На своем историческом пути Православие на землях Белой Руси сталкивалось со многими вызовами. Самым суровым испытанием для него явилась Брестская церковная уния 1596 г. Она представляла собой инструмент вытеснения православной веры из жизни русского населения Речи Посполитой и была обусловлена: во-первых, утверждением на престоле Великого княжества Литовского на рубеже XIV и XV вв. католической династии; во-вторых, каноническим обособлением в середине XV в. Киевской митрополии Константинопольского патриархата от автокефальной Московской части Русской Церкви; в-третьих, католической экспансией, сопровождавшейся правовой и социокультурной дискриминацией православных Польско-Литовского государства и спровоцированным ею нарастанием кризисных явлений в церковной жизни западнорусской Церкви.
Брестская церковная уния обозначила предел расширения католичества в Речи Посполитой. После ее введения два столетия продолжалось усвоение обществом нового конфессионального положения. Несмотря на стойкое сопротивление православных, к последней четверти XVIII в. униатское церковное объединение сумело занять широкие позиции. Перед первым разделом Речи Посполитой в 1772 г. униатство располагало в Польше 9452-мя приходами, распределенными по 8-ми епархиям (Radwan 2001: 21). Предположительно число католиков-униатов могло достигать от 8 до 9 000 000 человек. Православные сумели сохранить церковную структуру, но составляли меньшинство. На территории современных Белоруссии, Украины, Литвы и восточных регионов Польши действовала единственная Могилевская епархия, в которую входили 470 приходов с 550 000 верующими. 229 приходов этой епархии располагались на белорусско-литовских землях (Mironowicz 2008: 287). В структуре населения на территории современной Белоруссии в последней четверти XVIII в. 39% от общего количества белорусов, поляков и литовцев принадлежали унии, 38% были католиками латинского обряда, 6,5% исповедовали Православие, остальные были староверами и протестантами (Філатава 1998: 5). Из этих данных следует, что в конце XVIII в. около 80% белорусских крестьян оказались униатами.
По итогам 3-х разделов Польши 1772–1795 гг. до 60% униатских приходов (от 5600 до 6052, точно неизвестно (Філатава 1998: 23)) оказались в пределах Российской империи. Количество униатов, ставших подданными России, составило 4 653 379 человек (Kołbuk 1998: 50).
Конфессиональная политика российского правительства на присоединенных от Речи Посполитой после первого ее раздела в 1772 г. землях была направлена на приобретение лояльности местного населения с учетом значительного влияния на него католичества. Новым подданным империи независимо от их конфессиональной принадлежности гарантировалась полная свобода вероисповедания. Вместе с введением широкой веротерпимости власти постарались обеспечить господствующее положение Православной Церкви, официально объявив, что под страхом строгой ответственности запрещается переводить православных в латинство и унию. В то же время католикам обоих обрядов разрешалось, если кто пожелает, переходить в Православие. Одновременно правительство запретило обнародовать папские буллы без своего согласия (Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗРИ) 1. Т.19 1830: 827–833); (Акты, издаваемые Виленскою Археографическою комиссиею ( далее — АВАК) 1889: 1–2).
Благосклонное отношение российского правительства к униатам начало меняться в конце 1770-х годов, когда в результате деятельности Полоцкого униатского архиепископа Иасона (Смогоржевского), предпринявшего попытку возглавить все униатское церковное объединение, разделенное границами 4-х государств, и сосредоточить ее Высшее церковное управление в пределах Австрийской империи, стало ясно, что лояльность униатского духовенства России является труднодостижимой целью. Поэтому с 1780 г. правительство императрицы Екатерины ІІ взяло курс на воссоединение с православными тех униатов, которые добровольно этого желали (Буглаков 2000: 262, 266); (ПСЗРИ 1. Т. 20. 1830: 953–954). Первая волна возвращения униатов к Православию прошла с 1781 по 1784 г. В Могилевской и Псковской православных епархиях от унии в это время было принято более 80 приходских общин, в которых насчитывалось 117 187 верующих, что составляло приблизительно 1/8 часть униатского населения территорий, отошедших к России по первому разделу Речи Посполитой. Вторая волна воссоединения униатов имела место в период сразу после второго и в момент третьего разделов Польши в 1794–1795 гг. (ПСЗРИ 1. Т. 23. 1830: 509–511); ПСЗРИ 1. Т. 23. 1830: С. 699–700). В это время в Православную Церковь перешли 1 572 067 человек. Параллельно с возвращением значительных масс униатов в Православие имел место и их переход в латинский обряд. В это время до 450 000 верующих перешли из униатских церквей в костелы.
