Политика властей многонациональных государств, направленная на отвлечение внимания интеллигенции от опасных для официального курса «широких» национальных проектов путем поддержки локальных форм этнического идентичности отдельных групп населения, получила широкое распространение в различные исторические эпохи. Российский историк А. Миллер, например, описывая идеологический ландшафт империи Романовых, отмечает: «Правительство и местные русские деятели нередко готовы были на текущий момент оказать поддержку формированию особой национальной идентичности некоторых групп, которые были мишенью альтернативных проектов ассимиляции и культурной экспансии, ради того, чтобы заблокировать усилия более мощных конкурентов». Далее А.И. Миллер приводит множество образцов конкретных проявлений данной политики. В качестве иллюстрации можно рассмотреть деятельность в Поволжье православного миссионера Н.И. Ильминского, который во второй половине XIX в. разрабатывал письменность для местных народов на их языках, видя активную угрозу в распространении в этом регионе ислама и, в связи с этим, татарского влияния [1, c. 66–67]. Власти межвоенной Польши также не исключали возможности поддержки локальных форм идентичности жителей отдельных регионов, впрочем, данный процесс рассматривался лишь как переходный этап на пути к полонизации населения. Характерным примером подобной политики регионализма является деятельность польской администрации в Полесском воеводстве [2]. Политика хортистской Венгрии в Подкарпатской Руси в 1938–1944 гг. предполагала сознательное культивирование официальными идеологами в среде восточнославянского населения края локальной русинской идентичности, которая имела отчетливую антирусскую и антиукраинскую направленность. Популистски декларируя приоритет социального благополучия русинов (при имевшем место в реальности постоянном ухудшении экономической ситуации в регионе) над какой-либо политической активностью, разработчики курса стремились оградить жителей края от поддержки конкурентных национальных проектов, выработать у них лояльное отношение к венгерскому государству [3, с. 127].
Западнополесское и русинское этнополитические движения, возникшие в годы советской перестройки в БССР и УССР соответственно, получили неоднозначные отзывы представителей властных и интеллектуальных элит этих республик, придерживавшихся различных взглядов на проблему восточнославянской цивилизационной общности. С одной стороны, появление подобного рода движение свидетельствует о дальнейшей фрагментации, атомизации славянского мира; с другой стороны, многие активисты западнополесского и русинского движений выступали с резкой критикой процессов директивной белорусизации и украинизации, разворачивавшейся в позднесоветский период и в первые годы независимости Беларуси и Украины. Это обусловило сотрудничество данных этнополитических движений с силами, отстаивавшими идеи «большой русской нации».
Западнополесское этнополитическое движение первоначально развивалось в русле белорусского «национально-культурного возрождения». Идея того, что население Западного Полесья (отдельные районы Брестской области) является потомками балтского племени ятвягов, вписывалась в общий тренд «балтской теории», которая набирала популярность в среде белорусскоязычной интеллигенции и рассматривалась ею как инструмент преодоления «мифов советской историографии». В конце 1980-х гг. деятели западнополесского движения пытались наладить конструктивные взаимоотношения с Белорусским народным фронтом (далее – БНФ) – общественным объединением, которое выступало за возрождение белорусских языка и культуры и суверенизацию Беларуси. На учредительном съезде БНФ, состоявшемся 23–24 июня 1989 г. в Вильнюсе, присутствовали два «ятвяга». На съезде было озвучено обращение от имени ОКО «Полісьсе», опубликованное в газете «Балесы Полісься» на белорусском языке. Поддерживая белорусское культурное возрождение, авторы документа заявляли об аналогичном праве и для полешуков. Незавидное состояние культуры полешуков объяснялось ассимиляционными процессами, жертвами которых, по мнению авторов обращения, были и другие народы СССР [4, с. 1–2].
