Решение о вхождении населенных карпатскими русинами земель северо-восточной Венгрии (Угорская Русь) в состав Чехословакии на условиях широкой автономии было достигнуто в ходе переговоров лидера Американской Народной Рады угро-русинов Г. Жатковича с Т.Г. Масариком в октябре 1918 г. в США. В ноябре 1918 г. состоялся референдум среди карпато-русской диаспоры США, 67% участников которого поддержали данное решение. 8 мая 1919 г. Центральная Русская Народная Рада в Ужгороде провозгласила вхождение бывшей Угорской Руси в состав Чехословакии в качестве автономной единицы. Процесс установления чехословацкого контроля над населенной русинами областью к югу от Карпат, протекавший в условиях военного противостояния с Венгрией и опиравшийся на Антанту, наложил весомый отпечаток на последующую политику Праги в этом регионе.
Полный контроль Праги над северо-восточными областями Словакии, значительную часть населения которых составляли карпатские русины, был установлен лишь в конце декабря 1918 г., т.е. спустя два месяца после провозглашения независимой Чехословацкой республики. Именно в это время чехословацкие легионы под командованием французских генералов стали занимать населенные русинами северные районы Спишской, Шаришской и Земплинской жуп.
Идеи чехословацкой государственности были поначалу чужды подавляющему большинству местного населения, причем, не только русинам, но и местным словакам. По словам словацкого историка С. Конечного, интеллигенции с развитым словацким самосознанием «было в этой области мало… Чехословацкое государство в северо-восточной Словакии вначале поддерживали лишь единицы; ситуация изменилась только после занятия Прешова 27 декабря 1918 г.» [1, str. 62]. Характеризуя этнокультурную специфику местного населения, чехословацкий этнограф Гусек отмечал в 1925 г., что о полноценном национальном самосознании большинства жителей восточной Словакии нельзя было говорить. По его словам, население северо-восточных регионов Словакии жило «либо семейным эгоизмом, либо региональным патриотизмом, либо племенным сознанием, главными компонентами которого были вера и язык. Только меньшая часть населения развила более широкое национальное самосознание» [2, str. 51].
Особенности административного и национального положения русинов в Чехословакии. Специфика положения русинского населения в межвоенной Чехословакии заключалась в отсутствии обещанного чехословацкими политиками административно-территориального единства населенных русинами областей. Новая административная граница между Словакией и Подкарпатской Русью, начинавшаяся в 2 км. восточнее г. Чоп и проходившая по реке Уг (Уж), разделила компактно населенную русинами территорию на две части, оставив значительную часть русинского населения в составе Словакии. В отличие от русинов Подкарпатской Руси, русины восточной Словакии оказались в роли национального меньшинства без собственного административного образования и какой-либо автономии. Права словацких русинов регулировались параграфом № 6 конституции Чехословакии, который гарантировал национальным меньшинствам право пользоваться родным языком в общественной сфере и в прессе.
Более детально языковые права национальных меньшинств Чехословакии определялись законом № 122/1920, принятым в феврале 1920 г., и конкретизировались последующим правительственным постановлением от 3 февраля 1926 г., в соответствии с которым «государственным языком» Чехословакии был провозглашен «чехословацкий» язык. В местах, где численность национальных меньшинств составляла как минимум 20%, органы власти были обязаны принимать запросы населения и отвечать на них помимо государственного языка также и на языке соответствующего национального меньшинства.
«Суды, учреждения и прочие органы республики, компетенция которых распространяется на судебный округ, где в соответствии с последней переписью проживает как минимум 20% граждан, языком которых не является чехословацкий язык…, – говорилось в законе, – обязаны принимать от представителей этого меньшинства документы на их языке. Решения по их делам должны выдаваться не только на чехословацком языке, но и на том языке, на котором документы были поданы» [3, str. 110-111]. Примечательно, что данный закон увязывал языковые права национальных меньшинств с их численностью в судебных округах, границы которых определялись властями.
Численность, конфессиональные и демографические особенности русинов Словакии. По данным чехословацкой переписи, проведенной в феврале 1921 г., количество тех, кто указал «русскую» национальную принадлежность на территории Словакии, составило 85.628 человек. Всего в Словакии в это время насчитывалось 2.012.538 представителей «чехословацкой» национальности, 634.627 венгров, 139.880 немцев, 70.522 евреев и 11.466 представителей других национальностей [4, str. 173]. В конфессиональном отношении в Словакии к февралю 1921 г. насчитывалось 2.124.700 представителей римско-католической церкви, 193.671 греко-католиков, 382.823 протестантов-евангелистов, 143.950 протестантов-реформистов, 135.879 иудеев и 16.025 представителей других конфессий и неверующих [4, str. 173]. Значительная разница между числом указавших «русскую» национальность (85.628) и количеством греко-католиков (193.671) дала основание карпато-русским общественным деятелям для утверждений об искусственно заниженной словацкими властями численности русинского населения в Словакии. По мнению русинских общественных деятелей, принадлежность к греко-католической церкви была более надежным индикатором этнической принадлежности и точнее отражала действительную численность русинов в Словакии.
