Исследуем иные детерминанты, влиявшие на религиозную жизнь в Речи Посполитой XVII в. Отметим, что помимо фактора «патроната»[1], безусловно, необходимо выделить и откровенные факты гонения в Речи Посполитой – дискриминации по религиозному признаку. Подчеркнем, что в нетривиальной парадигме взаимоотношений православных богословов и государственных институций Речи Посполитой первой половины XVII в. коррелировались как традиции восточнославянской православной культуры, так и наследие западной богословской мысли. При этом православное русское население зачастую позиционировало себя как органичная часть единого польско-русского государства – Речи Посполитой. Возможно, именно существованием подобной уникальной этнокультурной парадигмы и объясняется формирование в западнорусской культуре таких религиозных концепций, которые не являлись релевантными ни для восточнохристианской культуры, ни для западной богословской мысли XVII в. Антонимичные, взаимоисключающие тенденции, с одной стороны – стремление униатских архиереев западнорусского происхождения нивелировать влияние Папы римского, а с другой стороны – стремление русской православной иерархии Киевской митрополии к независимости от притязаний Московского патриархата констатировали уникальность менталитета православного русского сообщества Речи Посполитой данного периода.
В свою очередь польский историк Анджей Гиль подчеркивает: «Православные круги Речи Посполитой не были монолитом, но представляли целую гамму взглядов и установок, которые были обусловлены внутренними сословными или территориальными различиями, совершенно понятными в социально-политическом калейдоскопе страны»[2]. На формирование подобной ментальности оказывало влияние и западнорусское восприятие природы государственности, и сословно-республиканская концепция — стремление к равноправным взаимоотношениям двух народов единого государства, польского и русского. Таким образом, используемая Мелетием Смотрицким теза о «русском народе», как о субъекте правовых отношений в Речи Посполитой, органично вписывалась в конъюнктуру эпохи: «Особа всего народа русского, которому королем его милостью, господином нашим милостивым, это обещание дано». В тоже самое время «культуры Slavia Orthodoxa и Slavia Latina находились в явном противостоянии в силу различных культурологических традиций»[3]. Культурно-цивилизационный контраст являлся следствием постепенного проявления католической экспансии, ставившей, по мере укрепления своих позиций, цели притеснения православных русских общностей, которые вынуждены были развиваться в обстановке религиозной, а следовательно, и культурной дискриминации со стороны государственной власти. «Стремительному истощению православной шляхты способствовала размывания культурологических и религиозных границ русского народа в объеденном польско-литовско-русском государственном союзе»[4]: «Ибо с правами, с обычаями нашими, как светскими, так и особенно духовными, русский народ их милость короли польские в Корону и Великое княжество Литовское инкорпорировали»[5]. Исходя их сказанного, «русский народ в лице пассионарной его части – западнорусской шляхты – стоял перед цивилизационным выбором: либо инкорпорироваться в предложенную систему (с перспективой последующего принятия религиозности титульной конфессии), либо сохранить верность православной Церкви, но при этом, быть пораженным в правах.
В дальнейшем Брестская уния все чаще русским сообществом именуется «фальшивой», видится причиной раздора в государстве: «Пока еще держится полное согласие civilis unionis для защиты целостности отчизны, свобод, прав и вольностей всех трех народов, до тех пор эта кость ссоры, fi ctitiae unionis, из их среды пусть будет выброшена»[6]. И в данном контексте необходимо отметить яркий пример верности православной Церкви западнорусского молодого шляхтича Стефана (Косова)[7]. Будучи дворянином и крупным землевладельцем, он не пытается идти по пути религиозного конформизма с последующим получением преференций для католической шляхты, но сохраняет отеческую православную веру. В дальнейшем, свои литературные, педагогические, организационные таланты Сильвестр (Косов) направляет на защиту православной Церкви от религиозно-конфессиональной и политико-правовой дискриминации в Речи Посполитой[8].
