества с перспективой объединения югославянских народов вокруг Сербии. Православной Сербии. Св. Престол, возможно, перенося свои преставления, возможно, опасаясь утраты влияния, стал всерьез опасаться перевода в новом государстве хорватов-католиков в православие. Поэтому так настойчиво звучат протесты римско-католического клира, сначала поддержавшего создание единого государства КСХС (помимо прочего, из-за итальянских и венгерских притязаний на Хорватию), против якобы наступления государства на права католической церкви, за которыми скрывался отчетливый собственные католический прозелитизм и интересы Римской церкви.
И тогда в межвоенный период начало усиливаться усташское движение Анте Павелича. Относительно последнего существуют более чем красноречивые донесения из латиноамериканских стран, приютивших хорватских эмигрантов, среди которых началась усташская агитация: «Др. Анте Павелич в хорватской политической жизни был никто и ничто. До войны он был слишком молод для политической деятельности. Когда хорватская интеллигенция… оставила франковскую партию, и к ней присоединяется др Анте Павелич. А эта партия – креатура Вены и Пешта. Ее главная работа – сеять ненависть между сербами и хорватами, всеми средствами заблокировать колесо правильного развития национального сознания. Степан Радич, который был за триализм, и «крестьянский царь», поддерживающий императора в Вене, Матия Губец разбил франковштину на селе. От всей франковштины осталось только вонь как от трупа – ненависть к сербам, ко всему сербскому. Павелич некоторое время был адвокатом в Загребе. На него влияли его товарищи адвокаты. Узнали о его связях с венгерскими шпионами Бильярди, Ивицей Франком, Лаховским, и австрийскими Перчевичем и Саркотичем. Павелич больной человек. Под влиянием своей болезни он в 1921 г. по заданию Венгрии создает террористические ячейки в Хорватии. Хорватский крестьянин сразу отказался от этого «подвига» Павелича: убивать. Он, хорватский крестьянин, политически воспитан на лозунге Радича «Вера в Бога и крестьянское единство». Он не хотел ничего знать о террористических акциях. Хорватское крестьянское движение с полной верой вступило в новое государство, в нем оно нашло все возможности для своего полного развития. На этом крестьянском сопротивлении сломались все попытки Павелича организовать террористические ячейки в Хорватии. Крестьяне его выдавали. И когда стало туго, Павелич скрылся за границей. В итоге Павелич оказался в Венгрии, на которую он и работал. Здесь, в Венгрии, он стал «великим человеком». Его слава выросла еще больше, когда он перебрался в Вену и достигла апогея, когда он оказался там, куда все ведут все дороги – в Риме. Из обычного адвоката, незначительного политика, он получает титул «поглавника». Здесь, в Италии, его приняли с распростертыми объятиями, предоставили виллу в Пияченце, чтобы он себя чувствовал как граф, «конте». Предоставили в его распоряжение лагеря террористов, обеспечили деньгами. Когда он посылал атентаторов для убийства бана Савской бановины, хорвата Перовича, сегодняшнего второго королевского наместника, обещал аттентатору награду в полмиллиона динаров. Откуда такие деньги у обычного адвоката? За убийство Блаженнопочившего короля Александра в Загребе, на Божич 1933 г., опять Павелич обещал награду в полмиллиона динаров. Деньги Павелич тратит направо и налево: на путешествие Елича в Южную Америку, содержание и вооружение разбойничьих лагерей, издание террористических газет, свои поездки и т.п. О таких людях сказал великий английский поэт Бернс: «Мы куплены и проданы английским золотом…». Только вместо английского золота дают горсть итальянских лир и венгерских пенге…»[2].
В социалистической Югославии, в Хорватии, а затем континуально в туджмановской Хорватии усилиями государства реализовывался проект ревизии истории, согласно которому сербы Военной границы автоматически становились «хорватами, воевавшими за австрийского императора», отрицалось физическое существование сербов на территории современной Хорватии. Усилиями государства на хорватской политической сцене в 1990-е оказалось поколение, пронизанное реваншистскими настроениями, глубоко замотивированное пропагандой. Хорваты, особенно молодежь, воспринимали происходящее на основе сильнейших эмоций, как национальный проект, как необходимая мера для завершения строительства независимой Хорватии, в которой сербы просто не могут жить, им «здесь не место», «сербов здесь быть не должно». Пропагандистская машина работала на полную мощь – как настоящая фабрика ненависти[3]. И пропаганда Туджмана воспроизводила образцы модели Старчевич-Франк-Павелич с главной целью обретения «хорватской исторической территории», однако «без низшей расы – сербов». Операция «Молния» стала первой, «Шторм» – второй заключительной мерой для ее достижения.
