В последние несколько лет на наших глазах осуществляется подготовка новой церковной унии между Римо-Католической Церковью и Константинопольским патриархатом. Новое униатское движение находит поддержку в некоторой части Православных Церквей греческой традиции. Для Белорусского Экзархата Русской Православной Церкви действия Константинопольской иерархии представляют серьезный вызов, поскольку до 1839 г., когда по итогам Полоцкого объединительного Собора было прекращено действие Брестской церковной унии 1596 г., Белоруссия представляла собой по преимуществу католическую страну. В первой трети XIX в. 3/4 белорусов были католиками-униатами.
Воссоединение белорусских униатов с православными в 1839 г. вернуло значительную часть белорусского народа к его православным духовным истокам, объединило белорусов единой православной конфессией, освободило их от удушающего польско-католического давления, а в исторической перспективе позволило им занять достойное место в ряду других православных народов. После 1839 г. на территории современной Республики Беларусь неоднократно осуществлялись попытки реанимации униатства, как миссионерского инструмента католичества. Каждый раз они были тесно связаны с политическими планами раздробления восточного славянства. Все эти попытки оказались провальными. Тем не менее церковная уния, невзирая на все заявления католической стороны об отказе от проведения униатской политики, очевидно, продолжает оставаться важным средством вытеснения православия из жизни белорусского общества. Об этом свидетельствует нарастающая активность возникшей в начале 1990-х гг. Белорусской греко-католической церкви (БГКЦ). БГКЦ представляет собой крайне малую величину – около 20 приходов и не более тысячи верующих. В то же время направленная на заключение новой унии деятельность Фанара и Ватикана дает белорусским униатам шанс на развитие. На это особо рассчитывает Ватикан, который 30 марта 2023 г. повысил статус управления БГКЦ до уровня Апостольской администратуры. До этого иерархический статус белорусской унии не был определен.
Современная белорусская уния не является возрождением тех униатских церковных структур, которые в полном составе перешли в православие в 1839 г. Этот факт беспокоит руководство БГКЦ, заставляет его искать исторические факты, могущие свидетельствовать о существовании устойчивой униатской традиции среди белорусского населения после 1839 г. Одним из таких фактов называют возрождение на западнобелорусских территориях под властью Польши Брестской церковной унии. Светские историки часто называют церковное объединение, созданное в то время, белорусской неоунией. Вокруг нее в исторической литературе циркулирует ряд мифов, которые имеет смысл подвергнуть критике.
Первый миф касается самого названия этого церковного феномена – неоуния.
Под церковной унией в узком смысле понимается присоединении части Восточной Церкви к Римо-католической церкви. При этом восточная сторона канонически подчиняется римскому папе и в полном объеме принимает католическое вероучение. В то же время бывшим православным, пожелавшим стать католиками-униатами, оставляются их богослужение и каноническое право (в тех частях, которые не противоречат латинской литургике и канонике). Так же униатам оставляются их издревле сложившиеся церковные традиции и женатое духовенство. Особо имеет смысл сказать, что униаты сохраняют собственную иерархию, она не заменятся на иерархию латинского обряда и продолжает существовать параллельно с латинской иерархией.
Так вот ничего подобного в межвоенный период на вошедших в состав Польши белорусских землях не было.
Развал Российской империи и приход к власти большевистского правительства в 1917 г. породил в руководстве Католической Церкви надежды на превращение России в католическую страну. Папа Пий XI, считавший себя знатоком русского языка и России, потому что до своего избрания на папский престол некоторое время провел в Польше на Холмщине в качестве папского нунция, видел в новой геополитической реальности исторический шанс продвижения католичества на евразийском пространстве. Его поддерживал один из ведущих идеологов Римской курии того времени – Мишель Д´Эрбиньи. Д´Эрбиньи называл Советскую Россию “постправославной” страной и полагал, что православие как христианская конфессия несостоятельно. По его мнению, русский народ удерживался царизмом в православии насильственным образом с помощью полиции и армии. Из такого мнения следовал вполне закономерный вывод: с падением царизма и исчезновением царского репрессивного аппарата русский народ с радостью откажется от надоевшего ему казенного православия и охотно примет “истинную” католическую веру.
В Риме рассматривали несколько вариантов окатоличивания России. При этом стоит отметить, что ни белорусы, ни украинцы не рассматривались в качестве самостоятельных этносов, а тем более наций. Их считали естественной частью русского народа.
Первый вариант продвижения католичества на Восток состоял в заключении конкордата с Советским правительством и развертывании в России обычной католической миссии в благоприятных общественно-политических условиях. В Риме тогда еще не разобрались в богоборческой идеологии пришедших к власти коммунистов. По понятным причинам этот путь оказался нереализуемым.
Второй вариант заключался в возрождении Брестской церковной унии 1596 г. Эта уния на территории Российской империи исчезла в 1839 и 1875 гг., но униаты продолжали существовать в Галиции, находившейся в составе Автро-Венгрии. Предполагалось, что галицийские униаты, которых возглавлял митрополит Андрей Шептицкий, могут двинуть в Россию значительное количество своих миссионеров и Брестская уния будет восстановлена и распространится по всей России. Однако выяснилось, что западноукраинская уния слишком тесно связана с местечковым западноукраинским национализмом, который, в свою очередь, культивирует неуемную русофобию. Быстро стало понятно, что галицийские униатские миссионеры по определению не смогут в России добиться успеха, да и не пустили бы их большевики в СССР.
Третий вариант предусматривал заключение церковной унии с иерархией Русской Православной Церкви. Однако русские епископы, к которым обращались с таким предложением, решительно отказались от предательства православия. К тому же в условиях Советской России было невозможно вести такие переговоры между Московским Патриархатом и Римской курией.