Среди населенных пунктов восточной Словакии с преобладавшим карпато-русским населением были г. Снина (16.853 представителей «русской» национальности; 5.697 представителей «чехословацкой» национальности и 1.154 еврея); г. Медзилаборце (13.586 «русских»; 1.502 «чехословаков» и 1.557 евреев), и г. Свидник (8.328 «русских»; 5.968 «чехословаков» и 752 еврея) [4, str. 172]. Примечательно, что в населенных пунктах северо-восточной Словакии число греко-католиков заметно превышало число указавших «русскую» национальность. Особенно заметной эта разница была в восточнословацком г. Михаловце, где к февралю 1921 г. проживало 3.094 «русских», но 12.021 греко-католиков [4, str. 172].
В социально-экономическом отношении северо-восточная часть Словакии, наряду с Подкарпатской Русью, относилась к наиболее отсталым регионам межвоенной Чехословакии. Ведущей отраслью экономики в этой части Словакии было сельское хозяйство; слабо развитая промышленность была представлена лишь несколькими небольшими деревообрабатывающими предприятиями. Подавляющее большинство местного русинского населения (около 89%) было занято в сельском хозяйстве. Лишь около 3.5% местных русинов работали в промышленности или занимались различными ремеслами [1, str. 57].
В отличие от регионов западной и средней Словакии, занятость в промышленности восточной Словакии к 1926 г. не только не увеличилась, но, напротив, упала до уровня 1900 года. После вхождения в состав Чехословакии в течение всего межвоенного периода экономическая отсталость восточной Словакии не только от чешских земель, но и от более развитых западных областей Словакии продолжала возрастать [5, str. 119].
Отношения между властями Словакии и русинами в 1920-е годы. По мнению канадского историка-слависта П. Магочи, положение русинов Словакии было отмечено тремя чертами: 1) Нерешенный вопрос единства с Подкарпатской Русью и постоянные трения со словаками по поводу политической лояльности, цензуры, языка обучения в школах. 2) Тяжелая экономическая ситуация, еще более ухудшившаяся после экономического кризиса 1930-х годов. 3) Культурное возрождение, принесшее с собой проблему приемлемой национальной идентичности [6, p. 36].
Еще в ходе переговоров о присоединении карпато-русских земель к Чехословакии русинские лидеры получили заверения чехословацких политиков в том, что населенные карпатскими русинами области образуют в составе ЧСР единую административно-территориальную единицу с широкой автономией. Хотя с образованием Чехословакии это обещание пражских политиков было не выполнено, поскольку значительная часть населенных русинами земель вошла в состав Словакии, чехословацкие власти на словах не исключали возможности изменения административной границы между Словакией и Подкарпатской Русью с учетом пожеланий русинов, что стимулировало активность русинских политиков в этом направлении.
Ревизия словацко-подкарпаторусской границы и воссоединение русинов Словакии с русинами Подкарпатской Руси было принципиальным пунктом всех русинских требований, объединявшим русинских политиков независимо от их ориентации. Инициатор присоединения карпатских русинов к Чехословакии и первый губернатор Подкарпатья Г. Жаткович постоянно поднимал вопрос об автономии и объединении русинских земель, вошедших в состав Словакии, с Подкарпатской Русью в ходе своих переговоров с пражскими чиновниками. Нежелание Праги пойти навстречу русинам в этих вопросах вынудило Жатковича в марте 1921 г. уйти в отставку.
Если Масарик в ходе переговоров с Жатковичем в США осенью 1918 г. не скупился на обещания требуемых русинами границ и широких автономных прав будущей русинской области в Чехословакии, то словацкие политики, со своей стороны, в начале становления независимой ЧСР старались нейтрализовать венгерское политическое влияние на русинов, расположив к себе русинских лидеров щедрыми обещаниями. Так, 30 ноября 1918 г. Словацкая Народная Рада в Турчанском Св. Мартине издала обращение «Братья, русины!», в котором, критикуя провенгерскую позицию тогдашней Ужгородской Рады, призывала русинов «как свободный народ к нам присоединиться», обещая «полную автономию в церковных и в школьных делах», собственные гимназии и даже «университет с русскими преподавателями», а также строительство железных дорог и фабрик, чтобы «русский народ приобрел благополучие» [7, str. 527]. Однако по мере того, как присоединение карпатских русинов к Чехословакии становилось свершившимся фактом, чешские и словацкие политики быстро забывали о своих сделанных ранее щедрых обещаниях.
