Лужицкие сербы, самый малый славянский народ, в настоящее время проживающий в федеральных землях Саксония и Бранденбург на юго-востоке нынешней ФРГ, является прямым потомком автохтонного славянского населения, занимавшего в раннее Средневековье значительную часть территории современной восточной и центральной Германии.
О коренных славянских обитателях обширной области, простиравшейся в VI-XV веках от берегов Северного и Балтийского морей, низовьев Эльбы и бассейна Майна до нынешней северо-восточной Баварии, сейчас напоминает лишь многочисленная славянская топонимика, сумевшая пережить мрачную эпоху германского нацизма, когда безжалостно выкорчёвывалось всё, напоминавшее о славянском прошлом значительной части современных немецких земель. Названия таких немецких городов, как Лейпциг (Липск), Дрезден (Дрежджаны), Бранденбург (Бранибор), Шверин (Зверин), Плауэн (Плавно), Пирна (Перна), Гера (Гора), Цоссен (Сосны) и многих других имеют славянское происхождение.
Лишь южная ветвь некогда многочисленных полабских славян – лужицкие сербы – сумела сохранить славянский язык и самосознание до настоящего времени. Во времена социалистической ГДР численность лужицких сербов обычно определялась весьма условной цифрой в 100 тысяч человек. По уточненным сразу после 1989 г. данным, количество тех, кто относил себя к серболужицкой национальности, составляло в то время лишь около 67 тысяч человек. При этом число владеющих серболужицким языком не превышало тогда 59 тысяч (Ela 1991: 242-243).[1]
Примечательно, что история сербов-лужичан как никакого другого славянского народа всегда была полна самых пессимистических предсказаний о времени их окончательной германизации. В роли пророков-пессимистов выступали как немцы, так и представители славянских народов. Немецкое общественное мнение нередко рассматривало лужицких сербов как экзотический и при этом совершенно нежизнеспособный анахронизм, дни которого сочтены. Так, в эпоху Реформации в Германии Мартин Лютер был принципиальным противником перевода церковной литературы на серболужицкий язык, объясняя это скорой и неизбежной ассимиляцией лужицких сербов. Убеждая лужицких сербов отказаться от самой идеи перевода Библии на родной язык, М. Лютер еще в XVI веке уверенно предсказывал, что «…через сто лет о лужицком языке не будет и помину» (Моторный, Трофимович 1987: 22) [2].
Значительно позже, уже в XIX в., другой известный немец, Фридрих Энгельс, рассуждая об исторической судьбе некогда славянских земель между Эльбой и Вартой, вообще писал о сербах-лужичанах в прошедшем времени, безапелляционно заявляя: «Эти славянские области полностью германизированы, дело это уже сделано и не может быть исправлено, разве только панслависты разыщут исчезнувшие сорбский, вендский и ободритский языки и навяжут их жителям Лейпцига, Берлина и Штеттина» (Маркс, Энгельс 1957: 297)[3]. Между тем, на «исчезнувшем сорбском языке» тогда говорило более двухсот тысяч жителей Саксонии и Пруссии. Впрочем, ироничное предсказание Энгельса частично сбылось. Антиславянски настроенный основоположник научного коммунизма был бы наверняка удивлен, узнав о том, что некогда чисто немецкий Штеттин после 1945 г. стремительно превратился в польский Щецин, население которого заговорило на языке, весьма близком языку полабских и поморских славян; при этом сия невероятная этноязыковая трансформация произошла благодаря энергичной внешнеполитической деятельности верного марксиста-ленинца товарища Сталина на Потсдамской конференции в 1945 году, когда он, вопреки англосаксам, сумел настоять на передаче «братской» Польше земель немецкой Померании и Силезии… Именно в результате этой щедрости и настойчивости товарища Сталина – отца политических границ нынешней Польши – ранее полностью немецкие Штеттин и Бреслау превратились в польские Щецин и Вроцлав.
Не было недостатка в мрачных прогнозах и со стороны славянских мыслителей. Словак Ян Коллар, вдохновенный певец славянской взаимности и один из самых видных представителей и идеологов славянского национального возрождения, сравнивал судьбу Верхней и Нижней Лужицы с двумя маленькими лодочками, которые еще удерживаются на поверхности бушующего океана германизации, но судьба их предрешена.
