Аннотация
В статье проанализированы материалы львовской русофильской газеты «Прикарпатская Русь» (1914–1915 гг.), касающиеся угорских русинов (автохтонного населения региона, который сегодня в основном охватывает территорию Закарпатской области Украины). Описанные авторами процессы этнокультурной инженерии, объектами которой были русины, позволяют глубже понять историю этого края.
_________________________________________________________
Газета «Прикарпатская Русь» издавалась с 1909 г. во Львове на русском литературном языке и была одним из основных печатных органов местных русофилов. С началом Первой мировой войны газета была запрещена властями Австро-Венгрии, но вскоре стала выходить в Киеве. С сентября 1914 г. по июнь 1915 г., когда Львов находился под контролем российской армии, в городе был возобновлен выпуск газеты «Прикарпатская Русь». Она считалась официальным изданием «Русской народной организации», редакторами являлись М. Гнатишак и Ю. Яворский. В газете освещались вопросы, касавшиеся положения в Галиции, репрессивных действий властей Австро-Венгрии по отношению к своим подданным – носителям общерусского сознания накануне и в годы Первой мировой войны, природы украинского национального проекта. На страницах издания нашла отражение и проблема Угорской Руси (современная Закарпатская область Украины), входившей в венгерскую часть монархии Габсбургов и с началом войны являвшейся прифронтовой территорией. Местное население чаще всего именовало себя этнонимом «русины» / «русские», в литературе встречались и иные термины (в частности, «угрорусы»).
В выпуске газеты от 22 сентября 1914 г. была помещена небольшая заметка об Угорской Руси. В то время виделась реальной перспектива скорого овладения регионом русской армией. Автор статьи сообщал о том, что местное восточнославянское население подверглось серьезной мадьяризации: «В настоящее время угрорусские земли имеют несколько иной облик. Наши войска не встретят там теперь русского населения в городах и местечках, так как оно давно уже омадьярено. Но по деревням, под крестьянскими крышами, они услышат родной малорусский говор и смогут помолиться в русских, хотя и униатских, церквях» [1, с. 1]. Анонимный автор весьма точно указал причину, по которой венгерские переписи населения конца XIX – начала ХХ в. фиксировали сокращение удельного веса русинского населения в регионе: «Трудно предположить, чтобы в 1910 г. угрорусов было гораздо меньше, чем, например, в начале ХХ в. Очевидно, мадьяризаторские стремления венгерского правительства особенно сильно сказались в области статистики, и угрорусы, знавшие мало-мальски по-мадьярски, были приписаны сплошь к мадьярскому народу» [1, с. 1]. В статье также упоминался Второй Мармарош-Сигетский процесс, возбужденный в 1913 г. властями Австро-Венгрии против русинов из села Иза во главе со священником Алексеем Кабалюком, перешедших в православие: «Несмотря на семивековую оторванность угрорусской ветви от Руси, народ этот сохранил все главные племенные черты, являя удивительный пример русской выносливости при самых неблагоприятных политических и социальных условиях. Недавний процесс угрорусского иеромонаха Алексея Кабалюка и сотни угрорусских крестьян, обвинявшихся в государственной измене за то, что они открыто перешли в православие, молились по-русски, по богослужебным книгам, привезенным из России, доказал это как нельзя яснее. Крепок русский национальный дух в этих простых, забытых братьями в России карпато-русских горцах» [1, с. 1].
В нескольких номерах «Прикарпатской Руси» публиковались фрагменты работы Б.А. Будиловича «О необходимости включить всю Угорскую Русь в состав Российской империи». Автор считал, что России следовало воспользоваться историческим шансом объединить все русские земли. Положение угорских русинов, во всей полноте испытавших на себе «шовинизм малых народов», характеризовалось как критическое: «При свойственном малым народам (не только мадьярам, но, как показывают примеры Македонии и Добруджи, даже сербам и румынам) шовинизме и нетерпимости те государства, в состав которых вошли бы ослабленные вековым рабством ветви русского народа, не замедлили бы притеснять их, и русскому обществу пришлось бы снова переживать ту горечь и тот стыд, которые оно испытывало всю первую половину нынешнего года, читая о Сигетском и Львовском процессах» [2, с. 2].
