Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6.
И ровно в таком состоянии и соотношении элит подошла Русь, весь разобщённый Русский мир (ныне уже редуцированный до Союзного государства России и Беларуси) в противостоянии с Западом (и его глобальными союзниками, в частности, пантюркистским альянсом) к настоящему историческому моменту, в котором Запад перешёл от тактики тихого разложения Руси перешёл к открытой войне на её уничтожение с использованием всего арсенала грубой и мягкой силы. Стратегия же и цель у этих тактик едина и нерушима: духовное уничтожение и физическое порабощение Святой Руси как главной силы, препятствующей установлению всемирного господства апостасийной элиты Запада.
Нынешняя позднесоветско-постсоветская элита сформирована на перекрёстке «левой красной» (коммунистической) и «левой белой» (либеральной) концепции общественно-политической элиты и вкупе такой же исторической оценки русского дворянства. «Антидворянское представление» о призвании правящей элиты как таковой и непосредственно о самой себе питаются как из ложного социалистического образа многовековой истории русского дворянства, так и не менее ложной либеральной версии «демократической» элиты как эффективного наёмного менеджера, наконец, из реально доминирующей метафизики и психологии гедонизма-эвдемонизма – комфортного и самоугодливого (якобы счастливого) проживания земной жизни перед лицом небытия или неизведанности, – которая требует от элиты подчинения этой цели своей политическо-управленческой деятельности, прикрывающей её лишь вынужденным и ограниченным этой целью исполнением своих функциональных обязанностей, а ещё больше – его имитацией и лозунгами. Если каждый из представителей российской или белорусской элиты задаст себе честно вопрос, не такова ли их психология, то немногие дадут на него иной ответ.
Во многом это обусловлено институционально: сами представители элиты (их дети-преемники) не проходили, как в старину, через систему строгого воспитания и подготовки (напротив, часто принадлежали к «золотой молодёжи»), через военные испытания (многие вообще не служили в армии). «Демократизм» элиты закрепляется и в их одежде, в которой дворянским мундирам противостоят деловые костюмы, сближающие их не с офицерами, а с бизнес-элитами, впечатывая и соответствующую психологию. Не секрет, что тоже самое продолжается и в манерах, где едва ли часто будет обнаруживаться благородство, достоинство, неприемлемость матерной брани и прочего хамства, – особенно когда речь идёт о непубличном общении, скрытом от многочисленных взоров.
Апогеем и одновременно корнем духовной немощи постсоветской элиты оказывается её секулярность, невоцерковлённость, удалённость от Церкви, – а если и соприкосновения с ней, то без глубокого пропускания через себя её учения и соответственной ревизии собственной жизни и мышления. У подавляющего большинства в правящей элиты нет ощущения личной ответственности перед Богом за всю свою политическую деятельность в целом и каждое действие в отдельности – притом такой ответственности, которая будет решать их личную вечную участь по Закону Божьему. Тем паче нет духовно-умственного искания религиозных нравственных идеалов (истины, правды, справедливости, милосердия, жизни как служения) и того, как их максимально воплотить в своей жизнедеятельности. Разговоры же о секулярной форме данных идеалов, а также об «ответственности перед народом, историей» в подавляющем большинстве случаев носят демагогический характер. Реальные же мотивы носят в лучшем случае предельно приземлённый характер.
В государственном управлении у современных элит в центре внимания по-прежнему доминирует, во-первых, материальная сфера с экономическими приоритетами (в то время как у подлинного дворянства приоритет принадлежал сфере духовно-цивилизационной, которой подчинялась и экономика), во-вторых, вслед за ней, – и материальная мотивация при обсуждении стратегических идей и программ, принятии важнейших внутренних и внешних политических решений, в-третьих, как следствие двух предыдущих, – неоглашаемый приоритет в экономической мотивации личного над общенародным, государственным, что, помимо прочего, делает неукротимой коррупцию, которая лишь временно сдерживается карательными мерами. В совокупности это закрепляет обывательский характер психологии высших слоёв общества, разительно отличающейся от дворянской даже в кризисные периоды последней. Не стоит ждать от таковых (во всяком случае масштабно) искреннего переживания и радения за судьбы Отечества и простого народа (особенно в будущих поколениях), поиска путей выхода из кризиса и в целом возвышения их под водительством высоких идеалов и ценностей, тем более, жертвенного служения им. Что неизбежно отражается на реальном характере состояния и развития общества, всё труднее скрываемого при помощи официальной статистики и пропаганды.