6 сентября 1795 г. императрица Екатерина ІІ изменила иерархическую структуру унии. Были уволены на покой с пожизненной пенсией от правительства в размере 5000 рублей в год все, за исключением архиепископа Ираклия (Лисовского), униатские епископы во главе с митрополитом Феодосием (Ростоцким) (Назарко 1962: 120). Учреждалась единственная униатская епархия — Белорусская, управление которой поручалось архиепископу Ираклию (ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 23. № 17391. С. 791–793). В 1796 г. она объединяла 2 500 000 верующих (Radwan 2001: 34). Монастыри униатского монашеского ордена базилиан лишались самоуправления и переводились в подчинение преосвященному Ираклию. Та часть монастырей, в которых монахи не содержали школы и не занимались социальным служением, признавалась «обществу бесполезной» и подлежала закрытию (ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 23. № 17384. С. 722–723). Всего в это время было закрыто 145 базилианских монастырей (Назарко 1962: 120). Императрица Екатерина ІІ готовила почву для организации православной миссии среди униатов. На это указывает как то, что она ослабляла церковные структуры унии, так и то, что в 1793 г. по ее инициативе принявший русское подданство известный греческий богослов и церковный писатель Евгений (Булгарис), архиепископ Слáвянский и Херсонский, написал трактат «О лучшем способе воссоединения униатов с Православной Церковью» (О лучшем способе… 1887). В этом церковно-историческом и богословском произведении преосвященный Евгений указал способы и средства, с помощью которых на основании православной экклезиологии можно было развернуть среди униатов эффективную миссионерскую работу без нарушения свободы совести людей.
В 1796 г. волна возвращения униатов в православие начала спадать. Воссоединение окончательно завершилось со смертью императрицы Екатерины II в ноябре 1796 г. Организованное ею широкомасштабное наступление на унию привело к увеличению сферы влияния Православной Церкви в западных губерниях России, но поскольку оно не было продолжено православной миссией, уния продолжала численно доминировать на белорусско-литовских территориях. К негативной стороне воссоединения униатов с православными в правление императрицы Екатерины ІІ нужно отнести то, что события 1780–1784 и 1794–1795 гг. озлобили униатское духовенство против Православия, заставили его в бóльшей, чем прежде степени испытывать неприязнь к российской власти, подозревая ее враждебность своему обряду.
В царствование императора Павла І, который благоволил католичеству, но относился к идее церковной унии и её практическому воплощению неприязненно, в положении унии произошли значительные перемены. По личной просьбе папы Пия VI дополнительно к уже существовавшей Белорусской (иначе — Полоцкой) кафедре, управление которой сохранялось за архиепископом Ираклием (Лисовским), были открыты Брестская и Луцкая епископии (Radwan 2001: 34–35). Одновременно, желая привлечь Католическую Церковь внутри России к противостоянию распространению революционных идей и обеспечить ее лояльность Российской империи (Дневник Сестренцевича … 1913: 140, 143), Павел I подчинил униатские епархии власти митрополита латинского обряда, и им отказывалось в праве иметь своих представителей в Католическом департаменте Юстиц-Коллегии, где сосредотачивалось Высшее церковное управление Католической Церкви в России (ПСЗРИ 1. Т. 26. 1830: 338; ПСЗРИ 1. Т. 26. 1830: 486). Новое правовое положение унии отражало формальное согласие императора Павла І с тем, что униаты, проявившие твердость в своей вере в правление императрицы Екатерины ІІ, навсегда потеряны для Православия и России и перекладывало на латинскую иерархию ответственность за дальнейшее существование унии, поддержание её сложившихся традиций, культурного влияния и литургической практики.
Подход, примененный к униатской проблеме императором Павлом І, имел далеко идущие последствия. Воспользовавшись властью над униатскими церковными структурами, латинское духовенство при поддержке католической шляхты белорусско-литовских губерний, развернуло среди униатской паствы прозелитическую деятельность (ПСЗРИ 1. Т. 26. 1830: 24–31.). Точные цифры потерь униатского церковного объединения в пользу латинского обряда не известны, но, сопоставляя численность униатов в епархии архиепископа Ираклия (Лисовского) в 1795 г. (2 500 000) с официальным количеством последователей унии в 1807 г., (1 500 000) (Radwan 2001: 70), можно сделать вывод, что в 1797–1805 гг. из униатских храмов в костелы перешло более 1 000 000 верующих. В некоторых случаях в католичество латинского обряда переходили бывшие униаты, поначалу согласившиеся воссоединиться с Православной Церковью.
