Отношения между католиками и православными в белорусских губерниях Российской империи в конце XIX – начале ХХ в.
Отношения между католиками и православными в конце XIX – начале ХХ в. имели явно выраженную национальную (конфликт «польской веры» и «русской веры»), социальную (конфликт «панской веры» и «хлопской (крестьянской) веры»), мировоззренческую (пропаганда «истинной веры» как единственного «пути к спасению») окраску. Негативные стереотипы восприятия людей другой конфессии в большинстве случаев навязывались представителями католического духовенства. Соотношение правовых статусов православной (господствующей) и римско-католической (веротерпимой) церквей не играло решающей роли в бытовых практиках взаимного восприятия католиков и православных. Католические священнослужители зачастую превратно толковали нормативные правовые акты (в частности, Указ «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г. и Манифест 17 октября 1905 г.), тем самым способствуя закреплению в среде малообразованного крестьянства ложного понимания конфессиональной политики государства. После 1905 г. пропагандистская и прозелитическая деятельность католических священников в белорусских губерниях резко активизировалась. Важным катализатором размежеваний между католиками и православными по линии «свой – чуждый» стал школьный вопрос, который достиг наибольшей остроты в Гродненской губернии.
Католическое духовенство часто выступало резко против обучения детей своих прихожан в церковно-приходских школах и школах грамоты (народных училищах). В 1895 г. среди православного сельского населения Гродненской губернии ученики правительственных школ составляли 2,25 % от общего числа жителей, среди католиков – 0,47 % [1, с. 185]. Ситуация с посещением детьми католиков церковно-приходских школ и школ грамоты ухудшилась после издания римско-католическим епископом С. Зверовичем специального циркуляра 12 февраля 1902 г., в котором утверждалось, что «всякое участие католиков прямым или косвенным образом в делах поощрения и развития этих школ, их посещение католическими детьми равносильно измене и отступлению от римско-католической веры и церкви» [2, с. 81]. Данный акт развязал руки многим ксендзам, которые и ранее не питали симпатий к этим учебным заведениям. По данным Гродненского губернатора, сразу после циркуляра епископа количество католиков в церковно-приходских школах уменьшилось с 3859 до 1717 [3, л. 4]. В фондах архивов отложились десятки документов, свидетельствующих о том, что ксендзы запрещали прихожанам отправлять детей в школы под угрозой лишения возможности получения духовных треб. По сведениям, представленным в Министерство внутренних дел (20 марта 1902 г.), данный процесс достиг наибольших масштабов в Белостокском, Бельском, Пружанском и Сокольском уездах Гродненской губернии. Например, настоятель Страбельского костела Белостокского уезда Ю. Лопуский «закрыл церковно-приходскую школу в д. Докторцы и приказал крестьянам и впредь не пускать туда своих детей, говоря, что посещать школу детям-католикам можно только ту, в которой хоть чему-нибудь учат по-польски, и за неисполнение этого требования грозил недопущением к исповеди и причастию» [4, л. 6об.]. Настоятель Кремяницкого костела Волковысского уезда И. Головня в сентябре 1906 г. «с амвона строго приказал прихожанам не посылать своих детей в русские школы, а обучать их дома по-польски». При этом священнослужитель ссылался на несуществующий указ Виленского римско-католического епископа [5, л. 3].
Примечательно, что зачастую католики были позитивно настроены к обучению своих детей в школах, но вынуждены были подчиняться воле фанатично настроенных ксендзов. Об этом 22 декабря 1909 г. писал Гродненский губернатор в письме в Департамент духовных дел иностранных исповеданий: «При таком положении, конечно, не приходится говорить о каком-либо несочувственном отношении самого населения к русским школам, а нужно лишь удивляться той железной дисциплине, которой скованны католики-русские своими руководителями – поляками и полякующими ксендзами. Донесения с мест и личные мои наблюдения при объезде губернии свидетельствуют о том, что многие отцы со слезами сообщают о воспрещении их детям посещать русские школы и тем не менее подчиняются этим велениям с амвона» [3, л. 4]. С января 1906 г. дети католиков перестали посещать Дубровское приходское училище Сокольского уезда. По мнению учителя данного училища, многие делали это «вопреки своему и родителей желанию» [6, л. 14]. Настоятель Друскеникской церкви в письме мировому посреднику 1 участка Гродненского уезда (7 января 1903 г.) отмечал деструктивную роль ксендза А. Зверко: «До настоящего учебного года римо-католики весьма охотно, исключительно по своей доброй воле посылали детей своих в школу, не имея причин, которые удерживали бы их от этого. Сами католики открыто заявляют, что ксендз насилует их волю, действуя на них угрозами лишить Святого Причастия» [4, л. 35].
Параллельно с агитацией против церковно-приходских школ и школ грамоты ксендзы призывали католиков открывать тайные польские школы и в большинстве случаев курировали их работу. Гродненский губернатор в письме Генерал-губернатору Виленскому, Ковенскому и Гродненскому (22 августа 1906 г.) сообщал о наличии таких школ в семи населенных пунктах Бельского, Волковысского и Гродненского уездов. Виновность за их открытие возлагалась на местных ксендзов [6, л. 98]. После обнародования Манифеста 17 октября 1905 г. многие ксендзы Гродненской губернии начали открывать польские школы, внушая прихожанам ложную информацию о «законности» данных учреждений. По информации пристава 3 стана Гродненского уезда, в таких школах преподавался «исключительно Закон Божий на польском языке по инициативе местных ксендзов, поощряемых высшим духовенством» [6, л. 57].
