Аннотация
В статье представлена сравнительная характеристика основных стратегий национально-культурной политики в отношении русинского населения со стороны властей Венгрии и Словакии в период 1938–1944 гг. Русины южных склонов Карпат, многие из которых в то время еще осознавали свою принадлежность к общерусскому культурно-цивилизационному пространству, стали разменной картой в игре Будапешта и Братиславы.
_________________________________________________________
В период Второй мировой войны отношения между Венгрией и Словакией, получившей независимость в марте 1939 г., оставались крайне напряженными. Взаимные территориальные претензии двух государств не только становились предметом обсуждения на дипломатическом уровне, но и регулярно озвучивались на страницах официальной прессы. При этом власти обоих стран часто использовали в своих целях феномен нечеткой национальной самоидентификации восточнославянского населения южных склонов Карпат.
Территория Подкарпатской Руси, большинство населения которой составляли русины, после распада империи Габсбургов вошла в состав Чехословакии. В это время местная интеллигенция получила довольно широкие возможности свободного выражения своих воззрений в прессе и публицистике. Интеллектуальные элиты региона представили на суд общественности несколько моделей идентичности местного восточнославянского населения, традиционно именовавшего себя этнонимом «русины». Русофилы трактовали русинов как самую западную ветвь единого русского народа от Карпат до Тихого океана, указывали на огромный духовный потенциал русской цивилизации, к достижениям которой, по их мнению, должны приобщиться русины. Украинофилы считали местное население частью украинского народа с «неразбуженным» украинским самосознанием. Из русофильского направления постепенно выделилось русинофильское течение, считавшее русинов отдельным славянским народом, а не частью русских или украинцев [1, с. 269–270]. Данную схему определения национально-культурных пристрастий жителей Подкарпатской Руси не следует абсолютизировать. Как справедливо отметил русинсит М.Ю. Дронов, в работах историков часто «отмечается тенденция обязательно отнести того или иного деятеля к одной из групп, например, к русофилам или русинофилам. На практике же сделать это порой просто невозможно, так как отдельные деятели могли сочетать, например, русскую и карпаторусскую (часто приравниваемую к русинской) идентичности. Поэтому отнесение к той или иной ориентации объясняется убеждениями и симпатиями современного автора или же господствующими в обществе стереотипами» [2, с. 78–79].
Послемюнхенский кризис чехословацкой государственности предоставил венгерскому руководству реальную возможность присоединения территории Подкарпатской Руси. Это процесс происходил в два этапа: в ноябре 1938 г. по итогам первого Венского арбитража Венгрии отошла территория региона с крупнейшими городами Ужгород, Мукачево, Берегово, а в середине марта 1939 г. после непродолжительных боевых действий венгерские войска заняли оставшуюся часть края. Официальным культурно-идеологическим курсом с этого времени становится концепция «угро-русинизма». В ее рамках утверждалось, что русины являются отдельным славянским народом, который одинаково враждебно относится к русофильским и украинофильским идеям. Русинов и венгров, по мнению официальных идеологов, связывали теснейшие исторические узы. Официальный Будапешт объявлялся естественным покровителем и защитником уникальной русинской культуры, а в менталитете русинов подчеркивалась их традиционная верность идеям венгерской государственности. Приведем один типичный отрывок из официальной прессы тех лет, который во многом отражает сущность официального курса «угро-русинизма»: «Через многие столетия сохранил русинский народ свой язык, свою культуру, обычаи, религиозную принадлежность и под крылом Святой Венгерской Короны мог спокойно существовать. Мог поддерживать связи с братскими славянскими народами, но политически тяготел к тысячелетней венгерской политике. Если русинский народ хочет остаться на шахматной доске народов в дальнейшем значительной фигурой, которой можно сделать и серьезный ход, то должен вступить на ту дорогу, которая есть единственно возможной для русинского народа, т.е. должен высказаться в пользу спокойного сосуществования с венгерским народом… Сохраните древний ваш язык, вашу культуру, и не дайте обмануть вас эмигрантам, которые говорят, что служат интересам народа, а при этом лишь хотят самоутвердиться за ваш счет» [3].
В региональной прессе часто появлялись статьи, призванные дискредитировать в глазах общественности чехословацкий период истории Подкарпатской Руси. Относительная свобода культурной деятельности в этот период трактовалась как «псевдодемократизм» [4], ставший причиной «недоразумений, ненависти, междоусобной брани» [5, с. 2]. По словам И. Кондратовича, активно поддерживавшего венгерский режим, многие местные интеллигенты стали жертвами чешской политики «divide et impera» («разделяй и властвуй») и отказались от своих «материнских традиций» [6, c. 7]. Языковые споры и соответствующее обилие полукодифицированных литературных норм часто сравнивались с «вавилонским смешением языков» [7].
Политика независимой Словакии по отношению к русинскому населению, проживавшему на территории северо-востока страны, характеризовалась в публицистике Подкарпатской Руси крайне отрицательно, часто позиционировалась как логическое продолжение чехословацкого курса межвоенной поры. В прессе часто отмечалась угроза словакизации русинского населения в условиях новой власти: «Чешский шовинизм – скромное деревце в сравнении со словацким шовинизмом, который вырос до сильного дуба»; официальное издание «Словацкая Свобода» в Прешове автор статьи назвал «убогой газетенкой, которая живет все той же глупой чехословацкой идеологией» [7]. Руководство словацкого государства обвинялось в массовом закрытии русинских школ, в прямом терроре против восточнославянского населения, в распространении лживой пропаганды о положении русинов в Венгрии [4]. Логическим продолжением подобных размышлений становились призывы к «освобождению» русинов северо-восточной Словакии и их «воссоединению» с братьями, живущими в Венгрии. Так, и политик Подкарпатской Руси Й. Каминский в одной из своих аналитических статей 1939 г. призывал венгерские власти «прийти на помощь около 200 тысячам русинов, которые все еще томятся под жестоким ярмом шовинистической Словакии» [8, 565. old.]. Подобные требования активно звучали в венгерском парламенте в конце 1940 г., когда обсуждался вопрос присоединения к Венгрии северо-востока Словакии с центром в г. Прешове [9, с. 75].
