Культурным рубежом в противостоянии для Литовской Руси и Руси Московской стали 1380-е гг. События, произошедшие буквально в течение менее чем 10 лет, расставили всё на свои места. Русские земли, находящиеся под контролем Орды, накапливая силы, задумывались над тем, чтобы из-под этого контроля выйти. В этом же была заинтересована и Литва, но только в случае, если она станет освободителем. Литве первой представился случай разбить ордынцев. Это произошло в 1362 г. в битве на реке Синие Воды. Тогда войска великого литовского князя Ольгерда одержали победу, но эта победа не решила глобальной проблемы зависимости русских княжеств от Орды и выплаты русскими землями дани. Ольгерд вынужден был спешить, поскольку эффективная московская политика всё более и более укрепляла Московское княжество. Понимая, что Москву нужно как-то остановить в её стремлении к доминированию, Ольгерд провёл против неё три больших похода и ряд мелких, но основной цели – ослабления Московского княжества – он не достиг. Великое княжество Литовское не смогло стать объединителем русских земель к моменту серьёзного усиления Москвы.
Москва перехватила инициативу объединения в 1380 г., разбив ордынские войска и их союзников в битве на Куликовом поле. Как писал Л.Н. Гумилёв «На Куликово поле пошли рати москвичей, владимирцев, суздальцев и т.д., а вернулась рать русских, отправившихся жить в Москву, Владимир, Суздаль и т.д. Это было началом осознания ими себя как единой целостности – России» [1]. То есть после Куликовской битвы русский народ стал чувствовать себя единым не только в культурном, конфессиональном, этническом, историческом плане, что было и ранее, но и в территориальном. Земли разных русских княжеств вновь стали восприниматься как нечто общее, пусть и с разными князьями во главе регионов. После Куликовской битвы Москва стала бесспорным идеологическим лидером в деле объединения. Победа на Куликовом поле стала тем спусковым механизмом, с которого объединительные процессы пошли быстрее, поскольку оформился реальный центр объединения.
Литва в этом процессе более заботилась о своих интересах, чем об общерусском единстве, т.е. правивший в то время великий князь литовский Ягайло мыслил скорее локально-рационально. Он поддержал ордынскую сторону в Куликовской битве, но его дружины по каким-то причинам не успели на Куликово поле [2]. Куликовская битва расколола литовскую элиту. Ведь Ягайло поддержал иноверцев-ордынцев, выступивших против православных русских. Тем более, что некоторые представители литовской элиты, в частности Андрей Полоцкий – сводный брат Ягайло и претендент по литовский трон – сражался на стороне московского князя Дмитрия Ивановича. Хотя, можно предполагать, что у Андрея тоже были свои политические расчёты, например, получить поддержку московского князя Дмитрия в борьбе за литовский престол. Кроме Андрея Полоцкого на стороне великого князя московского Дмитрия Ивановича в Куликовской битве участвовали и иные выходцы из Литовской Руси – брат Андрея Полоцкого Дмитрий, воевода Дмитрий Боброк-Волынский родом из Литовской Руси и т.д. В битве также участвовали полки Великого Новгорода, наместником в котором в то время был литовский князь Юрий Наримантович. Таким образом, в 1380 г. Ягайло своей политикой подчеркнул, что Литва больше не имеет морального права на собирание русских земель. Ведь он повёл православное в своём большинстве литовское войско на помощь врагам православного московского князя. Куликовская победа была положительно оценена Православной Церковью, являвшейся определённым эталоном правильности, что также не способствовало восприятию Литвы как объединителя русских земель.