В то же самое время в дополнительном исследовании нуждается феномен интеллектуального и научного-богословского влияния католических теологов на православное научное сообщество Речи Посполитой – определенной интеллектуальной зависимости православной богословской мысли от западного богословия. Данный вид интеллектуально-религиозной экспансии не так очевиден, как факты явного юридического поражения в правах, либо откровенные физические гонения на правослваных. Суть утонченной идеологической борьбы с православной религиозной мыслью составляли не грубые захваты православных храмов и запрет богослужений, но куда более опасные действия – интеллектуальное доминирование и борьба за умы. Тонкая римо-католическая богословская экспансия была не заметна, и от этого более опасна, нежели явные и очевидные гонения. Исследуя полемическую литературу, необходимо отметить важный аспект, который порою ускользает при изучении в исследованиях, посвященных развитию религиозно-философской мысли на западнорусских землях в семнадцатом веке. При внимательном изучении полемических трактатов, необходимо выделить предубеждения и демонстративно высокомерную позицию «католических теологов в отношении православной теологии и православного образования и тот интеллектуальный прозелитизм католических богословов, в частности, иезуитов, обвинявших православных в отсталости православной мысли»[9]. Безусловно, православные богословы Речи Посполитой осознавали, что объективно католический образовательный процесс – исследовательская база, уровень учебного образования – значительно выше только что созданной (опять же, по образцу западных коллегий) Киевской Коллегии. Интуитивно православные богословы ощущали превосходство католической теологии, как науки и, как можно видеть из полемической литературы, невольно подпадали под влияние интеллектуальных изысканий западных богословских школ. Таким образом происходил процесс интеллектуального прозелитизма католического богословия. На изучение данного феномена XVII в. необходимо обратить особое внимание. Как мы отметили выше, яркий пример «интеллектуального прозелитизма католического богословия» – добровольное принятие православными теологами богословского мнения Кассиана Саковича, которое вошло в православное богословие в XVII–XVIII вв. и имеет свои последствия и сегодня (мнение об отсутствии Крови Христа в Чаше во время Литургии Преждеосвященных Даров и, соответственно – отказ в причащении младенцев). Именно после того, как в 1642 году в Кракове было издано сочинение Кассиана (Саковича) (перешедший в латинский обряд бывший православный архимандрит) под названием: «᾿Επανόρθωσις abo Perspektiwa, y obiasnienie Błędów, Herezyey, y Zabobonów, w Grekoruskiey Cerkwi Disunitskiey…» («Исправление, или Раскрытие и обличение заблуждений, ересей и суеверий Русской Церкви…»[10]), «в православный чин Литургии Преждеосвященных Даров были внесены изменения»[11]. Невзирая на то, что критика Саковича априори была несправедлива (т.к. католические теологи сами придерживались мнения, которое критиковал Сакович)[12], тем не менее позиция католика Саковича транслируются у святителя Петра, который фактически перенял позицию католического оппонента, «включив ее в свой труд «Евхологион» 1646 года»[13]. Таким образом, «с 1646 г. впервые западное богословское мнение об не освящении Чаши во время Преждеосвященной входит в православное литургическое богословие, вопреки противоположной святоотеческой мысли XIV века свт. Симеона Солунского»[14]. Данный пример свидетельствует об определенной интеллектуальной зависимости православных богословов на западнорусских землях от латинской теологии XVII в.
Другим аспектом, который детерминировал богословскую мысль на западнорусских землях, связан с конфессиональным непостоянством и толерантностью религиозных предпочтений, невзирая при этом на явную нетерпимость со стороны католичества и униатства в отношении православия. В своем исследовании И.А. Бортик указывает о проблематике толерантности философской и социально-политической мысли Великого княжества Литовского и Речи Посполитой XVII в: «Переходы из одной конфессии в другую были крайне распространены»[15]. Становление и развитие концепции толерантности произошло в границах ренессансного «христианского гуманизма», где основной специфичной и характерной чертой являлся экуменический проект, подразумевавший конвергенцию доктрин христианских конфессий, структурную консолидацию на основе компромиссов и конформизма. Данная проблематика толерантности характерна как для протестантской, так и православной мысли, что, отразилось на белорусской, западнорусской ментальности в целом. В то же время доминирование католической Церкви в исследуемый период обуславливало, в том числе, и отношения протестантизма и православия. В определенные периоды, в условиях религиозного выживания, это приводило к взаимопониманию и взаимодействию христиан различных конфессий, о чем мы указали выше (исследуя этапы развития православной богословской мысли).
Рассуждая о христианских деноминациях, необходимо отметить, что Реформация на западнорусских землях испытала бурное развитие в начале XVII в., после чего последовал довольно быстрый упадок с последующей маргинализацией к концу XVII в.[16]. К этому периоду Реформация окончательно потерпела поражения от Контрреформации, при этом в польской литературе и культуре (после победы Контрреформации) наступает явный литературный упадок, который длился вплоть до начала эпохи Просвещения. Рассматривая деятельность христианских деноминаций на западнорусских землях, необходимо отметить ключевые аспекты их деятельности. Реформация оказывала значительное влияние на развитие книгоиздательства, что, безусловно, содействовало развитию образования, теологии, формированию гимназий, Академий. Например, Академия антитринитариев в белорусском городе Ракове (насчитывавшая до 2.000 студентов) приглашала на обучение не только протестантскую, но православную и католическую молодежь[17]. Философские сочинения таких авторов, как «Иероним Москожовский, Фауст Социн, Анджей Вишоватый, Петр Стоиньский и другие протестантские богословы»[18], сформировали концепцию философской мысли социниан, базирующуюся на фундаменте рационализма и религиозной терпимости. Впоследствии эти труды «оказали значительное влияние на философию Джона Локка, а также на концепцию североамериканских колоний»[19]. При этом религиозно-философская и социальная концепция «отделения церкви от государства и принципиального нейтралитета государства в вопросах религии в Конституции США были заимствованы из Раковского катехизиса социниан»[20]. Любопытно, что даже такой защитник православия, как князь Константин Острожский[21], в свое время, покровительствовал социнианам[22].
