Большевики сумели извлечь уроки из своих ошибочных действий и приняли эффективные меры, способствующие их устранению, что сказалось на отношения с населением, которое в годы смуты и гражданской войны критически и с недоверием относилось к любой власти. «Приехал с фронта начальник 1-ой кавалерийской дивизии генерал Милович (настоящий генерал, участник большой войны); рассказал про творящиеся на фронте безобразия, про безграмотные распоряжения юнцов командармов и командующих групп, впереди всех удиравших от возможных неприятностей слишком близкого соседства с красными; по его словам, под Челябинском уложили лучшую часть офицерской и инструкторской школы.
Сейчас наше положение много хуже того, что было год тому назад, ибо свою армию мы уже ликвидировали, а против нас, вместо прошлогодних совдепов и винегрета из красноармейской рвани, наступает регулярная красная армия, не желающая, – вопреки всем донесениям нашей разведки, – разваливаться; напротив того, она гонит нас на восток, а мы потеряли способности сопротивляться и почти без боя катимся и катимся.
Год тому назад население видело в нас избавителей от тяжкого комиссарского плена, а ныне оно нас ненавидит так же, как ненавидело комиссаров, если не больше; и что еще хуже ненависти, оно нам не верит, от нас не ждет ничего доброго.
Весь тыл в пожаре мелких и крупных восстаний и большевистских и чисто анархических (против всякой власти) и чисто разбойничных, остановить которые силой мы уже, очевидно, не в состоянии»[1].
Очень показательное признание: «из рвани – в регулярную Красную армию», как могло все получиться у красных, когда белые продолжали скатываться в атаманщину?
Многое зависело от руководителей. По этому поводу вспоминается случай из гражданской войны на юге страны, где обыватель был свидетелем ужасов налета и грабежей от казацкой вольницы, представителей которых через несколько недель он встретил уже в войсках Ворошилова, проходивших через город. Те же люди, те же физиономии, но уже пример железной дисциплины и строжайшего порядка, и только как ему показалось неуловимая ирония в мимике проезжающих знакомых лиц.
Причину, как такое могло произойти, находим у непосредственных участников этих событий: «Вчера 8 августа 1919 года состоялась публичная лекция полковника Котомина, бежавшего из Красной Армии; присутствующие не поняли горечи лектора, указавшего на то, что в комиссарской армии много больше порядка и дисциплины, чем у нас, и произвели грандиозный скандал, с попыткой избить лектора, одного из идейнейших работников нашего национального центра; особенно обиделись, когда Котомин отметил, что в красной армии пьяный офицер невозможен, ибо его сейчас же застрелит любой комиссар или коммунист; у нас же в Петропавловске идет такое пьянство, что совестно за русскую армию»[2].
О состоянии Красной армии другие свидетели отмечают: «Силы противника, развернутые против армии западного фронта, определяются в 200-250 тысяч бойцов, снабженных многочисленной артиллерией. Руководство операциями красной армии за последние месяцы, по-видимому, от бывших самоучек-товарищей перешло в руки опытных специалистов, в числе коих называют имена, пользующиеся известностью в нашем прежнем генеральном штабе. Независимо от такого улучшения в отношении руководства операциями, красная армия, насчитывающая в своем составе не мало доброкачественных инородческих элементов, со времени летней компании сделала немаловажные успехи в смысле упорядочения организации, поднятия дисциплины и снабжения удовлетворительным составом младших начальников из числа бывших офицеров, по-видимому уже не отказывающихся в массе служить у большевиков»[3].
По словам одного раненого офицера, крестьяне говорят: “что красные, что свои – одинаковая сволочь”. Теперь же, на нашу невыгоду, красноармейцам на фронте отдан строжайший приказ не трогать население и за все взятое платить по установленной таксе. Адмирал несколько раз отдавал такие же приказы и распоряжения, но у нас все это остается писаной бумагой и кимвалом бряцающим, а у красных подкрепляется немедленным расстрелом виновных»[4].
Как оказалось, красные расстреливали не только за пьянство командиров, но за мародерство и грабеж каждого провинившегося военнослужащего.
Для белых понять причину неудач, разобраться и принять меры оказалось непосильной задачей.
«Август 1919 г. Я спросил Дитерихса, какие у него планы на случай неудачного наступления, на что он ответил: “разобъёмся на партизанские отряды и, как в 1918 году начнем снова”. Это уже полный абсурд, ибо трудно представить себе обстановку, более отличную от 1918 года, чем настоящая; тогда мы боролись с разрозненными толпами местной красноармейщины, а сейчас против нас регулярная армия, руководимая военными спецами из нашего же брата; тогда население было за нас, а теперь оно против нас; все это делает партизанскую войну для нас почти невозможной»[5].
«Наши порядки, вообще, так неудовлетворительны, что переходящие к нам с красного фронта офицеры говорят, что у красных больше порядка и офицерам легче служить»[6].