Кроме того, стоит учитывать и представление о любом событии через призму религии, что было характерно для того времени. Жизнь средневекового человека протекала в религиозном обрамлении. Мистика и библейские сюжеты искались и находились буквально во всём. Легенды о конце света и событиях, предшествующих ему, создавали возможность искать в современном мире признаки приближения Судного дня. История Московского княжества очень удачно накладывалась на библейские трактовки. Так, в 1257 – 1258 гг. на Руси произошла перепись населения ордынцами. В народной традиции это событие стало считаться началом «ордынского плена», который вызывал ассоциации с «вавилонским пленом». Согласно библии, «вавилонский плен» длился 70 лет. Через 70 лет после ордынской переписи великим князем владимирским стал московский князь Иван Данилович Калита. Этот князь разными путями, в том числе и не очень гуманными, смог добиться нескольких десятилетий затишья для Руси. В его правления ордынцы прекратили массовые набеги на русские земли. Владимирский престол Иван Калита получил через 70 лет после начала «ордынского плена». Сам Иван Калита считал идеалом царя Соломона и старался во всём подражать ему. Это подражание также вызывало ассоциации с библейскими мотивами. Русские летописи сообщают о 40 годах спокойствия во время правления Ивана Калиты, в христианстве число 40 является сакральным и означает 40 дней искушения Иисуса Христа в пустыне, а также с цифрой 40 в русском православии связаны Великий и Рождественский посты. Таким образом, 40 лет спокойствия воспринимались средневековым человеком как время накопления сил перед трудными свершениями. В Житии византийского святого Андрея Юродивого последним царем, с которым связано спокойствие на земле, называется Иоанн. Этот последний царь назван в Житии «царём нищих», а над его городом покровительствует Богородица. Иван Калита славился тем, что часто раздавал милостыню и совершал другие подобные поступки. Его забота об обездоленных вызывала в памяти у средневекового русского человека образ «царя нищих» – последнего правителя накануне страшных потрясений. Также во время правления Ивана Калиты в Москве культ Богородицы стал основным. И ещё одно совпадение, которое в народной эсхатологии имело библейское измерение, – покровителем великокняжеской семьи являлся Архангел Михаил – тот, который согласно библейской традиции вступит в последний бой с нечестивым народом «агарянами». Примерно так воспринимал православный человек того времени иноверцев-ордынцев. Именно московским князьям предстояло выйти на последнюю битву с «агорянами», чтобы библейские сюжеты получили законченное оформление в представлении средневекового русского человека. Таким образом, среди православного населения до которого доходили вести о московских деяниях, складывалось сакральное представление о московских князьях, как об избранных [3].
Великий литовский князь Ягайло своим стремлением прийти на помощь ордынцам мог рассматриваться православным населением Руси, в том числе и Литовской Руси, как борец против Архангела Михаила, т.е. сторонник «агарян». Видимо, Ягайло понял, что борьбу с московским князем, он проиграл. Поэтому великий литовский князь сделал ставку на Запад. Идеологический проигрыш Ягайло на восточном, русском направлении должен был компенсироваться победой на западном. Переговоры польских послов с литовским князем привели к тому, что Ягайло становился польским королём, одновременно оставаясь великим князем литовским. Получение польской короны было связано с некоторыми условиями, касавшимися балтской части Литовского княжества, – литовские язычники были крещены в католическую веру. В православном государстве появилась конфессия-оппонент, исповедовавшая близкую догматику и верящая в одного и того же Бога. После заключения в 1385 г. Кревской унии Литва окончательно потеряла моральное право быть собирательницей русских, т.е. православных земель. Несмотря на очень сильные изначально позиции православной аристократии, католическое влияние, поддержанное великим князем, и личная уния Литвы и Польши постепенно вели к унификации западнорусской и польской культур или, более точно, к постепенному перетеканию западнорусской культуры в польскую. Необходимо отметить, что перетекание западнорусской культуры в польскую происходило в основном в элитарной среде и позже в городской. Сельское же население, составляющее подавляющее большинство населения Великого княжества Литовского, продолжало сохранять русскую культуру. Сам Ягайло, имевший православное имя Яков, для получения польской королевской короны перешёл в католицизм и получил имя Владислав. Так у православного Великого Княжества Литовского появился католический правитель. Однако изначально православная элита отнеслась к смене веры великим князем достаточно спокойно. Во всяком случае, прямых выступлений против этого никто не проводил.