Вскоре отношения между ОКО «Полісьсе» и БНФ испортились: «национально ориентированные» представители белорусской интеллигенции обвиняли активистов западнополесского движения в сепаратизме, последние, в свою очередь, указывали на якобы имевшую место насильственную белорусизацию жителей полесского региона. Неудачей закончились и попытки Н.Н Шеляговича и его соратников наладить отношения с украинскими политиками (прежде всего с националистическим «Рухом»): многие из них считали, что автохтонное население Западного Полесья является украинцами с «неразбуженным национальным сознанием».
С 1992 г. Н.Н. Шелягович все больше склоняется к союзу с политическими силами, в той или иной степени критиковавшими процессы директивной белорусизации, разворачивавшиеся в первые годы независимости Беларуси. 11 апреля 1992 г. в Минске состоялся учредительный съезд «Партии народного согласия» (далее – ПНС). В партию вошли народные депутаты, преподаватели вузов, предприниматели, директора предприятий, многие представители управленческой элиты, которых отпугивали радикализм БНФ, необходимость знать белорусский язык и которым не нашлось «достойного места» во властных структурах [5, с. 275]. Н.Н. Шелягович на учредительном съезде был избран в Совет ПНС [6, с. 22]. Сотрудничество с партией продлилось недолго. Н.Н. Шелягович со страниц прессы стал обвинять руководство ПНС в игнорировании полесского вопроса (в газете партии «Згода» («Согласие») не было опубликовано ни одного материала по данной проблеме), закрытом механизме принятия решений узкой партийной группой [7, с. 2].
К осени 1992 г. лидер ОКО «Полісьсе» сближается с силами, занимавшими открытую пророссийскую позицию. 17 сентября 1992 г. Н.Н. Шелягович как сопредседатель «Координационного комитета общественных и политических движений Республики Беларусь» (в комитет кроме ОКО «Полісьсе» вошли Фонд Республики Беларусь по социальной защите военнослужащих действительной службы и запаса, Организация ветеранов Республики Беларусь, Славянской Собор «Белая Русь» и др.) выступил ведущим митинга «Согласие и реформы» в Минске. В принятой на митинге резолюции «О государственных (официальных) языках Республики Беларусь» содержались требования о наделении русского языка статусом второго государственного языка наравне с белорусским, праве местных органов власти по желанию населения предоставлять языкам национальных меньшинств статус официального языка. В резолюции «О национальном возрождении народов Беларуси» содержалась прямая апелляция к национальным правам полешуков: «Нашу обеспокоенность вызывает то, что белорусским национал-патриотами, а по их инициативам и белорусскими властями упорно игнорируется законное право западных полешуков развиваться как самостоятельный народ, сохранять и развивать свои древние язык и культуру» [8, л. 171–174].
К концу 1992 г. на базе «Координационного комитета общественных и политических движений Республики Беларусь» формируется «Народное движение Беларуси» (далее – НДБ), в состав руководства которого входит Н.Н. Шелягович (по его собственным словам, он «возглавлял комиссию, которая курировала национальные и идеологические вопросы»[7, с. 2]). Лидер НДБ С.В. Гайдукевич признал влияние Н.Н. Шеляговича «как на образ, так и на идеологию» движения». В 1994 г. инициатива Н.Н. Шеляговича о выдвижении на пост Президента Республики Беларусь не была поддержана НДБ, в результате чего ОКО «Полісьсе» вышло из его структуры [9, с. 1].
На волне критики белорусского национального проекта ОКО «Полісьсе» сближается с наиболее радикальной пророссийской партией – Славянским Собором «Белая Русь». Данная политическая сила придерживалась идеи цивилизационного единства всех восточнославянских народов (русских, белорусов, украинцев и русинов), а также выступала за их государственное объединение под эгидой России. В феврале 1993 г. в газете «Збудінне» была опубликована информация о подписании соглашения о сотрудничестве между Славянским Собором «Белая Русь» и ОКО «Полісьсе» [10, с. 1]. В Программе Славянского Собора «Белая Русь» наряду с требованием предоставления русскому языку статуса государственного языка содержался призыв к обеспечению лингвистических прав полешуков [11, с. 21].