Из-за военных преступлений, совершенных в ходе действий «Молния» и «Шторм», Гаагский трибунал выдвинул обвинительный акт против бывшего президента Хорватии Франьо Туджмана, однако он умер в 1999 году от онкологии. Генералы хорватской армии Анте Готовина и Младен Маркач были по первостепенному приговору признаны Гаагским судом виновными в участии в совместном преступном предприятии, целью которого было насильственное и постоянное удаление сербского населения из Краины во время и после операций 1995 г. «Молния» и «Шторм», однако по приговору второй степени они были освобождены от ответственности и выпущены на свободу. Проект ослабления и урезания сербского фактора на Балканах (и, соответственно, России), как эстафетная палочка перешел от Австрии, Венгрии и Германии к современной англо-саксонской политике.
Итак, усташство и неоусташство возникло на основе «правашской» ненависти к сербам, ненависти Анте Старчевича и Йосипа Франка, развилось на основе практики Анте Павелича в НГХ и его репризе туджмановской Хорватии. При этом несогласные хорваты также рисковали стать «коллатеральным ущербом», по словам хорватского писателя Горана Бабича, «нет с усташами разговоров, здесь только сила поможет, усташ молчит, за спиной держит нож и только и ждет момент, чтобы его вонзить, вы, сербы, этого никогда не поймете, а хорватам это и в голову не придет, пока усташи на них набросятся, на тех, кто усташами не является»[4]. Однако разлом пролег гораздо глубже, его корнями является католический «натиск на восток», крестовые походы против «схизматиков» и «еретиков» сербов – феномен сопряжения усташства и римско-католической церкви проистекает из духовной и ментальной парадигмы римокатолицизма и геополитических проектов ведущих держав того времени и современности, а не из «Начертания Гарашанина», «агрессивной политики Слободана Милошевича», «Меморандума САНУ» или никогда не существовавшей «Великой Сербии» (или ее проектов в смысле, преподносимом антисербской пропагандой). Усташство неотделимо от истории римско-католической церкви, «откуда произошло, где скрывалось, готовилось и откуда, когда только возникала возможность, следовал сильный и кровавый удар на «подрывной фактор» хорватского государства (сербов – А.Ф.)», а «старчевичевцы проводили систематический, точно осмысленный геноцид над сербами; усташство было… горючим для хорватских масс во время распада титовой Югославии, создания сегодняшнего хорватского государства». Ликвидация кириллицы, устройство хорватского общества на принципах НГХ, изгнание 450 000 тысяч сербов, изъятие их имущества на миллиарды евро, уничтожение следов их векового присутствия на этом пространстве, реабилитация усташства и НГХ – все это самый экстремальный облик нацизма[5], утверждает современный сербский исследователь Р.Дмитрович. Легендарный югославский баскетболист Никола Плачеш в одном из интервью сказал, что «Хорватия больна усташством и поэтому молодежь на спортивных трибунах скандирует «Убей, убей серба!», а не знают, что мы давно уже убиты», имея в виду, что «оставшиеся сербы в Хорватии в большинстве своем воспитывают своих детей как хорватов и гасят последний отблеск свечи православной традиции собственных семей»[6].
Так мечта Старчевича-Франка-Павелича о национально эксклюзивистской Хорватии, точнее, проект Британии, Австрии, Венгрии и Ватикана окончательно реализован в Туджмановской и посттуджмановской Хорватии. Безусловно, роль, пассивность или соучастие в этом процессе сербской стороны исследователям еще только предстоит выявить и осмыслить, тем не менее исторической реальностью стал тот факт, что в современной Хорватии сербский вопрос решен настолько «чисто», как не могло и присниться Третьему рейху в случае с «неарийскими народами».
[1] Дмитровић Ратко Крст на крижу. Београд: Новости, 2016. С. 185.
[2] Фонд 385 «Посланство КЈ у Аргентини – Буенос-Ајрес 1928-1945, 1926-1945». Фасцикла 15.
[3] POSLE RUCKA – Bljesak – Hrvatska teroristicka operacija etnickog ciscenja [Электронный ресурс] // TV Happy. 07.05.2018. URL: https://www.youtube.com/watch?v=gnA7YGv3fS4&t=3842s
[4] Цит. по: Дмитровић Ратко Крст на крижу. Београд: Новости, 2016. С. 333.
[5] Дмитровић Ратко Крст на крижу. Београд: Новости, 2016. С. 192, 200.
[6] Дмитровић Ратко Крст на крижу. Београд: Новости, 2016. С. 196.
