Новый 1914 год чешская общественность встречала с тревогой, пессимизмом и дурными предчувствиями. Чешские политики и публицисты весьма скептически оценивали прошедший 1913 год, не находя в нем никаких предпосылок для позитивных сдвигов в будущем. «Нет даже искры надежды на то, что над нашими расчетами забрезжит свет. Империя пребывает в финансовом расстройстве; она измучена межнациональными спорами и не пользуется уважением соседей… Волна политической никчемности, слякотности и пустоты захлестнула все чешскую жизнь…» (Čas. 1.1.1914. Číslo 1), – такую мрачную картину рисовал либеральный пражский «Час», выражая взгляды чешской демократической интеллигенции, близкой к будущему президенту Чехословакии Т.Г. Масарику и партии реалистов.
Крайне нелестную оценку у чешских публицистов получила и международная политика Австро-Венгрии, которая, по мнению чехов, многое потеряла в результате последних событий на Балканах. «Из всех европейских государств Австрия больше всех пострадала от балканской войны, – утверждал пражский «Час». – Единственным успехом – но успехом сомнительным – является Албания, независимое государство шкипетаров, основанное совершенно искусственно на выдавливании сербов из Адриатики. В целом же балканская политика Австрии испытала такие удары, что разговоры об их катастрофических последствиях для всей монархии были справедливы» (Čas. 1.1.1914. Číslo 1).
Несмотря на периодическую критику и колкости в адрес Австро-Венгрии, чехи были достаточно лояльными подданными империи Габсбургов. Непростая дилемма между чешскими национальными чувствами и служением габсбургской династии зачастую решалась чешским чиновничеством по нехитрой формуле одного из героев Ярослава Гашека: «Останемся чехами, но никто не должен об этом знать…». До Первой мировой войны «все влиятельные политические силы в Чехии рассматривали Австро-Венгрию как весьма удобное государственное образование для достижения своих политических, социально-экономических и культурных целей… Как финансово-промышленные круги, так и социал-демократы считали Австро-Венгрию экономически жизнеспособным и выгодным государственным образованием, в рамках которого было возможно достижение прогресса» (Sborník dokumentů k vnitřnímu vyvoji v českých zemích za 1. světové války 1993: 3).
Именно поэтому подавляющему большинству чехов была чужда мысль о возможности краха Австро-Венгрии. Радикализм чешских политиков отличался строго дозированной «умеренностью и аккуратностью», ограничиваясь лишь планами демократизации и федерализации дунайской монархии. Так, 13 июля 1914 г. чешская пресса в качестве курьеза упомянула опубликованное одной сербской газетой предсказание о гибели австро-венгерской империи в 1917 г. (Čas. 13.7.1914. Číslo 191). Между тем, показавшееся тогда чехам фантастическим пророчество ошиблось лишь на один год в предсказании судьбы империи Габсбургов, которая исчезла с политической карты Европы осенью 1918 года.
* * *
Мрачные предчувствия чешских публицистов, ожидавших «катастрофических последствий» австрийской политики на Балканах, оправдались очень быстро. 29 июня 1914 г. чешские газеты поместили на первых страницах большое траурное объявление в черной рамке, извещавшее читателей об убийстве 28 июня 1914 г. в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги. Газеты подробно информировали об обстоятельствах гибели эрцгерцога и его жены, которые, уцелев при взрыве бомбы, брошенной Неделько Чабриновичем и ранившей 20 человек из окружения эрцгерцога, вопреки предостережениям, продолжили поездку и вскоре стали жертвами пуль Гаврило Принципа. «Когда автомобиль поворачивал на проспект Франца Иосифа, раздались два выстрела. Первой жертвой стала пани эрцгерцогиня, опустившаяся на колени своему мужу… Пану эрцгерцогу пуля прострелила шейную артерию. Смерть наступила почти мгновенно. Все произошло молниеносно, – сообщал 29 июня 1914 г. пражский «Час» в заметке «Подробности преступления». – Поскольку в месте нападения улица очень узкая, нападавший мог стрелять с очень близкого расстояния. Несколько дам обратили внимание на подозрительную внешность Принципа, стоявшего на углу улицы, засунув руку в карман» (Čas. Zvláštní vydání. 29.6.1914. Číslo 177).