Почему офицеры пошли массово в Красную армию? Ведь не только порядок и дисциплина могли их привлечь, немалую роль должны были играть моральные и нравственные качества воспитанников военных учреждений и присяга, принятая офицерами царю как основе государственного строя России и неотделимого от самой России.
Что же из себя представляло белое движение? Бывший начальник штаба Верховного главнокомандующего, основатель и верховный руководитель Добровольческой армии, Михаил Васильевич Алексеев – клятвопреступник, сыгравший главную роль в отречении государя. Временным правительством он был назначен Верховным главнокомандующим Русской армии и показал полное бессилие, когда она разлагалась и гибла в революционном водовороте, крушившим традиции и устои русской армии.
Коснулось разложение и белой армии под руководством Колчака: «Большинство присылаемых офицеров ниже всякой критики, наряду с небольшим числом настоящих дельных офицеров прибывают целые толпы наружно дисциплинированной, но внутренне распущенной молодежи, очень кичащейся своими погонами и правами, но совершенно не приученные к труду и к поминовению долгу, умеющей командовать, но ничего не понимающей по части руководства взводом и ротой в бою, на походе и в обычном обиходе. Очень много уже приучившейся к алкоголю и кокаину; особенно жалуются на отсутствие душевной стойкости, на повышенную способность подаваться панике и унынию, свидетельствуют, что очень часто неустойчивость и даже трусость офицеров являются причинами ухода частей с их боевых участков и панического бегства»[7].
Не выдержало белое движение таких ломок и преобразований, не могло оно в силу своего воспитания как привилегированного класса быть с народом и понимать его, в отличие от «низшего класса» в лице крестьянства и рабочих. Два противоположных полюса, несоприкасающиеся друг с другом. Народ и высшая каста. Отсюда и провалы при попытках взаимодействия.
«Полная безрезультативность агитационной работы многочисленных осведомительных органов. Эта деятельность держится ближе к Омской поверхности и очень слабо распространяется внутрь страны и вглубь населения. Распространяемые газеты, брошюры и листовки написаны не для крестьян и временами редактированы настолько неудачно, что приводят население к заключению, что у большевиков лучше, чем у нас.
Нашим крестьянам нужны не воззвания и осведомительный хлам, а реальные результаты полезной для них правительственной деятельности и такие слова, от которых пахло бы пользой или по крайней мере надеждой на нее»[8].
Показательным является и управление воинскими подразделениями у противоборствующих сторон.
«Имел длинную беседу с Головиным; доказывал ему необходимость принять исключительные меры по реорганизации фронта и по сокращению штабов и тылов. Мы представляем колоссальное туловище, пухлое и бессильное с маленькими руками. Достаточно указать, что на красной стороне против нас работает один штаб армии, состоящей из 3-4 дивизий и 2-3 конных бригад; на нашей стороне штаб Главнокомандующего, 5 армейских штабов, 11 штабов корпусных групп и, кажется 35 штабов дивизий и отдельных бригад»[9].
Все это вырождается в чудовищную показуху и показательный самообман, способствующий только на короткий период вдохновлять людей, отгородившихся от реальной жизни.
«О правильной организации армии совершенно забыли, предоставив фронту развиваться и разрастаться совершенно автономно. Полки делались самостоятельно дивизиями, дивизии корпусами, корпуса армиями, а Ставка все это принимала к сведению и утверждала. Развитие организации, огромные штабы и тылы требовали людей и на фронте начались мобилизации, объявляемые всеми, кто хотел; каша получилась несосветимая, но никаких мер по упорядочению этого организованного и мобилизационного кабака принято не было, Ставка считала, что это не ее дело. Все это и привело к тому, что к началу 1919 года фронт переполнился массами совершенно небоевого элемента и дошел до непомерной численности в 860 тысяч ртов или, как их называли, “ложек” (в противоположность штыкам). Что это был за элемент, явствует из того факта, что Сибирская армия, числившая в июне в 350 тысяч ртов, отошла к Тюмени в состав 6 тысяч штыков»[10].
Поэтому и приходилось продлевать состояние искусственной бодрости и подъема сообщениями об эфемерных победах.
Красные перехватили инициативу с планомерным и уверенным наступлением на всех фронтах Урала и Сибири. Для белого движения наступили решающие дни, требующие тотальной мобилизации офицерского корпуса и концентрации усилий всех ветвей власти для успешного противодействия неблагоприятным факторам.
Критически важную роль играл Верховный Правитель России и Верховный Уполномоченный на Дальнем Востоке.
Продолжение следует…
[1] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 256-257.
[2] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 263.
[3] Отчет о командировке из Добровольческой Армии в Сибирь в 1918 году // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 9. С. 282.
[4] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 325-326.
[5] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 265.
[6] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 244.
[7] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 269.
[8] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 269.
[9] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 291.
[10] Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год // Архив русской революции. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1993. Том 15. С. 341.