Пожалуй, последним серьёзным заявлением Великого княжества Литовского о себе как о Руси Литовской была восточная политика великого литовского князя Витовта. Активный, умный и циничный политик, Витовт в борьбе за литовский престол сделал ставку на Русь. Он выдал дочь замуж на наследника московского престола, заручился поддержкой православной элиты в Литве и добился от Ягайло возможности занять литовский престол. Получив желаемое, Витовт не остановился и продолжил русскую линию в своей политике, но теперь направленную уже не на поиск союзников, а на доминирование в регионе. Он вмешивался в дела Великого Новгорода, даже сумел сделать посадниками своих ставленников. Он влиял на московскую политику через свою дочь – мать малолетнего московского князя. Он захотел на формально юридических основаниях заявить своё право на владение всей русской землёй, получив ярлык татарского хана (правда беглого) на великое княжение владимирское. Однако вся политика себя не оправдала. Новгородский посадник не смог удержать очень богатый Великий Новгород в подчинении литовскому князю. Московский князь подрос и сам стал править государством, а войска Витовта, стремившиеся посадить нужного хана в Орде потерпели от ордынцев жестокое поражение на реке Ворскла в 1399 г., в результате которого, Витовт был вынужден пойти на сокращение своего влияния в Литве в пользу польского короля. В конце концов Витовт полностью определился с направлениями своих политических предпочтений, после чего русская культура в Литве стала терять статус [4]. Усиление Москвы должно было вызывать опасения литовских князей в отношении бытования в Литве русской культуры, которая духовно была связана с общерусским наследством. Если ранее, при доминировании Литвы, русская культура могла использоваться как иллюстрация к лозунгу объединения всех русских земель под властью Литвы, то теперь для литовских князей она была опасной из-за того, что центром русской культуры стала Москва. События, произошедшие после смерти Витовта, только подтвердили то, что русская и польская культуры не смогли создать некую устойчивую смесь. Великое княжество Литовское раскололось на несколько лет по культурно-конфессиональному признаку на два государства – одно стало называться Великое княжество Литовское, а другое – Великое княжество Русское.
Тем не менее, во главе обеих частей расколотого государства стояли князья-католики, но роль православной политической элиты в Великом княжестве Русском была выше, чем в Литовском. Только военная сила и более гибкая политика обещаний помогли вернуть территориальное единство. Великое княжество Русское было присоединено к Великому княжеству Литовскому. Православная элита вновь подчинилась католическому князю, имеющему престол в Вильне. С конца XIV в. польское и католическое влияние в Литовской Руси стало усиливаться. После этого православная элита была вынуждена налаживать своё бытие в новых условиях. И хотя преданность православной шляхты литовско-польскому престолу достаточно часто не вызывала сомнений, эта была преданность вассальная, базировавшаяся на другой, не духовной системе ценностей. Великий князь литовский Казимир IV (1440 – 1492 гг.) вообще отказался от претензий на сбор русских земель, т.е. Литовская Русь окончательно перестала воспринимать себя как один из русских центров. В XVI в. польско-католическое давление на жизнь Великого Княжества Литовского усилилось. В 1569 г. была заключена Люблинская уния, которая окончательно объединила Королевство Польское и Великое княжество Литовское в одно государство – Речь Посполитую, которую сокращённо называли Польшей [5]. В 1596 г. была заключена Брестская церковная уния, по которой Православная Церковь Речи Посполитой переходила в подчинение римскому папе и становилась греко-католической, собственно же православие как конфессия было запрещено. Однако через несколько десятков лет правительство официально было вынуждено восстановить Православную Церковь, но за время гонений она уже потеряла былое могущество. Также русский язык постепенно вытеснялся из сферы официального употребления польским и латинским.
