Аннотация
А.С. Будилович в своей публицистике выступил резким критиком политических проектов по решению национального вопроса, которые предлагались оппозиционными социалистическими и либеральными партиями в начале XX в. Глубокое понимание сущности этих взглядов позволило ему предугадать особенности государственного устройства постимперского пространства после революции 1917 года и национальной советской политики.
_________________________________________________________
Уроженец Гродненской губернии А.С. Будилович (1846–1908) являлся не только известным ученым-славистом, член-корреспондентом Петербургской академии наук, высокопоставленным чиновником Министерства народного просвещения, занимавшим посты ректоров Варшавского и Юрьевского университетов, членом Совета министра народного просвещения, но и заметным общественно-политическим деятелем. Он стал основателем Галицко-русского общества и одним из инициаторов появления «Русского окраинного общества», издавал газету «Окраины России» и редактировал «Московские ведомости». Особенно активно он подвизался на публицистическом поприще в период политического кризиса 1905–1907 гг., когда обеспокоенный происходящими в стране событиями ученый попытался влиять на общественное мнение, публикуя свои статьи на злободневные политические темы.
В этой связи представляет интерес вопрос о том, в какой степени опыт научных исследований позволил А.С. Будиловичу выступить в роли рационального критика неприемлемых для него политических и социальных идей. С одной стороны, Будилович принципиально не хотел допускать возможность революции в стране. С другой стороны, он не мог не задумываться над тем, к чему могут привести идеи, популярные среди радикальной интеллигенции и либерально-оппозиционной общественности, тем более, что опыт политического кризиса 1905–1907 гг. вынуждал обеспокоиться судьбами монархии. Именно поэтому его политический прогноз негативного развития страны в случае прихода к власти представителей политической оппозиции содержит как удивительно точные предсказания, так и отчасти надуманные и гиперболизированные угрозы. По крайней мере, сам Будилович брал на себя ответственность в том, чтобы «поставить следующий прогноз, на случай лечения наших недугов по той же конституционно-федеративной методе» [1, с. 105].
Остановимся на нескольких политических прогнозах слависта о последствиях революции в области религиозной и относительно национального вопроса. В частности, в случае революционного переустройства страны А.С. Будилович считал, что «православная Русь исчезнет, как таковая; она превратится в Русь неправославную, даже не христианскую, а скорее всего масонскую» [1, с. 103-104]. Если отбросить присущую многим правым деятелям склонность заметно преувеличивать значение и влияние российского масонства, и что масоны после октябрьской революции находились в политической оппозиции большевикам, то превращение в Русь «масонскую» оказалось чрезмерным опасением. Однако достаточно сложно игнорировать и то, что, например, правящая РКП на VIII съезде 18-23 марта 1919 г. во время гражданской войны принимает резолюцию о курсе на «полное отмирание религиозных предрассудков …., содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду» [2], т.е. идеологически власти были, по меньшей мере, не комплементарны православной церкви, как и прочим вероисповеданиям. В этом отношении опасения Будиловича сбылись. Впрочем, как и утверждение о том, что восстановление во главе православной церкви патриарха «не спасет нашей церкви от порабощения, как не спас подобный титул независимости патриарха сербского в Карловцах» [1, с. 104]. Последнее нашло свое подтверждение в трагической судьбе патриарха Тихона.
Интересной деталью в видении Будиловичем будущего положения церкви в системе государственного управления являлось его мнение о том, что «во главе всех церквей и исповеданий будет поставлен ответственный перед своей партией министр культов» [1, с. 104], от которого «будет зависеть каждый шаг любой христианской и нехристианской церковной общины» [1, с. 104]. В этом отношении славист лишь отчасти угадал развитие ситуации, поскольку при правительстве СССР 19 мая 1944 г. появился Совет по делам религиозных культов, а курировавший православную церковь Совет по делам Русской православной церкви был сформирован 14 сентября 1943 г. Только в 1965 г. оба государственных органа были объединены в Совет по делам религий при Совете министров СССР.
Гораздо больше внимания А.С. Будилович уделял национальным аспектам политической ситуации в Российской империи, сосредоточившись на острой критике современных ему либеральных и социалистических рецептах лечения национального вопроса. Будилович предугадал тот тип политики в национальном вопросе, который с 20-х гг. XX в. целенаправленно осуществляло советское правительство, и известной в историографии как политика «коренизации». При этом интересно, что А.С. Будилович полемизировал не столько с социал-демократами, а идеями, популярными среди оппозиционно-либеральной интеллигенции. В этой связи можно предположить, что впоследствии реализованная большевиками концепция решения национального вопроса не являлась их исключительным изобретением. Она скорее отражала распространенные в русском общественном мнении популярные идеи. Например, продумывая до конца программы и идеи, выдвигавшиеся как альтернатива правительственной политике, профессор утверждал, что реализуя их в области образования, придется передать «наш малорусский юг ученому водительству другой академии, украинской, в каковую будет преобразовано перенесенное в Киев из Львова, – за ненадобностью там по случаю ополячения Галичины – Общество Шевченко: впоследствии же возникнут постепенно еще особые академии: белорусская, латышская, эстонская и др.» [1, с. 105]. Если вспомнить, что в 1924 г. одного из идеологических отцов украинского национализма М.С. Грушевского делают в УССР академиком Всеукраинской академии наук (ВУАН), передав под его начало археографическую комиссию ВУАН, и назначают профессором истории в Киевском государственном университете, то нельзя не удивиться точности прогноза. Не говоря о том, что на этот период приходится начало политики форсированной украинизации. В области начального и среднего образования Будилович предсказывал, что «государственный язык сохранится только в великорусских школах, так как в школах белорусских и малорусских постепенно утвердятся жаргоны русско-польского типа, в роде господствующего ныне в школах червонорусских; во всех же окраинных школах преподавание снизу доверху будет вестись на языках местных: немецком, польском, армянском и т. д» [1, с. 104]. Здесь следует отметить, что А.С. Будилович негативно относился к тому варианту украинского литературного языка, который использовался в украинофильской прессе австро-венгерской Галиции.