При этом в отличие от дворянской аристократической аристократической элиты, – служилой если не по строгому сословному праву, то по сословной чести, – значимой (если не определяющей) частью постсоветской элиты являются как раз «внесистемные» круги лиц, как правило обладающих значительным богатством и связями, но лишённых каких-либо обязанностей (не говоря уже об их соразмерности влиятельности) и ответственности, – капиталистическая олигархия или квазиолигархия. Её влияние на принятие ключевых решений и общую государственную политику нередко превосходит таковое у высокопоставленных лиц в законной иерархии: в России оное зашкаливает и, вопреки попыткам скрыть его, едва ли уменьшилось со времён эпохи 1990-х. Наконец, несомненно, существует ещё и «шестая колонна» Запада и его всё той же инфернально-аристократической элиты (наследники масонов-декабристов) – их внедрённая или завербованная в элите агентура, ведущая умную и организованную подрывную деятельность.
В нарастающем противостоянии с Западом сформированная и закреплённая в практике таким образом правящая демократическо-олигархическая элита оказывается неспособной к глубокому противостоянию и соответствующей мобилизации и ведению за собою широких слоёв народа. Даже в публичном дискурсе, не говоря уже об уровне сердечного мышления (подсознания) у таковой доминирует мотивация не противостояния и победы в нём, а уклонения, поиска всевозможных компромиссов вплоть до готовности принять вассальный (а то и полуколониальный) статус. На случай критической обстановки в тишине того же подсознания уже заготавливаются сценарии не сражения до смерти, но подготовленной эвакуации. В условиях же вынужденного противостояния и натиска Запада происходит впадение в бюрократическо-гедонистический ступор, когда вместо принятия срочных и, тем более, продуманных стратегических мер, включается режим бездействия и упования на «саморазрешение» (с бурной имитацией героизма и наличия «хитрых планов»).
Несомненно, что предметом особого беспокойства и попечения для таких элит становится недопущение возрождения в памяти и мышлении народа образа подлинной служилой православно-патриотической аристократической элиты в лице русского дворянства, не говоря уже о появлении хотя бы очагов и просто ростков таковой в настоящем времени, формирования соответствующих организаций и движений. Для этого ею с опорой на услужливую часть либерально-прозападной интеллигенции (составляющей часть самой элиты) осуществляется искажение отечественной истории, сущностного различия православно-охранительной и секулярно-гуманистической идеологий: напротив, продвигаются проекты романтизации как либерализма, так и неокоммунизма и их «красно-белого» синтеза. Особому шельмованию подвергается коренная русская охранительная национально-патриотическая идеология, ознаменованная триадой «Православия-Самодержавия-Народности».
Чрезвычайно важно понимать, что правящая элита не существует духовно нейтрально в отношении всего прочего народа (людей умственного и физического труда, молодёжи и детей), но более ли менее интенсивно воздействует на него: притом как не осознанно, так и сознательно. Высшее сословие – это всегда вольный или невольный ориентир, на который равняется весь народ. При всех недостатках духовенства и дворянства их влияние на русский народ в течение многих столетий было весьма благотворным. Ослабление такового во многом было решающей причиной и революционной смуты среди тягловых сословий. О характере же влияния революционно-большевистской элиты и её позднесоветской преемницы лучше всего говорят не только их внешние «достижения», но и нравственное состояние народа по итогу их правления. В лучшем случае (из худших) буржуазно-секулярная элита с безразличием относится к духовной эволюции народа, устанавливая холодно-либеральный режим культурной атмосферы: как это было в эпоху НЭПа, «Оттепели» и «Перестройки».
