Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
«Свобода и равенство» на деле вышли не такими, какими воображала себе значительная часть (к концу, как видим, не менее половины, а особенно верхушка) дворянства вкупе с промышленниками и купцами. Таковые были призваны бороться не за парламентское ограничение самодержавия и собственное сословное доминирование (даже под благовидным предлогом «стабильности»), а за возрождение всесловного земского собора и самой надсословной народной соборности. И такой вопрос встал на державную повестку дня при императоре Александре III. Однако вместо его широкой горячей поддержки дворянская воля, вопреки усилиям государственников, склонилась к идеи либеральной Госдуме «как в цивилизованном мире». Справедливо, что уже во второй Госдуме возобладали революционно-социалистические (левые) партии с очагами классовой вражды к дворянству: но и это не вразумило высшую имперскую элиту (в которой возобладало либеральное масонство), и вскоре власть оказалась в руках тотальных разрушителей, богоборцев, безбожников, иноверцев и инородцев.
Более того, заблуждением будет считать социалистическо-революционное движение в России («народничество») совершенно чуждым всему дворянству в силу своей классовой ориентации. Со времён тайных «Союзов» декабристов в костяке «левых» идеологов, во главе с Герценом, Огарёвым и Бакуниным, и «левых» организаций во главе с «Землёй и волей», «Народной волей» и партией эсеров доминировали именно дворяне – и вплоть до выхода на сцену РСДРП, созданного в 1898 году на основе накануне возникшего всероссийского еврейского рабочего союза (Бунда), да и то – возглавленного дворянином Ульяновым (по кличке Ленин). Здесь важно подвести черту под многими спекуляциями относительно непосредственной роли в революционной катастрофе дворянства: хотя антиисторической мифологией является непричастность к Февральской революции большевиков (усердно работавших на неё десятилетия), однако именно дворяне составили её главный двигатель на протяжении всего XIX века и непосредственно в 1905-1917 гг.
После революции началась эпоха постоянных катастроф и потрясений, длящаяся по сей самый день. Ранее мы привели нигилистический и классово-враждебный «красный» взгляд на русское дворянство. Теперь необходимо кратко рассмотреть тот путь без традиционной аристократической элиты, который прошёл русский народ за минувшее столетие, придя к нынешнему кризису – суду перед лицом угрозы окончательной гибели русского Катехона и грядущего за ним светопреставления.
Коммунистическая эпоха явила на русском народе опыт строительства народно-государственной жизни без высшей сословной элиты. Однако приход к власти большевиков сорвал пропагандистскую ширму коммунистической экзотерической (для широких непосвящённых масс) доктрины о построении бесклассового общества без иерархий, подчинений, а также принуждений, цензур, насилия. Прежде всего, новой властью с порога был отброшен изначальный доктринальный посыл свободного от всякого давления сверху политического устройства общества на основе советского самоуправления «снизу»: от самого Октябрьского переворота до самого конца Перестройки в советах могли состоять либо члены коммунистической партии, либо беспартийные лица, лояльные к её идеологии. На практике эти лица назначались или согласовывались сверху и были этому верху жёстко подотчётны – вплоть до выверения каждого слова с «линией партии». Ничего подобного в многовековую «несвободную» монархическую эпоху не было и в помине: такой «порядок» устойчиво воспроизводил в новой правящей элите лицемерие, сервилизм, конформизм, в целом низменность.
Концептуальным обоснованием партийной диктатуры «пролетариата» служило ленинское оппортунистское учение о недостаточной сознательности классов русских рабочих и крестьян (шире – о несовершенстве человека из досоциалистической формации), а значит – обязанности партии в лице «избранных свыше» лиц («истинных коммунистов», потом «верных ленинцев») взять на себя бремя правления и воспитания «нового трудового народа» (на практике, прежде всего, в духе атеизма, материализма и нигилизма, с заменой традиционной нравственности «классовой моралью»). Таким образом, на место старой аристократии незаметно пробиралась новая «знать», а дворянскую элиту заменяла партийная, – формируемая не по классовому, но по идеологическому и лоялистскому (по сути, вассальному) принципам. По мере движения от начала к концу коммунистической эпохи идеологический принцип улетучивался или точнее поглощался одним лоялистским (в виде имитационной верности «заветам Ильича»), формируя всё более безыдейную элиту.
История, а также социологический и психологический портрет коммунистической элиты в динамике, – достаточно сложная научная задача. Однако можно обозначить её в самых общих чертах. На первом этапе власть оказалась у пламенных революционеров (ленинцев-троцкистов), связанных с глобальными антихристианскими элитами как убедительно показано в труде Энтони Саттона «Уолл-стрит и большевистская революция». Весь пыл российских якобинцев был направлен на уничтожение многовековой православной России и её опорных сословий – духовенства (особенно монашества), дворянства и идейно-патриотического (черносотенного) всесословного сообщества (включая интеллигенцию, рабочих и крестьян, а особенно родственного последним казачества), а также на зажжение «мировой революции», на что «благословения» от глобальной теневой антихристианской элиты получено уже не было: «пролетарская солидарность» рухнула уже на этапе Польши, Прибалтики и Германии (где социал-демократы Эберта были быстро переобуты в либералов-капиталистов, а потом – на волне консервативного запроса народа – ловко заменены на национал-социалистов).