Сочувственно-пессимистическое отношение к будущему лужицких сербов высказывали и другие видные представители славянской научной и общественной мысли, в разное время побывавшие в Лужице, среди которых И.И. Срезневский, Л. Штур и другие. В.С. Тимковский, чиновник канцелярии Государственного секретаря Российской империи А.С. Шишкова, побывавший в Лужице в 1814 году, с грустью и пессимизмом отмечал в своем путевом дневнике, что «…наречие сербо-вендское должно умереть и умрет. Но на что ускорять гибель его, – эмоционально восклицал Тимковский, имея в виду свирепую ассимиляторскую политику немецких властей, – на что мешаться в планы природы, на что бременить жестоко народ простой и добрый?» (Лаптева 1993: 29).[4]
Однако, несмотря на обилие пессимистических прогнозов, лужицкие сербы сохранились как этнос к началу третьего тысячелетия, что наверняка удивило бы тех, кто предсказывал серболужицкому народу скорую и неизбежную германизацию. XX век стал самым тяжелым испытанием для сербов-лужичан. Тем не менее, они сумели пережить и две мировые войны, крайне негативно повлиявшие на сам генофонд серболужицкого народа, и жесткую ассимиляторскую политику Веймарской Германии, и период гитлеровского нацизма, когда под запретом находилась не только вся серболужицкая национальная жизнь, но и отрицалось само существование сербов-лужичан, объявленных идеологами нацизма «немцами, говорящими по-вендски».
* * *
Современное славянское население Верхней и Нижней Лужицы является прямыми потомками серболужицких племен мильчан и лужичан, населявших территорию обеих Лужиц в раннее Средневековье. Наряду с мильчанами и лужичанами, серболужицкие области включали и ряд других крупных славянских племён, в том числе хутичей, занимавших области в среднем течении реки Заале (слав. Солава), нижичей (левобережье средней Эльбы), гломачей или далеминцев (области к западу от современного Дрездена), нишан (район современного Дрездена) и некоторые другие племена.
По мнению некоторых ученых, область проживания южной части серболужицких племен захватывала Йизерские и Лужицкие горы, достигая территорию современной Чехии. Серболужицкое происхождение также могли иметь славянские племена дечан и лемузов, которые населяли северные области Чехии и которые с самого начала вошли в состав Чешского государства[5]. Наиболее крупным среди серболужицких племен были собственно сербы с центром в г. Сербище (нем. Цербст), самоназвание которых постепенно распространилось и на все остальные славянские племена в этой области. К северу и северо-западу от лужицких сербов вплоть до побережья Балтийского моря жили многочисленные и воинственные племена лютичей и бодричей (ободритов).
Лужицкие сербы отличались в языковом отношении от соседних славянских племен. На юге серболужицкая языковая область граничила с чешскими диалектами, на севере и востоке – с лехитскими языками, к которым относились языки других полабских славян, а также поморских славян и поляков. На востоке зона распространения серболужицких диалектов доходила до рек Квиса и Бобр на территории современной юго-западной Польши. На севере серболужицкие говоры достигали Кёпеника в районе современного Берлина. На западе и юго-западе серболужицкая языковая область распространялась вплоть до реки Солавы (нем. Заале). Хотя западнее Заале компактно проживавшего серболужицкого населения уже не было, археологические раскопки свидетельствуют о том, что отдельные поселения сербов-лужичан доходили до Майна и северо-восточной Баварии (Stawizny Serbow 1977: 25-26)[6].
Сведения о ранней политической истории сербов-лужичан скупы, немногословны и часто противоречивы. К VII веку относится сообщение так называемого Фредегара о том, что вождь лужицких сербов князь Дерван после поражения франкского короля Дагоберта в 631 г. присоединился к первому западнославянскому государству Само, ядро которого, судя по всему, находилось на территории современной Чехии.
В 806 г. часть серболужицких племен была объединена князем Милидухом, воевавшим с франками Карла Великого, которые стремились в это время покорить проживавшие к востоку от саксов славянские племена. В ходе этой войны ярко проявилась свойственная всем полабским славянам хроническая разобщенность и склонность к междоусобицам. Так, серболужицкое племя гломачей, не входившее в объединение племен под главенством князя Милидуха, не получило от него поддержки в своей войне с франками. Еще ранее, в 789 г. часть серболужицких племен оказала военную поддержку своим будущим врагам франкам в их войне против славян-велетов.
Во время решающего сражения лужицких сербов с франкским войском в 806 г. у Горы (нем. Гера) князь Милидух был убит. После его гибели серболужицкий союз племен распался; значительная часть лужицких сербов была покорена франками. В ходе военных действий войска Карла Великого дошли до земли мильчан на территории современной Верхней Лужицы, захватив и разрушив их главную крепость Будишин (нем. Баутцен). В результате завоевательных походов франков была образована обширная Сербская марка и охранявший ее пограничный пояс Лимес Сорабикус (Limes Sorabicus), состоявший из длинной линии соединённых между собой укреплений, тянувшихся от Магдебурга через Галле и Эрфурт до Регенсбурга в Баварии.
С окончательным распадом империи Карла Великого и образованием восточнофранкского королевства сербам-лужичанам в ходе ряда восстаний в 60-70 гг. IX в. удалось освободиться. Во второй половине IX в. лужицкие сербы вместе с соседями-чехами на короткое время вошли в состав обширной и мощной Великоморавской державы и, как полагали некоторые историки, испытали определенное влияние восточного христианства и церковно-просветительской деятельности Кирилла и Мефодия. Славянские просветители приобрели большую популярность в Лужице; впоследствии их именами назывались серболужицкие церковно-просветительские общества.