Параллельно с характеристикой процессов мадьяризации русинов, которые усилились в XIX в., Б.А. Будилович озвучивал упреки российским властям в том, что они никак не артикулировали свои претензии на регион: «XIX в. принес многострадальной Угорской Руси новые испытания. С 1830-х гг. началась и с десятилетним перерывом продолжилась доныне насильственная мадьяризация венгерских славян и румын. Особенно туго пришлось при этом русским, которых австрийское правительство ненавидело и боялось, подозревая их в тяготении к России. Главная масса угрорусского населения оказало пассивное сопротивление мадьяризаторам, но на извилистой южной границе Угорской Руси, особенно на «островах» и «полуостовах» (в русинских сёлах, окруженных венгерскими населенными пунктами – О.К.), многие селения забыли родную русскую речь и заменили ее мадьярскою. Но эти несчастные жертвы роковых ошибок русской политики, не использовавшей для их воссоединения ни Наполеоновских войн, ни волнений 1848–1849 гг., в большинстве не забыли еще своего русского происхождения и не утратили привязанности к своей матери – святой Руси: лишенные родной речи, они и по-мадьярски говорят «ми оросок» («mi oroszok», «мы – русские»)» [3, с. 2].
Б.А. Будилович подробно остановился на проблеме русинско-словацкой этнической границы, которая является объектом дискуссий ученых и в наше время. Автор считал, что аргументы ученых (прежде всего чешских), относивших носителей так называемого цотакского диалекта безусловно к словакам, являются небесспорными. Б.А. Будилович отмечал недопустимость смешения конфессиональных и этнических факторов при исследовании населения, при этом ссылался на опыт изучения других славянских народов (в частности, белорусов): «Как малорусы и белорусы католики обыкновенно считаются поляками, так и угрорусов католиков и протестантов часто причисляли к словакам. Цотаки же униаты всегда считались русскими. Это деление по вероисповеданиям принял и славный чешский ученый П. Шафарик в «Славянском народописе» (Прага, 1842 г.), а в 1860-х гг. другой чешский филолог, Шембера, в своем капитальном труде «Zakládové dialetologie česko slovenské» [4, с. 3]. Б.А. Будилович утверждал, что вопрос об этнической природе цотаков сильно политизирован: «Соображения, по которым словацкие и чешские ученые и публицисты относят цотакский говор к языку, первые – словацкому, вторые – чехо-словацкому, характера не научного, а национально-политического. Теряя под мадьярским гнетом свои южные окраины, словаки убаюкивают себя мыслью, что они делают завоевания на востоке; чехи же, будучи по территории и численности одним из малых славянских народов, хотят играть чуть ли не руководящую роль в славянском мире, а потому причисляют к своему племени не только своих ближайших родичей – словаков, но и поляков австрийской и даже прусской Силезии и русских северной Венгрии. Но неискренность этих самозваных опекунов всей западной половины Угорской Руси видна из того, что они и пальцем не пошевелили для спасения цотаков от грозящей им мадьяризации» [4, с. 4]. Для демонстрации абсурдности отнесения всех жителей этноконтактной зоны к словакам автор писал, что один из «русинских будителей» середины XIX в. А. Добрянский, если следовать установкам некоторых ученых, должен однозначно рассматриваться как этнический словак [4, с. 4].
Б.А. Будилович считал, что искусственная актуализация «цотакской проблемы» была выгодна и Будапешту, так как лишенное национального самосознания население становилось удобным объектом мадьяризации: «Мадьярское правительство, разочаровавшись в быстрой мадьяризации угрорусов, с 1880 г. объявило половину Угорской Руси словацкою в надежде на то, что, с одной стороны, со словаками, как с народом малым, легче будет справиться впоследствии, с другой же, что цотаки, утратив русское сознание и не успев приобрести словацкое, будут удобным этнографическим материалом для мадьяризации. И расчеты их отчасти оправдались. Один сельский учитель, сам родом цотак, рассказывал мне, что его земляки особенно легко поддаются мадьяризации потому, что не знают, русские они или словаки. Одновременно с объявлением цотаков словаками правительство приняло решительные меры к тому, чтобы цотакский говор распространялся как можно дальше на восток. При переписях 1890 и особенно 1900 гг. словаками записаны не только все цотакские селения, но и многие лемковские и даже бойковские (лемки и бойки – этнографические группы карпатских русинов – О.К.), то есть уже чисто русские (с подвижным ударением). А результаты переписи 1900 г. легли в основание этнографических карт профессоров Флоринского и Нидерле, которые многие считают авторитетными» [4, с. 5]. Б.А. Будилович видел в описанных процессах много общего с развитием украинского движения в Холмщине (Россия) и Галиции (Австро-Венгрия), которое поддерживалось заинтересованными сторонами для искоренения общерусского самосознания у жителей данных регионов и превращения их в этнографическую массу, пригодную для ассимиляции: «Знакомый с отношениями в Холмщине и Галичине найдет этому полную аналогию в постепенном распространении там польского языка на исконно русской земле. Когда выделяли Холмщину, польские политики кричали, что Холмская Русь – не Русь, а Польша или нечто среднее между Россией и Польшей. Один ретивый польский журналист пустил даже крылатое слово, что кроме русского и польского есть еще особый «простой язык», на котором и говорит население Холмщины. Но русское правительство и представительство дали отпор притязаниям поляков и, руководствуясь принципом «suum cuique» («каждому свое» – О.К.), воссоединило Холмщину с остальной Русью. Ныне тот же вопрос придется разрешать и в Галичине» [4, с. 5].