Западнополесское движение, во-многом являвшееся ответной реакцией на директивную белорусизацию конца 1980-х – первой половины 1990-х гг., практически сошло на нет после прихода к власти А.Г. Лукашенко и референдума 1995 г. Абсолютное большинство населения Беларуси (в том числе Брестчины) высказалось за предание русскому языку статуса второго государственного языка (наравне с белорусским), тем самым выбрав более близкую для себя культурно-идентификационную модель.
Русинское этнополитическое движение на Украине имело более серьезные исторические предпосылки. В XIX в. большую часть немногочисленной интеллигенции Подкарпатской Руси (регион входил в состав Габсбургской империи) затронул процесс добровольной мадьяризации; отдельные представители интеллектуальной элиты края (Е. Фенцик, А. Кралицкий, А. Митрак и др.), оставаясь верными заветам «русинских будителей» А. Духновича и А. Добрянского, своим творчеством пропагандировали идеи славянской взаимности. Указанные литераторы, признавая культурную самобытность русинов, трактовали их как самую западную ветвь единого русского народа от Карпат до Тихого океана, указывали на огромный духовный потенциал русской цивилизации, к достижениям которой, по их мнению, должны были приобщиться жители южных склонов Карпат. Элементы украинской идеологии начинают проникать в Подкарпатскю Русь только в межвоенный период, когда региона входил в состав Чехословакии. Поддержка украинофилов являлась для Праги одним из инструментов внешнеполитической борьбы с Польшей, для которой «украинский вопрос» являлся одним из самых болезненных факторов внутренней политики. Несмотря на это, большинство населения Подкарпатской Руси к началу Второй мировой войны осознавало себя частью общерусского цивилизационного пространства, с чем вынуждены согласиться даже представители современной украинской историографии [12, с. 6]. Украинская идентичность была навязана населению региона директивно после включения его в состав СССР в 1945 г.
С момента своего зарождения в позднесоветский период русинское движение становится объектом жесткой критики со стороны части политического и научного сообщества Украины. Непримиримыми противниками движения выступили некоторые историки, политологи, филологи из Ужгорода (О. Мишанич, О. Майборода, П. Чучка, М. Тиводар и др.). Они формулируют концепцию «политического русинства», состоящую из следующих тезисов: принятие автохтонным восточнославянским населением Закарпатья украинской национальной идентичности является исторически закономерным процессом; русинское движение является искусственным, инспирировано спецслужбами СССР и поддерживается силами, желающими подрыва единства Украины и украинского народа [13, с. 31–32]. В деятельности русинских активистов многие видели «руку Москвы».
Между тем, в крайне фрагментированном русинском движении на Украине практически отсутствует общерусская тенденция. Фактически она представлена лишь сторонниками священника Украинской православной церкви Д. Сидора, который считает русинов «живыми свидетелями неразделенной русскости», а Москву призывает «восстановить свою национальную память и попытаться найти утерянное духовно-историческое звено – Карпатскую Русь» [14, c. 107]. Общественный деятель критикует украинский национальный проект за искусственный разрыв всех духовных и цивилизационных связей с русским миром, заявляя следующее: «Русины сохранили именно то, что современные украинцы почти безвозвратно потеряли при помощи унии и экспериментов австрийской этнолаборатории на Галичине, где удалось создать новый этнос-гибрид, ненавидящий все русское. Подкарпатские русины русскость сохранили. Сегодня беда выживших за тысячу лет русинов в том, что они вообще существуют. Своим существованием они разбивают в пух и прах фантастическую псевдоисторию Украины» [15, c. 126–127]. В одном из интервью в 2014 г. Д. Сидор отметил, что для властей и общественности России русины по-прежнему остаются «народом-загадкой: «Самим русским людям надо осознать: есть восточнославянская, общерусская цивилизация. Она начинается с нас, с Закарпатья, и тянется до Аляски! Её взрывают извне, охаивают, унижают внутри, но сам человек, если он не утратил этого звания, должен ощущать свою принадлежность великой цивилизации» [16]. Иные лидеры русинского движения на Украине – Н. Бобинец («Краевое общество подкарпатских русинов»), Ю. Продан («Областное общество имени А. Духновича»), Н. Староста («Народная Рада Подкапатской Руси») – не поддерживают взглядов Д. Сидора, признают основы государственного строя Украины, выступая лишь с достаточно осторожными предложениями к властям о признании и поддержке русинских культурных инициатив.