Видный ученый решительно выступал против идеи на право «национального самоопределения» [3, с. 273], реализация которой была направлена на радикальное изменение формы государственного устройства империи. А.С. Будилович указывал на неопределенность самого понятия «самоопределение»: от того, на какие этносы следует распространять это право, до невозможности договориться о том, в чем конкретно заключается это самоопределение. Все это оставалось неясным, не говоря о том, что большинство этнических общностей «не имеют определенной территории, а рассеяны по всей империи» [3, с 274]. Отчасти понимая эту проблему, вдохновляемые идеалами либо космополитизма, либо пролетарского интернационализма партийные идеологи выдвинули на щит «принцип автономии окраин» [3, с. 275], который был тесно связан с идеей федерализации России. В итоге многим деятелям оптимальным представлялся образ России в форме федерации «областей, основанных на историко-этнографическом принципе» [3, с. 277]. Такая федерация для части социалистов показалась все еще слишком связанной с российской государственной традицией, поэтому «появляются вместо России Соединенные штаты Восточной Европы». Однако даже такой вариант показался отдельным интеллектуалам недостаточно прогрессивным и подходящим всем участникам революционного движения. Именно поэтому «возникает у нас еще одна политическая фракция: превращения России из союза областей в союз государств, или, как немцы выражаются, из Bundesstaat в Staatenbund» [3, с. 278].
Опыт политического кризиса 1905–1907 гг. показал, что реализация права наций на самоопределения была чревата «потоками крови», вызванными террором и насилием как против русских «без различения великорусов, малорусов и белорусов» [3, с. 279], так и волной межнациональных конфликтов, такими как «раздоры мингрельцев с абхазцами и сванетами на Черноморском побережье; резню татар с армянами в Баку, Шуше, Тифлисе и т.п.». Будилович надеялся, что этот негативный опыт отрезвил многих прожектеров, но признавал, что неудачный «исход первой попытки федералистов преобразовать Россию по своим теориям не должен, однако, нас убаюкивать по отношению к будущему. Подобные попытки, без сомнения, станут повторяться еще много раз, хотя бы и в иной форме» [3, с. 280]. Больше всего А.С. Будилович в ближайшей перспективе опасался того, что благодаря политическим целям Конституционно-демократическая партии в Государственной думе попытаются провести законопроект о «расчленении России по автономиям» [3, с. 280], который толкнет империю по пути развития Австро-Венгрии «с тою лишь разницею, что там только Будапештский и Венский сеймы имеют столь же широкие права, какие у нас имели бы, по решению гг. кадетов, все местные сеймы и правительства, в числе, быть может, двух дюжин». Любопытно, что финалом этой эволюции ему виделось превращение России «в союз нескольких самостоятельных государств, связанных между собою лишь тонкой нитью династической унии» [3, с. 285], причем «всего больше потерял бы народ русский; утратив возможность развития и даже существования в автономных окраинах, он лишился бы прав национального самоопределения и внутри империи» [3, с. 286]. Следует отметить, что А.С. Будилович как лояльный монархист не хотел допускать и тени мысли об исчезновении династии и полной утрате ею политической власти. На его понимание очень сильно влиял текущий опыт Австро-Венгрии. Однако обращает на себя внимание предсказательная сила суждений ученого. Будилович почти угадал количество союзных республик в составе СССР: с 1940 по 1956 гг. их оказалось 16. До двух дюжин не хватило еще 8 национальных республик, но если вспомнить, что, например, в 1969 г. в составе СССР имелось еще 20 автономных республик, то, по крайней мере, в своей публицистике Будилович не ошибся в порядке числа сконструированных республик. Правда, их относительное единство обеспечивалось не личной династической унией, но властью КПСС, в структуру которой входили Компартия Украины, Компартия Киргизии и т.д., но не было, что характерно, отдельной Компартии России.
Таким образом, А.С. Будилович оказался в общих чертах прав в определении многих политических последствий реализации популярных среди оппозиционной интеллигенции начала XX в. политических идей в отношении национального и религиозного вопроса. Это представляется достаточно важным наблюдением, поскольку, например, большевистский вариант решения национальной проблемы сформировался не на пустом месте и не являлся единственным вариантом радикального переустройства страны. Вне зависимости от того шла ли речь о планируемом Лениным Союзе Советских Республик Европы и Азии или кадетской программе «областных представительных собраний» для А.С. Будиловича такое решение было неприемлемым, и своей публицистикой ученый боролся с подобными идеями. В какой-то степени он предугадал особенности государственного устройства постимперского пространства после революции 1917 года и национальной советской политики.
- Будилович А.С. Наука и политика. Три статьи по злободневным вопросам. СПб.: Пушкинская Скоропечатня, 1905. 110 с.
- Из программы Российской коммунистической партии (большевиков), принятой на VIII съезде партии (18-23 марта 1919 г.) // Режим доступа: https://istrorijarossii.narod.ru/oreligii.htm. – Дата доступа: 12.10.2023.
- Будилович А.С. Вопрос об окраинах России в связи с теорией самоопределения народностей и требованиями государственного единства // Славянское единство / Сост., предисл. и примеч. Ю. В. Климакова / Отв. ред. О. А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014. С. 267–287.