Новой революционной элите глобалистами было предоставлено право (а вскоре и поддержка от «мирового капитала») строить государство СССР и плавно уничтожать Церковь и глубинный русский народ, методично перелопачивая его. Понадобился призыв новых управленческих кадров из разных слоёв народа, среди которых преобладали (особенно на ключевых, силовых и идеологических, направлениях) сочувствующие революции граждане. В частности, до прихода к руководству НКВД Лаврентия Берии более 90% руководящего состава политических органов самого НКВД (в частности, ГУГБ) представляли евреи (дополняемые поляками и прибалтами), средний образовательный уровень которых был на уровне начальной школы. Одновременно вся часть русского народа, которая была так или иначе причастна к царской власти и «враждебным» сословиям, получила в обществе «свободы, равенства и братства» статус лишенцев – граждан второго сорта, – к которым вскоре добавились все недовольные рабочие и особенно крестьяне.
Новообразованная «элита», разумеется, была малопригодной к созиданию (именно здесь находятся истоки феномена советской паразитарной и бюрократической номенклатуры), что ярко отражалось на общем состоянии коммунистической республики (отчасти компенсируясь эксплуатацией кадрового наследия Империи). Духовное же нутро «элиты» вполне раскрылось как в крайнем нравственном упадке, напрямую провоцируемом политикой партии, так и в «культуре» НЭПа. Новая «элита» была либо изначально (потому и «рождавшая революцию») проникнута презрением и ненавистью ко всякой возвышенной христианской морали (замещая её большевистской классово-революционной «моралью») и всей вытекающей из неё системы добродетелей (во главе со справедливостью) под водительством добросовестности, на которых и строится управление всеми областями народной жизни, либо (уже как «рождённая революцией») впитывала их от первой.
Однако постреволюционный бонапартизм состоялся и в СССР – в лице Сталина, которому в условиях приближающейся войны и поддержки многочисленных партийных низов, где преобладал простой трудовой русский народ, удалось провести значительный перебор (или «чистку») правящей элиты и управляющих кадров, превратившийся в тех условиях (при участии самой же элиты, особенно НКВД) в вакханалию массового террора, в котором численно погибло гораздо больше невиновных (в частности, бóльшая часть священства), нежели самих злодеев-троцкистов. Также ему удалось заместить всю «ленинскую гвардию» «народными призывниками» (в которых можно было обнаружить даже старые царские кадры), сумевших привести страну к победе в Отечественной войне, на выходе из которой к ним добавился и испытанный войной круг армейского руководства, отставных фронтовиков, партизан и подпольщиков. Отчасти произошло быстрое повторение пути генезиса русской служилой элиты древности: были даже восстановлены дореволюционные офицерские чины.
Сталину с единомышленниками удалось сформировать талантливые и идейно-патриотические кадры в разных отраслях государственной жизни, задел из которых ещё вытягивал страну в течение нескольких десятилетий после смерти вождя. Однако не была замещена сама партийная элита и, самое главное, марксистско-ленинская партийная идеология, являвшаяся духовной кровью элиты и непреодолимым фильтром при формировании костяка, залогом отрицательной кадровой селекции и движения по лестнице коммунистической новой «табели о рангах». Провалился и вероятный проект Сталина по мягкому перемещению верховной власти страны от партии к реальным народным советам и создаваемому Верховным Советом (а не декоративным ЦИК) правительством. Краткий подъём «русской партии» (условной, наполненной идеологическими противоречиями и внутренне неорганизованной в отличие от «верных марксистов») вскоре был подавлен (ещё при Сталине).
Во весь сталинский период и после энергия элиты направлялась на решение главным образом материальных задач (производства и безопасности государства), а вот с духовно-культурными дело обстояло значительно хуже. Сама правящая партийная элита была лишена главного: религиозности (питающей совесть), её истинного православного содержания и уходящих в неё корнями русского самосознания и культуры. Как следствие, она сильно тяготилась своим перенапряжением в сталинском режиме и самóй предполагавшей самоотверженное служение идеократией, которая, помимо прочего, была обусловлена ложным хилиастическим проектом «коммунизма в отдельно взятой стране» с доктринальной целью или «основным законом социализма»: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».
Экономоцентричность элиты СССР вкупе с духовным оскудением, помимо прочего, вели к «выгоранию» элиты и всё большему «застою», упадку и в магистральной экономической сфере. Но главное – всем этим создавались благоприятные условия для хрущёвской реконкисты в строительстве элит: было восстановлено господство «профессиональной» партийной номенклатуры, осуществлена реабилитация (с восстановлением в партии) остатков репрессированных троцкистов и даже коллаборационистов (особенно украинских). Напротив, перед верующими и русскими идейными патриотами были вновь выставлены барьеры, а находящихся в партийно-управленческой и гуманитарной элите последовательно вычищали или блокировали троцкисты Хрущёв и его ставленник Андропов (руководивший КГБ во всю брежневскую эпоху) с их ставленниками-сообщниками, а также марксистский начётник и партократический консерватор Суслов.