Таким образом, представленный анализ показывает, что у сторонников идеи общерусского единства и активистов западнополесского и русинского этнополитических движений могут частично совпадать тактические цели (ослабление националистических тенденций в политике государства), но долговременное сотрудничество между данными силами, как правило, не представляется возможным ввиду различного понимания ими цивилизационных основ славянского мира. Кроме того, многих активистов западнополесского и русинского движений справедливо считают политическими авантюристами, что ставит под сомнение возможность стратегического союза с ними.
Литература
1. Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М.: Новое литературное обозрения, 2006. 248 с.
2. Казак А.Г. Падтрымка лакальнай ідэнтычнасці ў Цэнтральнай Еўропе (палітыка Польшчы на Палессі ў міжваенны перыяд і Венгрыі ў Падкарпац-кай Русі ў 1939–1944 гадах) / // Чацвёрты Міжнародны Кангрэс даследчыкаў Беларусі, г. Коўна, 3–5 кастрычніка 2014 г. / пад рэд. А. Казакевіча, В. Смока, Т. Блашчака [і інш.]. – Коўна, 2015. С. 139–142.
3. Казак О.Г. Этнокультурное развитие населения Подкарпатской Руси в условиях венгерской оккупации (1939–1944 гг.): дисс. … канд.ист.наук: 07.00.02. Минск, 2017. 182 с.
4. Прамова ад імя ГКА «Полісьсе» на Устаноўчым з’ездзе БНФ // Балесы Полісься. 1989. № 3. С. 1–2.
5. Котляров И.В. Социология политических партий. Минск: Беларуская навука, 2011. 388 с.
6. Документы Учредительного съезда Партии народного согласия. Минск, 1992. 22 с.
7. Ёсць такі народ! Заходнепалескі… А я яго лідэр. Палітычны // Чырвоная звязда. 1993. 11 чэрвеня. С. 2.
8. Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 968. Оп. 1. Д. 4168. Л. 171–174.
9. Решение Управы ОКО «Полісьсе «// Збудінне. 1994. № 11–12. С. 1.
10. Хроныка // Збудінне. 1993. № 2. С. 1.
11. Сим победиши! Минск: Славянский Собор Белая Русь; Научно-промышленная компания «Руян», 1994. 31 с.
12. Вегеш М., Чаварга А. В обороні Карпатської України: Карпато-Українська держава та світове українство (1938–1939). Ужгород: АУТДОР-ШАРК, 2021. 378 с.
13. Веселов, В.И. Русины Закарпатской области Украины: институализация и функционирование общественных организаций в 1989–2001 гг.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.03. М., 2016. 188 л.
14. Сидор Д. Карпатская Русь – изначальная Русь // Русин: Международный исторический журнал. 2007. № 1 (7). С. 101 –107.
15. Сидор Д. Притеснянская (Подкарпатская) Русь – чудом уцелевший осколок Святой ПраРуси // Русин: Международный исторический журнал. 2005. № 2 (2). С. 124– 129.
16. Духовный лидер русинов: наш народ угнетает и поражает отсутствие помощи от России. URL: https://nazaccent.ru/content/11771-duhovnyj-lider-rusinov-nash-narod-ugnetaet.html (дата обращения: 15.08.2022).