Известия о покушении в Сараево стали поступать в Прагу уже к 14:00 в воскресенье 28 июня. Из редакций местных газет новость «с молниеносной быстротой распространялась по всей Праге, вызывая крайнее смятение… Все были ошеломлены. Люди в страхе метались с места на место, пытаясь узнать подробности. Особенно оживленно было после 6 вечера на Вацлавской площади в центре города. На всех государственных учреждениях и на многих частных домах были вывешены черные флаги» (Čas. Zvláštní vydání. 29.6.1914. Číslo 177).
Все пражские театры, включая Национальный театр и театр «На Виноградах», отменили свои представления; запланированные в Праге международные соревнования по гребле были также отменены. Староста Праги доктор Карел Грош немедленно отправил в Вену телеграмму с соболезнованиями. «Все жители столицы королевства – города Праги и весь чешский народ, – говорилось в телеграмме, – потрясены печальным известием о страшном несчастии, постигшем сегодня Его Величество нашего милостивейшего императора и короля и всю правящую династию» (Čas. Zvláštní vydání. 29.6.1914. Číslo 177).
Герой Ярослава Гашека бравый солдат Швейк, выяснявший у своей квартирной хозяйки пани Мюллеровой, какого именно Фердинанда убили, в тогдашней Праге был, скорее, исключением. Весьма оригинальным было и объяснение Швейком причин сараевского покушения. Своих собеседников в пражской пивной «У чаши» Швейк на полном серьёзе убеждал в том, что за убийством эрцгерцога стоят козни турок, недовольных аннексией Боснии в 1908 году. Однако ни собеседник Швейка в кабачке «У чаши» тайный агент полиции Бретшнейдер, ни австрийские газеты совершенно не разделяли взглядов бравого солдата…
Причины трагедии в Сараево с самого начала привлекали особое внимание чешской прессы. Анализируя предысторию убийства эрцгерцога, чехи подчеркивали, что наследник престола был заранее предупрежден об опасности поездки в Боснию сербским посланником в Австрии Йовановичем, который, «прибыв на прошлой неделе из Белграда, посетил министерство иностранных дел и сообщил, что у сербского правительства имеются сведения об интригах в Сараево. По этой причине сербское правительство рекомендует воздержаться от поездки наследника в Боснию. Эрцгерцогу была сообщена эта информация, но он настоял на поездке» (Čas. Zvláštní vydání. 29.6.1914. Číslo 177). Вину за гибель наследника престола чешские публицисты в значительной степени возлагали на балканскую политику Вены. «Смерть наследника относится к балканскому вопросу. Наших собственных политиков нельзя освободить от вины за происшедшее, – утверждал «Час». – Мы не можем не остановиться в этой связи на положении в югославянских землях… Иностранцы, писавшие об австро-венгерских условиях, ужасались абсолютистскому слепому произволу, в условиях которого была отменена конституция, подавлен сейм, нарушен закон…, депутаты стонали в тюремных застенках, а свобода слова и собраний была задушена. Сегодня, 28 июня, вероятно, весь мир видит, что означал загребский процесс, в ходе которого было возведено 54 виселицы для сербо-хорватских государственных изменников. Полицейское правление в Боснии и Герцеговине слепо, глухо и безмозгло. Трудно было найти более неудачное время для отправки наследника на юг» (Čas. Zvláštní vydání. 29.6.1914. Číslo 177).
Особое негодование чешской общественности вызывала личность генерала Потиорека, главы земельного правительства и начальника военной администрации Боснии. Имя Потиорека, по мнению чешских журналистов, будет всегда вспоминаться в связи с событиями в Сараево, которые вызвали изумление как самим фактом преступления, так и халатным поведением властей. «С одной стороны, Чабринович и Принцип со своим покушением; с другой стороны, генерал Потиорек со своим легкомыслием и опрометчивостью, – писал «Час» 7 июля 1914 г. – Убийство было бы невозможно, если бы были предприняты все необходимые меры… Генерал Потиорек несет главную ответственность за катастрофу 28 июня не только как глава земельного правительства, но и как начальник военной администрации Боснии и Герцеговины» (Čas. 7.7.1914. Číslo 185).