В сложившихся обстоятельствах недоверие униатам выразило высшее руководство Католической Церкви. Римская курия подозревала в униатской иерархии слишком большую симпатию к Православию. Чтобы обеспечить сопротивляемость униатов православной миссии Конгрегация пропаганды веры еще 30 января 1787 г. разрешила иеромонахам, поступившим в орден базилиан из латинского обряда, совершать не униатское богослужение, а латинскую мессу (Акты, издаваемые Виленскою Археографическою комиссиею 1889: 249), что вело к усилению латинизации литургической практики в базилианских монастырях, традиционно имевшей большое влияние на строй приходских богослужений. Согласно свидетельству архиепископа Антония (Зубко), монахи-базилиане, опираясь на однозначно выраженное мнение Римской курии, отказывались подчиняться иерархии в богослужебных вопросах и активно внедряли латинскую литургическую практику в своих обителях (Антоний (Зубко 1889: 49). Более того, Рим отказался признать митрополитальное устройство унии в России, которое было введено правительством в 1805 г., не делегировал митрополитам Ираклию (Лисовскому; 1806–1809) и его преемникам — Григорию (Кохановскому; 1809–1814) и Иосафату (Булгаку; 1817–1838) — полного объема прав и обязанностей, необходимых для эффективного управления митрополией (Назарко 1962: 126–127, 130, 135–136).
В условиях, когда власти империи отдали греко-католиков под власть латинян и не способствовали их переходам в Православие, а поощряемое Римом польское латинское духовенство при поддержке полонизированного высшего класса западных губерний развернуло на унию широкомасштабное наступление, в греко-католическом духовенстве усилились внутренние противоречия. Униатский клир еще во времена Речи Посполитой разделился на сторонников полонизации и латинизации и приверженцев сохранения восточнославянской самоидентификации. Первые были представлены базилианским монашеством, вышедшими из базилианского ордена епископами и незначительной частью латинизированного белого духовенства. Ко вторым относилась основная масса приходских священнослужителей. В первой трети ХІХ в. интересы патриотов унии старались выражать митрополиты Ираклий (Лисовский), Григорий (Коханович), архиепископ Иоанн (Красовский), а также члены Брестского епархиального капитула, составлявшие круг наиболее образованных и энергичных белых униатских священников. Разделение в среде униатского духовенства вылилось в острое противостояние, в котором речь шла о том продолжит ли уния свое существование, или постепенно будет поглощена Польским Католичеством (Бобровский 1890).
Обе стороны апеллировали к властям. У сторонников латинизации и полонизации формально отсутствовали поводы для обращения к правительству, так как правовые акты, принятые в правление императора Павла І, предоставляли им все возможности для проведения своей линии. Их подход состоял в том, чтобы входить в доверие к высокопоставленным российским чиновникам и с их помощью устранять тем или иным способом своих оппонентов. Показательны в этом отношении судебные дела, сфабрикованные базилианами против архиепископов Ираклия (Лисовского) (Галанов 2014: 303–318) и Иоанна (Красовского). Имеются подозрения в том, что архиепископ Иоанн (Красовский) в 1827 г. был отравлен базилианами (Фотинский 1894: 131).
Основным инструментом борьбы высокопоставленных противников поглощения унии латинским обрядом являлись официальные обращения к правительству. Под воздействием просьб со стороны преосвященного Ираклия (Лисовского), который в записке от 2 июля 1805 г., адресованной графу З. Чернышеву, просил обратить внимание императора на проблему спасения униатов от латинян, правительством был принят ряд правовых актов. Запрещался латинский прозелитизм, и латинизантам (как тогда называли переведенных в латинство греко-католиков) было предложено вернуться из костелов в свой прежний обряд. Эти запрещения в соединении с требованиями к латинскому духовенству ни в чем не стеснять свободу совести униатского населения и вводившие правовую ответственность виновных в их нарушениях, издавались в 1803, 1804, 1806, 1807, 1810 гг. В 1804 г. в Римско-католическую духовную коллегию были допущены униатские заседатели; в 1805 г. в структуре Римско-католической духовной коллегии был создан 2-й (униатский) департамент, появление которого несколько ослабило подчиненность униатов власти латинской иерархии; в 1805 г. в пределах Российской империи в унии был введен сан митрополита (Толстой 1876: 363); (АВАК 1889: CXVI); в 1803 г. униатское духовное юношество было допущено к получению высшего богословского образования в католической Главной духовной семинарии при Виленском университете; в 1806 г. открыта Полоцкая духовная семинария с углубленным изучением церковнославянского языка и восточных обрядов; в 1809 г. учреждена новая униатская Виленская митрополичья кафедра.