Позиция словацкого руководства к русинскому вопросу значительно отличалась от курса угро-русинизма, предложенного официальным Будапештом. В частности, утверждалось, что большинство греко-католического населения северо-восточных регионов страны являются этническим словаками, а не русинами. Рупором таких идей стала газета «Словацкая свобода», выходившая в Прешове и публиковавшая соответствующие заметки с завидной регулярностью [10]. Приведем отрывок одной из них: «Восточнословацкие греко-католики, несомненно, являются словаками. В этом может убедиться каждый, кто хоть раз с ними пообщается. Известно, что здесь, на востоке нашей страны, много греко-католиков, которые с большой гордостью и душевным убеждением называют себя словаками и не хотят даже слышать о том, чтобы их причисляли к другому народу» [11, s. 117]. Министр внутренних дел страны А. Мах, резко критикуя активистов русинского движения, заявлял, что «настоящих русинов» в Словакии не более 20 тысяч, остальные же греко-католики являются словаками [12, s. 59].
На страницах «Словацкой свободы» освещалась пропагандистская поездка министра внутренних дел Словакии А. Маха по восточным регионам страны накануне переписи населения. В одном из номеров приводился отрывок из его выступления, в котором в очередной раз подчеркивалась ошибочность представления о греко-католиках Словакии исключительно как о русинах, а вина за пропаганду подобных утверждений возлагалась на отдельных представителей духовенства: «Вопрос идентификации не может решаться греко-католическим священником, который дома говорит по-венгерски и хочет, чтобы каждый его верующий, который не считает себя венгром, называл себя русином» [13]. Атмосфера визита А. Маха далеко не всегда была столь благоприятная, как это изображалось официальной прессой. Интересная информация о выступлении министра в Медзилаборце содержится в аналитической записке сотрудника Венгерской дипломатической миссии в Братиславе, адресованной министру иностранных дел Венгрии И. Чаки: «Когда Мах назвал население словаками, начались крики. Люди кричали: “Мы русины”. Дальнейшая речь Маха была встречена тишиной, некоторые даже бросали камни в его автомобиль» [14].
Продолжение следует…
Литература
1. Шевченко К.В. Славянская Атлантида. Карпатская Русь и русины в XIX – первой половины ХХ в. М.: Regnum, 2011. 414 с.
2. Дронов М.Ю. К вопросу о месте русофильства в национально-культурной жизни русинов Словакии в ХХ столетии // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2010. № 1 (7). С. 77–88.
3. О.Т. Мы хочеме спокойства на Подарпатах // Нова неделя. 1939. 26 марта. № 9. С. 2.
4. Словацька прессова канцелларiя // Нова неделя. 1939. 6 августа. № 26. С. 2.
5. Стойка А. Божiй сынъ днесь народился…! // Нова неделя. 1940. 7 януаря. №. 1. С. 1–2.
6. Кондратовичъ И. Ци треба заосновати на Подкарпатю Науковое Товариство? // Карпатска неделя. 1941. 2 фебруаря. № 4. С. 6–7.
7. Пряшевска Русь под террором словаков // Нова неделя. 1939. 23 юлія. № 25. С. 1.
8. Kaminszky József felsőházi tag a ruszin önkorm (Budapest, 1939) // Iratok a Kárpátaljai Magyarság Történetéhez, 1918–1944. Törvények, rendeletek, kisebbségi programok, nyilatkozatok / szerk.: C. Fedinec. Budapest 2001. 563–568. old.
9. Сальков А.П. Словацко-венгерский национально-территориальный конфликт и международные отношения в Карпато-Дунайском регионе (март 1939 – май 1945 г.) // Российские и славянские исследования. 2012. Вып. 8. С. 68–98.
10. Slovenske grécko-katolícke kázne v Prešove // Slovenská Sloboda. 1941. 4 januára. № 3. S. 1.
11. Kovaľ P. Otázka slovensko-rusínskych etnických hraníc v čase formovania slovenskej štátnosti // Slovensko medzi 14. marcom 1939 a salzburskými rokovaniami / eds. M. Pekár, R. Pavlovič. Prešov, 2007. S. 112–126.
12. Pekár M., Tokárová Z. K postaveniu Gréckokatolíckej cirkvi na Slovensku v rokoch 1939–1945 vo svetle slovenskej historiografie a nemeckých prameňov (sonda do problematiky) // Cirkev v okovách totalitného režimu / eds. J. Coranič, P. Šturák, J. Kopřivňáková. Prešov, 2010. S. 47–62.
13. Minister Mach o chystanom sčitaní ľudu: Nedovolíme využivať ľudu na znepokojovanie a rozoštvávanie verejnosti // Slovenská sloboda. 1940. 10. novembra. S. 2.
14. Magyar Országos Levéltár (MOL). F. K. 63. Cs. 458. Tetel 65.4. 90 old.