В одном из номеров «Прикарпатской правды» была опубликована заметка, имевшая вид заочного спора с некоторыми представителями российской общественности (А.А. Петров, А.А. Башмаков). В то время циркулировали слухи о возможном сепаратном мире между Россией и Венгрией, вследствие чего некоторые общественные деятели России считали нежелательным отторжение от Венгрии Угорской Руси и нарушение экономического единства потенциального союзника. Автор заметки считал, что Россия не должна была отказываться от идеи «исторического процесса собирания русских земель». Доводы экономического характера, которые приводили сторонники сохранения территориальной целостности Венгрии, анонимный автор считал в корне ошибочными, в подтверждение чего приводил характеристику хозяйственного положения угорских русинов: «Что же касается мнимой неразделенности Венгрии по экономическим соображениям, то эти экономические соображения являются по отношению к угрорусам прямой насмешкой. Именно по несчастным экономическим соображениям принуждена была почти половина угрорусского населения эмигрировать в Америку, оставшаяся же часть живет в нужде, не поддающейся описанию. Для ознакомления с экономическим состоянием Угорской Руси следует послушать хотя бы, например, нелицеприятные суждения ездившего с научной целью в Угорскую Русь немецкого профессора Кайндля, который пишет, что нигде в Европе нет такой бедности, как среди угрорусов. … Таким образом, не подлежит сомнению, что воссоединение Угорской Руси с Россией будет для ее несчастного, настрадавшегося населения несомненным благодеянием и спасением и в экономическом отношении [5, с. 1].
Таким образом, тема угорских русинов не занимала центрального места на страницах газеты «Прикарпатская Русь». В то же время проанализированные материалы отличаются высоким научным и публицистическим потенциалом и могут быть полезны и для современного читателя. Авторы характеризовали угорских русинов как объект многочисленных практик этнокультурной инженерии, направленной на их денационализацию и мадьяризацию. Данные процессы рассматривались в широком контексте подобных этнических экспериментов, нацеленных на «вытравливание» общерусского самосознания у восточнославянских народов. Период 1914–1915 гг. представляется своеобразной точкой бифуркации: вполне реальной виделась перспектива интеграция угорских русинов, которые несмотря на ассимиляционное давление сохраняли элементы общерусской идентичности, в естественное для них культурно-цивилизационное пространство. Военные неудачи Российской империи не позволили реализоваться данной тенденции. После окончания Первой мировой войны в регион начали проникать практически неизвестные до этого идеи украинского национализма, которые определили дальнейшие этнонациональные процессы русинов южных склонов Карпат.
Литература
1. Освобожденіе Угорской Руси // Прикарпатская Русь. 1914. 22 сентября. С. 1.
2. Будилович Б. О необходимости включить всю Угорскую Русь в составъ Россійской Имперіи // Прикарпатская Русь. 1914. 20 октября. С. 2.
3. Будилович Б. О необходимости включить всю Угорскую Русь в составъ Россійской Имперіи // Прикарпатская Русь. 1914. 25 октября. С. 2.
4. Будилович Б. О необходимости включить всю Угорскую Русь в составъ Россійской Имперіи // Прикарпатская Русь. 1914. 28 октября. С. 3–5.
5. Искра. Угорская Русь // Прикарпатская Русь. 1911. 1 апреля. С. 1.