Политика уступок сторонникам самобытности унии со стороны российского правительства в царствование императора Александра І, вступавшая в контраст с агрессивным отношением к унии со стороны латинского духовенства и католической шляхты, послужила возникновению среди униатских священнослужителей нового настроения. Оно состояло в том, что для противников слияния унии с Польским Католичеством Православие уже не казалось духовно неприемлемым, а Речь Посполитая не воспринималась более близкой, чем Российская империя. Нарастание этого настроения стало особенно заметным в 1820-е гг. с выходом на историческую сцену нового поколения униатской интеллектуальной элиты, представленной выпускниками католической Главной духовной семинарии при Виленском университете, где преподавание осуществлялось в духе иосифизма (Романчук 2006; Романчук 2008). В этой среде появились люди, не отягощенные русофобией, с отчетливо выраженными симпатиями к Православию. Новая ситуация нашла отражение в мемуарах митрополита Иосифа (Семашко), архиепископов Антония (Зубко) и Василия (Лужинского), протоиереев Плакида Янковского, Павла Круковского. Тяготение к Православной Церкви среди молодого поколения образованных униатских священников в 1820-е гг. подкреплялось тем обстоятельством, что униаты изначально рассматривали Брестскую унию как федеративный союз Церквей, заключенный в 1596 г. для преодоления кризисных явлений в церковной жизни и ее совершенствования, а не как механическое включение части Киевской митрополии в общую массу Католической Церкви. Отсюда вытекало, что в случае, если союз с Римом перестал способствовать развитию церковной жизни, от него следовало отказаться. Совокупность указанных факторов и процессов привела к возникновению проекта общего воссоединения униатов с православными, вышедшего из среды униатского духовенства в 1827 г.
Следует отметить, что к 1807 г. униатское церковное объединение в пределах Российской империи насчитывало 1 538 890 верующих (Radwan 2001: 70), число приходов достигало 1436, с 1809 г. распределенных по 4-м епархиям — Виленской, Полоцкой, Брестской и Луцкой. Управление униатскими делами сосредоточивалось во втором (униатском) департаменте Римско-католической духовной коллегии, где председательствовал старший униатский архиерей, митрополичий сан которого не был признан Римом. Римско-католическая духовная коллегия входила в структуру Департамента духовных дел иностранных исповеданий и подчинялась министру народного просвещения. Униатское духовенство состояло из 1735 приходских и 738 безместных священников. Униатский монашеский орден базилиан был разделен на три провинции: Литовскую, Белорусскую и Русскую. В 1801 г. орден в России насчитывал 722 членов и располагал 85 монастырями (Radwan 2001: 76). Компактно униаты проживали на севере и северо-западе Белоруссии в пределах нынешних Гродненской, Витебской, части Брестской и части Минской областей. На украинских территориях в унии оставалось 176 приходов, 195 приходских священников и 94 977 верующих (Radwan 2001: 29, 72). Украинские греко-католики проживали небольшими анклавами, разделенными обширными пространствами. В первой трети ХІХ в. продолжалась эрозия унии в пользу латинского обряда. С 1805 по 1828 г. униатское церковное объединение утратило не менее 200 000 пасомых (Бобровский 1890: 163–164), поэтому численность униатов, несмотря на естественный прирост населения, оставалась практически неизменной. В то же самое время в православных Минской и Могилевской епархиях состояло 658 приходов (273 в Минской и 385 в Могилевской (Могилевская епархия 1908: 46); (Рункевич 1893: 311). Число православных достигало 500 000 человек. Таким образом, уния в начале XIX в. сосредотачивалась на территориях современной Белоруссии и численно превосходила здесь Православную Церковь, что ставило вопрос о дальнейшей религиозно-культурной и национальной ориентации белорусского населения.
Продолжение следует…