Личность эрцгерцога Франца Фердинанда чешские публицисты характеризовали довольно осторожно. По их мнению, главная забота наследника престола состояла в наращивании военной мощи империи; при этом его основные принципы заключались в консерватизме, католицизме и великоавстрийской идее. Наиболее сочувственно о погибшем наследнике престола высказался общественно-политический еженедельник партии младочехов «Ческе ревью», которому импонировало критическое отношение Франца Фединанда к австро-венгерскому дуализму и к положению в Венгрии. «Покойный наследник стремился к внутренней консолидации государства и поэтому ненавидел дуализм, – утверждало «Ческе ревью». – Было известно, что наследник неодобрительно относится к азиатским методам правления в Венгрии, что ослабляет империю и вызывает к ней ненависть особенно на Балканах… Окружение наследника даже поговаривало о триализме, о создании югославянской области на юге империи, что, впрочем, осталось лишь эпизодом, с которым покончила вторая балканская война» (České revue. 1914. Číslo 10).
На отношение чехов к личности Франца Фердинанда накладывало сильный отпечаток то обстоятельство, что эрцгерцог был женат на представительнице чешского аристократического рода Хотек и что его резиденцией был известный замок Конопиште к югу от Праги. В сожалениях чехов в связи с гибелью Франца Фердинанда угадывались явственные нотки прагматичного разочарования по поводу нереализованных ими выгод, которые можно было бы извлечь из близости наследника престола к Чехии. «Чешский народ связывают с покойным эрцгерцогом особые воспоминания, – писало «Ческе ревью». – Его любимая резиденция находилась в центре чешских земель. Его любовь к памятникам старины и искусства выразилась в поддержке стремлений сохранить ценные памятники чешского прошлого… Постоянное нахождение наследника в Чехии рождало предположения о его привязанности к чешскому королевству и поддержке его исторических прав… Сейчас остается лишь сожаление над загубленной жизнью, глубокое сочувствие к государю и детям наследника и осуждение совершенного преступления» (České revue. 1914. Číslo 10).
Касаясь отношения эрцгерцога к России, чешская пресса осторожно констатировала, что его взгляды «по-видимому, не всегда совпадали с официальной политикой. По крайне мере, всегда утверждалось, что он является другом России, желает договора с Россией и стремится возобновить союз трех императоров, австрийского, российского и германского. В целом это соответствовало его характеру: он испытывал явные симпатии к царизму и абсолютизму…» (Čas. 7.7.1914. Číslo 185).Впрочем, сообщая о реакции на убийство Франца Фердинанда в России, чехи отмечали, что российская пресса не относила эрцгерцога к числу симпатизантов России. Скорее, эрцгерцог Франц Фердинанд был реалистом, отдавая себе отчет в крайне неблагоприятных последствиях для Австро-Венгрии в случае ее военного конфликта с Россией. В 1913 г., критикуя идею генерала Конрада фон Гётцендорфа о целесообразности превентивной войны Австрии против Италии и Сербии, наследник престола проницательно заметил, что война с Сербией повлечет войну с Россией, которая, по его словам, станет «нашим концом», способствуя «свержению с трона как австрийского императора, так и русского царя» (Pernes 2007: 211 ).
В первые дни после убийства в Сараево основное внимание чешской прессы было приковано к многочисленным деталям, имевшим непосредственное отношение к покушению. Анализ внешнеполитических последствий в широкой общеевропейской перспективе был редким и весьма поверхностным. Одним из немногих чешских политиков, которому удалось предугадать трагический масштаб международных последствий сараевского убийства, был лидер младочехов К. Крамарж. «Мы предсказывали, что из сербского конфликта разовьется конфликт европейский; что из проблемы убийства, которое каждый осуждает, и из вопроса о наказании может возникнуть вопрос равновесия в Европе, который призовет к оружию весь мир» (Národní listy. 4.8.1914. Číslo 211), – констатировал Крамарж 4 августа 1914 г., когда маховик Первой мировой войны раскручивался все сильнее. Хотя после событий в Сараево общественность быстро успокоилась, «за дипломатическими кулисами между Берлином и Веной велась оживленная подготовка к решающей акции» (Urban 2000: 263). Однако чешская общественность, сосредоточившись на текущих событиях, плохо представляла себе, что в действительности происходило за кулисами дипломатической сцены.
Продолжение следует…