В то же время, исследуя вопрос о религиозной терпимости, стоит привести мнение украинского исследователя А.В. Горовия, высказанное в труде 2014 г. «Сильвестр Косов – забытый митрополит»[23], где автор утверждает следующее: «Сильвестр Косов – защитник православия, принципиальный оппонент попытке окатоличения Украины и, вместе с тем, гуманист, который один из первых, вместе с Юрием Немиричем, Иваном Выговским и Иваном Богуном предлагал и отстаивал идею религиозной терпимости и свободы вероисповедания еще в ХVII веке»[24]. По мнению исследователя: «Это обстоятельство и повлекло к замалчиванию личности Косова на протяжении многих веков»[25].
В связи с чем возникает вопрос о степени «религозной терпимости» митр. Сильвестра. Являлся ли митр. Сильвестр религиозно толерантным человеком, как это утверждает исследователь А.В. Горовий[26]?
Прежде всего под сомнение необходимо поставить отождествеление идей митр. Сильвестра и русинского магната и протестанта Юрия Немирича, который являлся антитринитарием и придерживался арианской концепции. При этом трактат митр. Сильвестра «Апология» как раз и посвящен критике протестантизма и, в частности, арианства. Также далеки от толерантности высказывания об униатском архиерее Рутском, которого автор «Апологии» прямо величает «клеветником»[27]. Исповедующих арианство владыка Сильвестр прямо называет «еретиками», которых проклинают на первой неделе Великого Поста[28]. Также яркой нетерпимостью в отношении униатов необходимо охарактеризовать действия архиеп. Сильвестра при изгнании униатского архиерея их Холмской епархии, где архиеп. Сильвестр дал указания о применении силы в отношении архиерея-униата[29]. Таким образом, утверждения украинского исследователя А.В. Горовия о «толерантности и религиозной терпимости Косова» стоит признать ошибочными.
В тоже время необходимо подчеркнуть, что христианские деноминации в Речи Посполитой поражались в правах (хотя и в разной степени)[30], как и православная Церковь, что также детерминировало богословскую мысль данного периода. Что касается гонений в отношении православных христиан, то жестокость и притеснения не могли не «препятствовать развитию православного богословия в условиях гонений. Необходимо отметить, что именно в XVII в. в контексте сохранения православной религиозности и национальной русской идентичности православная Церковь столкнулась с необходимостью реформы духовного образования для адекватного ответа интеллектуальной экспансии католического богословия и сохранения православной ортодоксии»[31], в чем активно и проявил себя Сильвестр (Косов) и др. западнорусские богословы. В жестких условиях межконфессионального противостояния православная преподавательская корпорация духовных школ смогла преобразить духовное образование, что позволило православной теологии убедительно защищать православие на интеллектуальном уровне.
Таким образом, православная интеллектуальная элита XVII в., невзирая на политическую дискриминацию и гонения в Речи Посполитой, смогла противостоять сначала унии и протестантским деноминациям, а затем и католическому интеллектуальному прозелитизму.
Подводя итог сказанному, необходимо выделить основные детерминанты, которые оказали принципиальное влияние на развитие православной богословской мысли в XVII в. и обозначить следующие аспекты. Основной опасностью, по нашему мнению, являлись не только явные гонения в отношении православных со стороны униатов и католической церкви[32], но и попытки искажения догматического православного учения в контексте определенного «преклонения» перед высокоразвитой интеллектуальной экспансией со стороны католической богословской мысли. В настоящем исследовании данный феномен XVII в. назван «интеллектуальным прозелитизмом католических богословов».
Помимо интеллектуального прозелитизма католического богословия, также важно отметить следующее:
- Поражение в правах православной Церкви и редукция прав, лишение юридического статуса в связи с признанием только униатского духовенства.
- Дискриминация и гонения в отношении православных институций и верующих.
- Уход ряда православных интеллектуалов и шляхты в католичество.
- Распространение христианских деноминаций.
- Толерантность и конфессиональная индифферентность при переходе из православия в униатство и католичество.