Проблемы во взаимоотношениях словацких властей и русинов стали проявляться уже весной 1919 года. В своем письме министру по делам Словакии В. Шробару 10 марта 1919 г. Масарик упоминал о том, что побывавшие у него на приеме два представителя карпато-русского населения «жаловались на грубое обращение со стороны словацких чиновников. Я настоятельно прошу Вас дать строгий приказ учреждениям и жупанам на территории, населенной русинами, обращаться с русинским населением как можно более гуманно, – обращался к Шробару Масарик. – Русинская территория, соединяющая наше государство с Румынией, представляет для нас особую важность и должна быть приобретена нами по-дружески» [8].
Эйфория, вызванная в Словакии полученной свободой, «проявилась в стремлении подавить все несловацкое, т.е. не только мадьяр и мадьяронов, но и русинское движение… Стремление затормозить развитие русинского образования с помощью законов Аппоньи и пренебрежительное отношение словацких чиновников, в основном из западной Словакии, к русинам вскоре вышли на первый план…» [1, str. 64]. В начале мая 1919 г. учителя многих карпато-русских школ в восточной Словакии получили извещение от местного школьного инспектора об окончании своей педагогической деятельности к 3 мая 1919 года. Формальным основанием подобного решения, применявшегося не только в отношении венгерских, но и русинских учителей, была неспособность сдать экзамен по словацкому языку. 24 июля 1919 г. глава Центральной Русской Народной Рады А. Бескид обратился к главе правительства Чехословакии В. Тусару с протестом против данных действий словацких властей.
Проблема русинской автономии и словацко-русинской границы. Наиболее острой проблемой словацко-русинских отношений с самого начала стал вопрос о границе Словакии с русинской административной единицей. Поездка Г. Жатковича в июле 1919 г. на мирную конференцию в Париж и его контакты с чехословацким руководством не помогли решить вопрос словацко-русинской границы в выгодном для русинов направлении. Энергичные усилия по решению данной проблемы с самого начала предпринимал и лидер русинов восточной Словакии А. Бескид. Так, 24 августа 1919 г. Бескид направил чехословацкому правительству меморандум под названием «Карпато-русский вопрос в Чехословацкой республике», в котором предложил, чтобы частью автономного карпато-русского образования помимо жуп Уж, Берег, Угоча и Мараморош, вошедших в состав Подкарпатской Руси, были также восточнословацкие жупы Шариш и Земплин, а также любовнянский район жупы Спиш. В случае, если бы мирная конференция делегировала право решения вопроса о словацко-русинской границе Чехословакии, Бескид предлагал устроить в указанных восточнословацких жупах референдум [1, str. 67].
Пользуясь поддержкой тогдашнего администратора Подкарпатской Руси доктора Брейхи, Бескид выступил инициатором переговоров между представителями русинов и словаков по поводу границы между Подкарпатской Русью и Словакией. Переговоры состоялись в конце сентября 1919 г. в Праге. В состав словацкой делегации входили депутат И. Грушовский, редактор Й. Шкультеты, а также профессора К. Хотек и И. Дворский. Русинскую делегацию представляли А. Бескид, О. Невицкий, А. Волошин и Е. Пуза. В ходе переговоров Бескид предложил присоединить к автономной Подкарпатской Руси территорию всей Земплинской жупы, северную часть Шаришской жупы и Старолюбовнянский округ Спишской жупы. Словацкая делегация была готова пойти на частичные уступки; И. Грушовский от имени словацкой делегации заявил о намерении словацкой стороны изложить свою позицию в письменной форме. Однако в итоге никакой договоренности достигнуто не было, поскольку «Масарик порекомендовал Грушовскому… не давать никаких письменных обязательств по поводу урегулирования вопроса о границе» [5, str. 90]. Словацкая пресса позже сообщала, что словацко-русинские переговоры закончились неудачей по причине «максималистских» требований русинской стороны [5, str. 91].
Недовольство русинов территориальной раздробленностью русинских земель стало проявляться уже с осени 1919 г., когда во многих русинских населенных пунктах восточной Словакии состоялись массовые выступления населения с требованием единства всех русинских областей. В октябре 1919 г. в г. Гуменне (жупа Земплин) состоялось народное собрание, участники которого выразили протест «против отделения земплинской и других западнорусских жуп от автономной Подкарпатской Руси» и потребовали «справедливого соединения всех округов с русским населением в единую автономную область» [9].