Однако имеется и значительная мотивация сознательно-планового духовно-нравственного разложения элитой (её заметной части) народа. Секулярно-буржуазная элита (как коммунистическая, так и либеральная), руководствующаяся мотивами сохранения и усиления своего властного положения и богатства, заинтересована (особенно когда к этому ещё и стимулируется из-за рубежа со стороны более ли менее могущественных «уважаемых партнёров») в духовно-личностной «посадке» народа. Народом духовным, думающим и нравственно-твёрдым управлять, держать его в повиновении при таких установках тяжело (особенно в плане собственного соответствия такому духовному уровню народа). Правда, и строить сильную державу (в том числе защищённую от врагов), достигать высоких целей и созидать высокую культуру невозможно. А в тяжёлую минуту великих испытаний будет бесполезно и взывать к долгу и поддержке такого уже не народа, а населения (Сталин народ ещё нашёл, хотя пришлось сильно пересмотреть «политику партии» и даже базовые понятия).
Для управления же не христианским народом личностей и семей, а послушным безликим и безвольным стадом, предсказуемыми потребителями, таковые и нужны – что для либерализма, что для фашизма, что для капитализма, что для коммунизма. И, прежде всего, необходимо подавление в людях высших духовных свойств и сил – совести и любви, разрушающих всякое равнодушие и безусловный конформизм. Отсюда на протяжении всего периода правления в послевоенной Руси современной элиты и происходит более ли менее ускоренное духовно-нравственное разложение народа, превращение всё более значительной его части (особенно молодёжи) в гедонистов и манкуртов, безразличных к духовности, к судьбе Отечества, к собственным ближним, к поиску истины и правды, служению высоким идеалам и добру в целом – вплоть до откровенного безбожия и оккультизма.
Вполне возможно, что в таком законсервированном виде медленное угасание Русского мира, русской государственности и самого народа, ведомого демократическо-олигархической элитой (лишь следующей неодолимому для безбожного общества инстинкту «любви к себе» и установкам ещё материалистической марксистско-ленинской философии), и продолжалось. Не один народ и даже цивилизация прошли через подобное дряхление и смерть. Однако, как было сказано в начале статьи, Господу Богу такая Русь – беспечная, ленивая, самодовольная, лукавая, расслабленная – не нужна. Именно к ней более всего относятся слова Евангелия: «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Мф.5:13). Там же указанное метафизическое противостояние апостасийного Запада и особое положение русского народа и Святой Руси в Божьем Промысле вкупе с искупительной жертвой святого Царя-мученика и его семьи делают неизбежным возрождение тем или иным путём Империи и соответствующей служилой имперской элиты в современном виде.
Двумя главными силами (точнее орудиями Бога), служащими этому возрождению своими энергиями, являются живая и действенная проповедь Церкви (внутренняя) и нарастающая война (внутренняя). При этом указанные силы сбалансированы между собою: усиление и ослабление одной неизбежно ведёт к ослаблению или усилению другой. К сожалению, в середине XX века эта двухполюсная сила не смогла вполне подъять русский народ. И ныне энергия духовного просвещения Церкви весьма ослаблена как по причине внутренней слабости (в силу как её разгрома в коммунистическую эпоху, так и мощных либеральных веяний в нынешнюю), так и по причине сильного противодействия этому просвещению и воцерковлению народа в целом со стороны самой правящей элиты (ещё более сильному, нежели со стороны языческой, но всё же аристократическо-служилой элиты Римской Империи). Как в Церкви, так и в государстве остро ощущается нехватка самого исчезнувшего дворянства: в служении элиты требуется не только личное благочестие, но и церковно-державная масштабность мышления, попечения и целеполагания.
Есть ли ещё иной путь спасения для русского народа, кроме «огненного искушения» (1Пет.4:12), – знает лишь один Господь, самодержец всего мироздания. Но даже перед лицом данного пути не исчезает обязанность народа и Церкви усиленно обращаться к Богу и отвергать во всём Его антагониста, разворачивая в сторону добродетели всю личную и общественную жизнь, устраивая её богоугодным способом, разумным и справедливым, восстанавливая исконные порядки: возрождение высшей служилой русской элиты является одним из краеугольных камней такого восстановления. Ибо такое обращение к Божьей воле и является целью всех наказаний и страданий свыше (народа и каждого человека), а отвержение его ведёт к последствиям, гораздо более страшным, нежели ядерная война и сама земная смерть.