- Принятие (по всей видимости, неосознанно) «отдельных богословских мнений латинского богословия, в результате интеллектуального прозелитизма католического богословия.
Однако, невзирая на гонения, православная мысль не находилась в статичном состоянии. В 1620 г., после восстановлении Иерусалимским патриархом Феофаном III православной иерархии Киевской митрополии, православное богословие получило новый стимул для своего развития. Как было отмечено выше, несмотря на беспрецедентное давление, будущий митр. Сильвестр начинает свой путь богослова и православного полемиста-интеллектуала именно в этот сложнейший период первой половины XVII века – период начало возрождения Православия на белорусских землях.
[1] Юнгина А. С. Право подаванья в Православной церкви Киевской митрополии. С. 133-141.
[2] Гиль А. Паисий Черхавский – холмский православный епископ (1621-1636) // Православие Украины и Московской Руси в XV-XVII вв. М., 2012. С. 190.
[3] Будзько І. Ул. Старабеларускія пераклады Бібліі: тыпалогія лінгвістычнага мадэлявання на фоне літаратурна-пісьмовых традыцый Slavia Orthodoxa i Slavia Latina / І. Ул. Будзько // Мовазнаўства. Літаратуразнаўства. Фалькларыстыка : даклады беларускай дэлегацыі на XIV міжнародным зездзе славістаў, Охрыд, 10–16 верасня 2008 г. / адк. рэд. А. А. Лукашанец. – Мінск : Права і эканоміка, 2008. С. 42.
[4] Там же.
[5] Verifi catia niewinności // Архив Юго-Западной России. Ч. 1. Т. 7: Киев, 1887. C 349.
[6] Неменский О. Б. Формы русской идентичности у Мелетия Смотрицкого // Власть, общество, культура в славянском мире в Средние века. Славяне и их соседи. Вып. 12., М., 2008. C. 304.
[7] Белявский Н. Сильвестр Коссов митрополит Киевский. С. 244
[8] Беднов В. А. Православная Церковь в Польше и Литве. Минск: Лучи Софии, 2002. С. 128.
[9] Старасценка В. В. Самаідэнтыфікацыя беларусаў у помніках палемічнай літаратуры канца ХVІ – першай чвэрці ХVІІ ст. // Брэсцкая унія 1596 г.: Гісторыя і культура (Тэматычны зб. навук. прац) / Навуковы рэдактар С.А.Яцкевіч. Брэст, 1996. С. 30.
[10] Желтов М., диакон. Новый источник по истории рус. богослужения: кавычный экземпляр «Чиновника архиерейского служения» 1677 г. // ВЦИ. 2006. № 2. С. 235-239.
[11] Там же.
[12] Там же.
[13] Там же.
[14] Афанасьева Т. И. К истории текста литургии Преждеосвященных Даров в слав. рукописной традиции XII – 1-й пол. XIV в. // Опыты по источниковедению: Древневрус. книжность. СПб., 2001. Вып. 4. С. 34-46.
[15] Бортнік I. А. Праблема талеранцыі ў дыскурсе контррэфармацыйнага руху на геакультурнай прасторы Беларусі, Літвы і Полыпчы / 1. А. Бортнік // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия А. Гуманитарные науки. 2005.№ 1. С. 94-102.
[16] Там же.
[17] Социнианство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890-1907. С. 18-20.
[18] Там же.
[19] Там же.
[20] Там же.
[21] Хотеев Алексей, иерей. Отношение князя Константина Острожского к протестантам / Алексей Хотеев, иерей // Материалы 1-й международной ежегодной летней школы молодых ученых «русский язык : горизонты сотрудничества» : сб. науч. тр., Минск, 18–23 августа 2008 г. / редкол. : Т. В. Винниченко, Н. Н. Бедина, Л. В. Левшун. – Архангельск : КИРА, 2009.С. 12.
[22] Социнианство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. С. 18-20.
[23] Горовий А. В. Забытый митрополит Сильвестр Косов / Анатолій В. Горовий. Київ: Наш час, 2014. 224 с.
[24] Там же.
[25] Там же.
[26] Горовий А. В. Забытый митрополит Сильвестр Косов. С. 96.
[27] Sylwestr Kossow, bp. Exegesis, to iest danie sprawy o szkołach kiowskich y winnickich. С. 423.
[28] Там же.
[29] Petruszkewycz, A. S. Swobodnaja Halicko-russkaja letopis s 1600 po 1700 god, Lwow 1874, s. 512.
[30] Беднов В. А. Православная Церковь в Польше и Литве. С. 184.
[31] Там же.
[32] Немшон С. В. Митрополит Сильвестр (Косов). Пастырский путь западнорусского богослова // Церковь. Богословие. История. 2023. № 4. С. 309–317.