Как правило, при раскрытии тайной польской школы виновные отделывались небольшим денежным штрафом. Так, ксендз И. Кучинский, устроивший в д. Поречье Гродненского уезда в 1909 г. польскую школу на 68 человек, во время дознания демонстрировал «полную самонадеянность и явное пренебрежение к могущей постигнуть его каре» [7, л. 3]. Католическое население, попавшее под влияние ксендзов, всячески скрывало факт незаконной деятельности священнослужителей. В случае посещения местными чиновниками и полицией домов, в которых находились тайные школы, ученики сразу разбегались и через некоторое время собирались в другом помещении [6, л. 57]. Подобная модель поведения способствовала тому, что католики (частично в силу навязанных ксендзами представлений, частично из-за страха перед местными католическими священниками) все больше ощущали свою обособленность от живущих по соседству православных.
Внимание чиновников привлекал процесс катехизации – преподавания ксендзами основ католической религии детям. В рапорте Пружанского уездного исправника Гродненскому губернатору (27 ноября 1911 г.) отмечалось: «Такое обучение, или т.н. катехизация, нисколько не являлось бы вредным, если бы производили его ксендзы из чисто религиозных побуждений. В действительности же ксендзы, за малым исключением, пропитаны религиозно-национальным фанатизмом, и катехизация в их руках служит для проведения антирусских идей: они внушают детям, что этот край польский, что вера их лучше православной, что они должны говорить и учиться только по-польски, словом, вселяют в них вражду ко всему русско-православному и таким образом проводят польскую тенденцию» [8, л. 10]. Волковысский уездный исправник в это же время докладывал губернатору, что катехизация обычно проводилась на польском языке, в некоторых случаях тайно и в присутствии взрослых. При появлении полиции на такого рода собраниях люди сразу расходились. Это давало повод уездному исправнику предполагать, что «под прикрытием катехизации некоторые ксендзы склонны допускать тайное недозволенное обучение» [8, л. 7]. Большинство уездных исправников рекомендовало усилить контроль за катехизацией, разрешить ксендзам проводить ее исключительно в костелах.
Имели место случаи, когда отношение к школьному вопросу становилось индикатором реализации модели «свой – другой»: католики вместе с «упорствующими» (бывшие католики, которые лишь формально приняли православие, так и не став «своими» для православной общины), с одной стороны, и православные, с другой стороны, открыто не противостояли друг другу, однако отношения между ними были натянутыми. Так, в январе 1902 г. участковый инспектор народных училищ Минского уезда сообщал Минскому губернатору (в 1886–1902 гг. – Н. Н. Трубецкой), что «крестьяне Волмянского округа Рубежевической волости несочувственно относятся к существованию в местечке Волма народного училища»: «родители учеников не желают их крестить потому только, что крещение должно быть совершено православным священником», «среди местных крестьян сильны стремления обучить детей своих польской грамоте». Минский уездный исправник по поручению губернатора провел расследование, которое не подтвердило версию инспектора о наличии тайных польских школ и влиянии на население местечка ксендзов и землевладельцев-поляков. Действительно, крестьяне неохотно отдавали детей в школы, но обучали их польскому языке самостоятельно [9, л. 1–4]. Подобные случаи свидетельствуют о наличии питательной среды для конфликтов на межконфессиональной почве, которые с новой силой вспыхнули на фоне политических изменений 1905–1907 гг.
Отдельные католические священнослужители, имевшие альтернативную точку зрения по школьному вопросу, пытались способствовать сближению представителей различных конфессий. В 1907 г. на съезде в г. Могилеве католическое духовенство инициировало создание общества, которое организовывало бы школы, читальни, библиотеки, причем не только для католиков. В результате начало функционировать «Польское общество просвещения в религиозном духе» [10, с. 384]. Сообщение об этом событии нашло отражение на страницах газеты «Край», что может свидетельствовать о приверженности данных священнослужителей так называемой краевой идее. Впрочем, подобные инициативы имели локальный характер.
Таким образом, архивные документы свидетельствуют, что практики мирного сосуществования православного и католического населения белорусских губерний, сложившиеся во многих населенных пунктах, в конце XIX – начале ХХ в. подвергались ревизии, прежде всего, в результате деятельности фанатично настроенных представителей католического духовенства, призывы которых к межконфессиональному разобщению имели определенный отклик. При этом местные жители зачастую опасались сообщать чиновникам о злоупотреблениях католических священнослужителей своим моральным авторитетом. Многие католические священники считали местное белорусское население объектом распространения польской национальной идентичности. Ксендзы призывали своих прихожан к бойкоту официальных образовательных учреждений и инициировали создание тайных польских школ. В результате деятельности священнослужителей католики (либо по собственной воле, либо в силу страха перед «духовными наставниками») тяготели к более закрытому образу жизни: игнорировали представителей местной власти и интеллигенции, минимизировали контакты с православными, позволяли явные и скрытые проявления враждебности и агрессии в их адрес.
Литература
1. Токць С.М. Сацыяальныя і культурныя працэсы ў беларускай вёсцы ў другой палове XIX – пачатку ХХ ст. – Мінск: ДІКСТ БДУ, 2016. – 328 с.
2. Линкевич В.Н. Межконфессиональные отношения в Беларуси (1861–1914 гг.). – Гродно: ГрГУ, 2008. – 105 с.
3. Национальный исторический архив Беларуси в г. Гродно (далее – НИАБ в г. Гродно). Ф. 1. Оп. 18. Д. 1461.
4. НИАБ в г. Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 849.
5. НИАБ в г. Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1084а.
6. НИАБ в г. Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1084.
7. НИАБ в г. Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1354.
8. НИАБ в г. Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1682.
9. Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 295. Оп. 1. Д. 5396.
10. Унучак А.У. [і інш.]. Грамадска-палітычнае жыццё ў Беларусі, 1772–1917 гг. – Мінск: Беларуская навука, 2018. – 573 с.