Можно с уверенностью сказать, что на протяжении XVI в. Литовская Русь постепенно превращалась в польскую окраину. Местная элита принимала католичество и перенимала польскую культуру. В Первой Речи Посполитой развился культ сарматизма – специфической идеологии, согласно которой польская элита рассматривала себя как потомков сарматов, которые пришли на территории славян и захватили их [6]. Таким образом, польское дворянство отрицало своё родство с простым народом. Дворянство Великого княжества Литовского также стало перенимать идеологию сарматизма, отрицая своё родство с народными низами. Получилось так, что дворяне-католики Польши и Литвы воспринимали себя как захватчики по отношению к остальному населению, неважно какого вероисповедания это население было. Помимо того эти дворяне воспринимали себя потомками одного народа сарматов, хотя имели происхождение полськое, русское или балтское
Такое положение тянулось до конца XVIII в., когда Речь Посполитая была разделена между более сильными соседями – Россией, Пруссией и Австрией. Земли Западной Руси вернулись в ареал русской культуры и менталитета.
Однако, несмотря на это, подавляющее большинство дворянства на вновь присоединённых землях являлось католиками. Католическое вероисповедание автоматически ассоциировалось с Польшей, поэтому любой католик рассматривался как поляк. А территория, где доминировало польское дворянство, воспринималась всеми как Польша. В XIX в. представление поляков о том, что бывшее Великое княжество Литовское есть часть Польши было настолько сильным, что для поляков существовала естественная формула: «нет Литвы (исторической) без Польши, а Польши – без Литвы» [7]. В период польских восстаний 1830 – 1831 гг. и 1863 – 1864 гг. польское дворянство, стремясь восстановить Польшу, использовало католицизм в качестве идеологической базы антирусской риторики. Однако в 1839 г. произошло воссоединение униатов с православными, что разительно поменяло дальнейшие векторы развития региона. В 1863 – 1864 гг. польские повстанцы убеждали западнорусских православных крестьян в том, что православие является схизмой, и что православные будут гореть в аду, если не перейдут в унию, но эти повстанческие призывы остались без внимания крестьян. Кроме того, польские повстанцы преследовали православных священников, иногда даже убивая их. Однако православное население не поддалось польской пропаганде. Более того, крестьяне-католики зачастую воспринимали помещиков-католиков как своих противников, поскольку реальное облегчение крестьянской участи пришло не от них, а от русского православного императора.
После крушения Российской империи конфессиональный признак стал не таким важным для формирования идентичности. Официальный советский атеизм выдвинул на первый план маркировку по языковым отличиям, а иногда и по диалектным. Однако конфессиональный аспект косвенно учитывался. Белорусский национализм в Советском Союзе был легализован в своей большевистской форме. Носителями иных форм существования белорусского национализма оказались люди, попавшие в эмиграцию. После распада СССР, религиозный фактор опять стал активно использоваться в конструировании идентичностей.
[1] Гумилёв Л.Н. Эхо Куликовской битвы // Огонёк. 1980. № 36. – С. 17.
[2] Существует несколько версий того, почему литовские дружины не успели на поле боя. Одна из них гласит, что в массе православные войны Великого княжества Литовского сознательно саботировали приказы, поскольку не желали сражаться на стороне иноверцев против таких же русских православных дружинников московского князя.
[3] Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционное общество ‒ М.: Алетейя, 2002. – С. 323-325.
[4] Об отношениях русских жителей Великого княжества Литовского к великому князю Витовту см: Мікульскі Ю. Князь Вітаўт вачыма нашых продкаў // Беларуская думка. 2012. № 5. – С. 93-99.
[5] В истории существовало ещё две Речи Посполитых. Та, которая образовалась в 1569 г. получила обозначение Первой Речи Посполитой. Её история прекратилась в конце XVIII в., когда в результате трёх разделов в 1772, 1793 и 1795 гг. её территории вошли в состав Австрии, Пруссии и России. Вторая Речь Посполитая возникла в 1918 г. и существовала до 1939 г. Третья Речь Посполитая появилась в 1989 г. Это название используется в преамбуле польской конституции 1997 г.
[6] Подробнее о сарматизме см: Лескинен М.В. Мифы и образы сарматизма. Установление национальной идеологиии Речи Посполитой – М.: ИСл РАН, 2002. – 178 с.
[7] Цитата по: Турук Ф. Белорусское движение. Очерк истории национального и революционного движения белоруссов. – М.: Государственное издательство, 1921. – 144 с.