В 897 г. серболужицкие племена вышли из зависимости от Великой Моравии, которая вскоре пала под ударами кочевников-мадьяр. К началу X в. относится последняя вспышка наступательной активности сербов-лужичан – в 906 г. племя гломачей (далеминцев) вместе с мадьярами, пришедшими к ним через Моравию и Силезию, совершили совместное успешное нападение на соседнюю Саксонию. Однако уже с 921 г. немецкий король из саксонской династии Генрих I Птицелов в союзе с баварцами начинает постоянные наступательные военные действия против своих славянских соседей, включая не только лужицких сербов, но и чехов. К 932 г. ему удалось полностью подчинить племена мильчан и лужичан и добиться от чехов признания их вассальной зависимости от Германии. Одна из самых кровавых страниц покорения полабских славян немцами связана с именем маркграфа Геро, который в 939 г. пригласил 30 славянских племенных вождей на пир, где они были коварно убиты. Это событие стало впоследствии одним из излюбленных сюжетов серболужицких литераторов, использовавших его в качестве яркой иллюстрации германского вероломства в отношении славян.
К концу X в. были покорены все серболужицкие племена. В 983 г. северные славянские соседи лужицких сербов в лице ободритов и лютичей подняли успешное восстание, в результате которого им удалось освободиться от немецкого господства почти на двести лет ( вплоть до 1147 г.). Серболужицкие племена, за исключением мильчан, не приняли участие в этом восстании. В отличие от своих славянских соседей с севера, сербы-лужичане так и не сумели создать сколько-нибудь сильных и устойчивых государственных образований.
Тем не менее, именно лужицкие сербы в конечном счете продемонстрировали большую способность противостоять ассимиляции, чем лютичи и ободриты, хотя они и были покорены немцами на двести лет раньше. Одна из причин этого феномена заключалась в особенностях географического положения серболужицких племен. Хотя по занимаемой площади и численности населения племена мильчан и лужичан уступали воинственным лютичам, бодричам и другим полабским славянам, относительная удаленность и географическая изолированность территории Лужицы, а также меньшая воинственность лужицких сербов привели к тому, что основной военный натиск немецких феодалов в рамках общегерманского «Drang nach Osten» был направлен в первую очередь на лютичей и ободритов, занимавших среднее и нижнее течение Эльбы. Благодаря этому обстоятельству области, населенные мильчанами и лужичанами – предками современных лужицких сербов – смогли консолидироваться в экономическом отношении и позднее интегрироваться в феодальную систему завоевателей как более или менее устойчивая социально-экономическая единица.
Как полагал чешский славист З. Богач, более спокойные политические условия позволили мильчанам и лужичанам успешно провести внутреннюю колонизацию и образовать относительно большой и, несмотря на различные диалекты, достаточно однородный в языковом отношении регион, в котором оставалось немного места для более поздней немецкой колонизации (Boháč 1993: 11).[7] Немецкие колонисты, которые начали активно проникать на территорию Лужицы уже с конца XII – начала XIII вв., в основном занимали малонаселенные склоны лужицких гор в чешско-лужицкой пограничной области и селились в возникавших тогда городах. Со временем поток немецких колонистов возрастал. В ходе масштабной сельской колонизации в XIII-XIV вв. были постепенно германизированы лужицкие области, граничившие с Нижней Силезией и Северной Чехией, которые к тому времени также были в основном германизированы.
Именно в это время были колонизированы немцами и горные области Северо-Западной и Северо-Восточной Чехии, что положило начало существованию богемских немцев, за которыми в начале ХХ века постепенно утвердилось название «судетские немцы». В результате данных колонизационных процессов «возник обширный немецкий пояс, отделявший лужицких сербов от чехов. Одновременно вся Лужица постепенно приобрела немецкую окраску» (Kapras 1927: 11)[8]. По приблизительным подсчетам, к концу XIII в. на территорию Лужицы переселилось около 150-200 тысяч немецких колонистов из внутренних областей Германии.
Продолжение следует…
[1] Ela L. Zwěsćowanje nałožowanje rěče // Rozhlad, 1991. № 41. Budyšin. S. 242-243.
[2] Цит.по: Моторный В.А., Трофимович К.К. Серболужицкая литература. История, современность, взаимосвязи. Львов, 1987. С. 22.
[3] Маркс К., Энгельс Ф. Собр.соч. Т.6. Москва: Государственное издательство политической литературы, 1957. С. 297.
[4] Цит.по : Лаптева Л.П. Русско-серболужицкие научные и культурные связи с начала XIX в. до первой мировой войны. Москва, 1993. С. 29.
[5] Frinta A. Lužičtí Srbové a jejich písemnictví. Praha, 1955. S. 12.
[6] Stawizny Serbow. Zwjazk I. Wot spočatkow hač do lěta 1789. Budyšin, 1977. S. 25-26.
[7] Boháč Z. České země a Lužice. Tišnov-Budyšin 1993. S. 11.
[8] Kapras J. Lužice jako menšina. V Praze, 1927. S. 11.