Именно безусловная лояльность партийному начальству и марксистско-ленинской идеологии были поставлены в качестве ведущих критериев формирования партийной элиты на закате СССР. Здесь и были заложены основы того самого правящего класса, который весьма быстро (за 35 лет) привёл СССР к упадку и неизбежному распаду, а потом (с вливанием в него духовно близких и успешных групп извне, включая русофобских бывших диссидентов) трансформировался в корпоративную элиту постсоветских республик в лице триумвирата крупного или среднего бизнеса (капитала), чиновничества и лояльной им либеральной и более ли менее националистической интеллигенции. Безусловно, говоря об элите в целом, необходимо иметь в виду её духовно-идейную неоднородность, усиливающуюся по мере спускания с вершины иерархии в низы. Однако её сердцевина была устойчива, воспроизводилась и структурировала вокруг себя всё тело, в том числе оттесняя «чужеродные элементы» на периферию.
Самое важное, что необходимо отметить в сформированной в этот период номенклатурной элите, – это тот особый её дух и этос, всё более доминировавшие и определявшие характер правления данной элиты, а также механизм её собственного внутреннего формирования и устройства внутренних отношений. Сюда следует отнести следующие черты: а) показательный лоялизм партии, её высшему руководству и её догматической идеологии (пламенными ленинцами и партийцами выказывали себя Андропов, Яковлев, Горбачёв, Ельцин, как и сам «патриарх» Хрущёв) при одновременном нарастании безразличия и далее отвращения к коммунистической идеологии – притом преимущественно к здоровым её привнесённым элементам (ценностям труда, справедливости, народного единства); б) приоритет верности начальству (особенно партийному) и подобострастному выслуживанию перед ним – культовый карьеризм; в) приукрашение в отчётах, лесть в отношении положения дел в стране в целом и в подведомственных сферах, укрывание проблем, неприязнь к критике, уклонение от полемики, пропагандизм; г) профессиональная кастовость бюрократии; д) бюрократический формализм и имитационность в деятельности; е) атеизм, материализм и безродный интернационализм, а также основанная на них утилитарная система жизненной мотивации; ж) низкий уровень нравственных требований к себе и закономерное нравственное разложение; з) вытекающая из всего предшествующего система отрицательной селекции элиты (понижающийся общий уровень); и) нарастающая безыдейность и лицемерие (имитация идейности), вкупе выливающиеся в тихую ненависть к системе – не только идеологическо-партийной, но и всей государственной и ценностно-традиционной: и преимущественно – не к буржуазной её составляющей, а именно криптохристианской (дореволюционной); к) открытость к иностранной вербовке и перерождению в молчаливую «шестую колонну» и компрадорскую контрэлиту.
Данный комплекс качеств предопределил реальный (а не декларативный) «моральный кодекс строителей коммунизма», полностью переброшенный и в постсоветскую элиту, в которой с большим трудом пробиваются ростки исконной, христианской нравственности и основанного на ней благородного этоса высшего слоя. Разумеется, данные качества и вектор эволюции элиты не захватывал всех поголовно и не всех в одинаковой мере, но общий путь был предопределён и неизбежен. Гниение, разложение партийной элиты антиэлитарного (эгалитарного) социума было следствием не каких-то управленческих ошибок или злоумышленных воздействий (таковых вкупе был поток, однако он лишь добавлял интенсивности в процессы), но закономерным разворачиванием первоначальных принципов коммунистического проекта как составной части западной секулярной цивилизации и спектра её светских идеологий.
Распад российско-социалистической квазиимперии в условиях противостояния с Западом был подкреплён и характером визави советской элиты – западной: если первая имела мировоззрение и систему жизненных приоритетов и целей мещанского буржуа, то вторая лишь имитировала своё растворение в публичных «демократических» партиях и власти, либерально-рыночный этос с вульгарным рационалистическим и потребительским мировоззрением «капиталистов». На самом же деле, западная элита представляла собою «глубинное государство», восходящее к древней «чёрной аристократии» с глубокими оккультными и орденскими традициями, имеющее перед собою пусть и тёмные, но целостные религиозно-метафизические цели, что делало партийную элиту СССР (а также систему его безопасности) с доминирующим экономоцентричным мышлением лёгкой добычей и игрушкой в руках глобалистов.
Наконец, в позднесоветской элите нет и не могло быть того идейно-патриотического самоотверженного ядра, которое представляло собою стоящее на охране священной Империи русское сознательно-православное дворянство (ценностно, как мы видели ранее, даже ко времени революции составлявшее порядка 40% от общего числа): почти вся партийная элита СССР если не одобрительно, то безразлично отнеслась к отказу от какой-либо идейно-патриотической политической идеологии (не только от коммунизма), альтернативной западному либеральному глобализму, и крушению государства без оказания какого-либо сопротивления.