Политический оппонент Жатковича и лидер восточнословацких русинов русофил А. Бескид активно выступал в защиту национальных прав русинов в Словакии и энергично поддерживал требования автономии и объединения русинских земель. По инициативе А. Бескида и под патронажем лидера чехословацких национальных демократов К. Крамаржа, заинтересованного в распространении влияния своей партии на восточные регионы Чехословакии, в мае 1919 г. в Прешове была создана Русская Народная партия в Словакии. Данная партия отстаивала традиционные русофильские взгляды, трактуя русинов как составную часть русского народа и выступая за объединение русинов и в защиту культурно-языковых прав русинского населения Словакии. Русская Народная партия с самого начала стала организатором массовых выступлений русинского населения восточной Словакии в борьбе за свои права. Руководители Русской Народной партии были одними из инициаторов направленного в апреле 1922 г. в Лигу Наций меморандума с требованием объединения русинов Подкарпатья и восточной Словакии, проведения выборов в парламент Подкарпатской Руси и обеспечения автономии Подкарпатья. В ответ на это требование чехословацкое руководство заявило о неготовности и недостаточной зрелости русинов к введению автономии. Впоследствии этот аргумент постоянно использовался чехами для полемики с теми, кто обвинял Прагу в невыполнении обязательства по предоставлению автономии Подкарпатской Руси.
В начале 1920-х гг. А. Бескид и возглавляемые им политические структуры в лице Русской Народной партии и Центральной Народной Рады направили ряд меморандумов правительству Чехословакии и президенту Масарику с требованиями автономии Подкарпатской Руси, изменения русинско-словацкой границы и обеспечения прав русского языка как в Подкарпатской Руси, так и в русинских областях Словакии. Русинские политические деятели Словакии пытались привлечь внимание международной общественности к положению русинов в Чехословакии. 10 апреля 1922 г. лидеры Русской Народной Рады в Прешове направили конференции Лиги Наций в Женеву «меморандум подкарпатского русского народа» с резкой критикой чехословацких властей. «Наш живой организм разрезан на две части рекой Уж; условия жизни невыносимы по обеим сторонам, – говорилось в меморандуме. – Об автономной жизни нет и не может быть слова. Три года народ живет под военной диктатурой. Цензура газет и писем предпринимается с невиданной строгостью…» [10].
По инициативе Бескида и его сторонников организовывались массовые выступления русинского населения, на которых принимались соответствующие резолюции. В середине июня 1922 г. в восточнословацком местечке Медзилаборце состоялся многочисленный митинг местного карпато-русского населения. «В митинге приняло участие около трех тысяч человек, – сообщала чехословацкая пресса. – Среди выступавших были доктор Бескид, доктор Гагатко и доктор Каминский. …Все выступавшие протестовали против действий пражского и братиславского правительства. В принятых резолюциях содержались следующие требования: присоединение западных русинских жуп к автономной Подкарпатской Руси; введение русского литературного языка в учреждения и школы; обеспечение доступа местного населения к государственной службе» [11].
Бурю негодования в Подкарпатской Руси и среди русинов восточной Словакии вызвало постановление чехословацкого правительства № 280/22 от 21 сентября 1922 г. о передаче 43 русинских сел Ужгородской жупы в состав Словакии в рамках создания нового административного образования – Кошицкой жупы. Данное решение чехословацкого правительства, по признанию чиновника президентской канцелярии Я. Нечаса, явилось «грубой тактической ошибкой», которая способствовала переходу в оппозицию политических партий Подкарпатья и распространению недоверия к чехам среди местной общественности [12]. Борьба против данного постановления стала дополнительным мобилизующим фактором для карпато-русского движения в восточной Словакии.
Кульминацией национальных выступлений русинов Словакии стал национальный конгресс карпаторуссов, состоявшийся 23 ноября 1922 г. в Прешове. «Национальный русский конгресс одобряет резолюции, принятые на собраниях общественности в гг. Медзилаборце, Гуменне, Стакчин, Станчин, Веляты и Свидник и направляет их правительству и президенту Чехословацкой республики с требованием немедленного исполнения содержащихся в резолюциях требований карпаторусского народа, – говорилось в решениях национального конгресса карпаторуссов. – Конгресс протестует против создания так называемой Кошицкой жупы, поскольку это предшествует окончательному определению границы между Подкарпатской Русью и Словакией… и требует отмены правительственного решения о присоединении 43 карпаторусских сел Ужгородской жупы к Словакии. Конгресс требует скорейшего назначения губернатора Подкарпатской Руси, который может быть только карпаторусским уроженцем русской национальности… Конгресс протестует против всех централистских мер, предпринимаемых чешскими и словацкими чиновниками… Конгресс требует, чтобы установление окончательной границы между Подкарпатской Русью и Словакией было проведено с учетом этнографических, исторических и географических факторов…» [13]. Примечательно, что в отдельном пункте конгресс выражал протест «против украинизации Подкарпатской Руси в языковой, образовательной и прочих сферах» [13].
Продолжение следует…