Таким образом, ни один из трех названных подходов не мог быть реализован.
Однако существовал четвертый вариант превращения русских православных в католиков. Он был предложен в 1919 г. бывшим Могилевским католическим епископом, проживавшим на покое в Варшаве – Эдуардом фон дер Роппом. Его идея вызревала в течении довольно длительного времени, по крайней мере с 1912 г. Она состояла в том, что русские не разбираются в вероучительных и канонических вопросах, но очень привержены своему обряду. Поэтому нужно, чтобы католические священники на территории России умели служить не только латинскую мессу, но и восточную литургию так, как она служилась на последнем этапе существования в Русской Церкви синодальной системы управления, без каких-либо изменений, кроме поминания папы римского. Предполагалось, что эти службы станут привлекательными для православных и незаметно для себя русские быстро переродятся из православных в католиков. Кстати, привлекательными эти службы для православных должны были стать еще и по экономическим соображениям, т.к. предполагалось, что католические священники не будут взимать пожертвования за требы.
По мысли Роппа, на каждом католическом приходе должны были служиться и латинские мессы и восточные литургии одними и теми же католическими священниками. В результате на этих приходах должны были формироваться общины двух обрядов. При этом общины католиков восточного обряда должны были подчиняться специальным викарным епископам при каждой католической епархии.
Эта идея получила название биритуализм, иначе – католичество восточного обряда, или еще иначе – католичество византийско-славянского обряда.
Очевидно, что идея фон дер Роппа ничего общего с идеей церковной унии не имела ни с исторической, ни с литургической, ни с канонической, ни с богословской точек зрения. По сути она представляла собой экстравагантную адаптацию обычной католической миссии к сложившимся в России в то время условиям.
Идея Роппа не была поддержана ни галицийским униатским митрополитом Андреем Шептицким, ни немнгочисленными российскими униатами, которых в то время возлавлял священник Леонид Федоров. Тем не менее биритуализм и создание на его основе католических общин византийско-славянского обряда было поддержано папой Пием XI и стало главным миссионерским приемом католиков в отношении Русского Православия в межвоенный период. Вот только реализовать все это оказалось возможным лишь в среде русской эмиграции в Европе и в границах Польши – на западнобелорусских землях. Уже на территории западной Украины, где безраздельно господствовала Брестская уния, католичество восточного обряда прижиться не могло.
В западной Белоруссии создание общин византийско-славянского обряда было поручено латинскому Подляшскому епископу Генриху Пшездецкому. Для осуществления этой программы католическим монашеским орденам было предложено организовать в своем составе т.н. «восточные отделения», в которые вошли монахи, пожелавшие и оказавшиеся способными изучить восточное богослужение. На призыв Рима откликнулись редемтористы, мариане, капуцины, некоторые другие ордена и, конечно же, иезуиты. Кстати, существует мнение, что иезуиты принимали активное участие в разработке идеи биритуализма.
Реальное осуществление миссии восточного обряда началось в западной Белоруссии в 1924 г. В разных городах и местечках этого региона начали появляться миссионеры-биритуалисты. Они организовывали миссионерские центры, открывали вокруг них свои приходы. Вокруг этой миссии существует несколько мифов, далеких от реальности.
Одним из них, сложившимся в основном в православной литературе, является утверждение, что польские власти поддерживали католичество византийско-славянского обряда. Якобы они давали православным, согласившимся стать католиками восточного обряда разнообразные льготы. Это не так. Отношение властей к этой миссии колебалось от настороженного в 1920-е гг. до негативного в 1930-е. Причин этому было много. Главные две из них заключались в том, что, во-первых, появление биритуализма привело к многочисленным конфликтам между православными и католиками, а ни одна страна не заинтересована в религиозном противостоянии среди своих граждан. Во-вторых, эта миссия противоречила польской религиозно-национальной политике на т.н. «крессах всходних». Польские правительство и высшее общество стремились сделать всех белорусов католиками латинского обряда, и в костелах их ополячить. Миссия католического восточного обряда препятствовала достижению этой цели. Негативное отношение поляков к католичеству византийско-славянского обряда привело к тому, что в 1932 г. католический епископ восточного обряда – Франциск Бучис, рукоположенный в Риме, не смог въехать в Польшу и приступить к окормлению своей паствы. Польское правительство просто отказало ему во въездной визе. Простые же верующие за переход в восточный католицизм никаких привилегий не получали.
Следующий миф, который часто можно встретить в исторической литературе – это белорусизация церковной жизни в общинах восточного обряда. Это далеко от реальности. Чтобы убедиться в этом достаточно посмотреть на национальный состав миссионеров-биритуалистов. Среди них были немцы, голландцы, французы, поляки, но не только. В иезуитском монастыре в поместье Пусловских Альбертин, что возле Слонима, в списках монахов и новициев встречаем русских из Казани и Сибири, украинцев, словаков, чехов, румын, болгар и лишь в последнюю очередь местных белорусских выходцев. Всем этим миссионерам были близки интересы католицизма, но не белорусского национального строительства, тем более, что их задушевной мечтой являлось обратить в римскую веру всю Россию, а не только Белоруссию. Они служили на церковно-славянском языке, а с народом разговаривали на том языке, на котором этот народ разговаривал, т. е. на местных белорусских и полесских диалектах. Иначе их проповедь не имела бы успеха. Не более того. Иначе быть и не могло по той простой причине, что пример слишком тесной связи национальности и религии демонстрировала западная Украина. Не зря Рим не пошел на то, чтобы использовать западноукраинских униатов для миссии в России. Кстати, западноукраинских миссионеров, которых посылал мирополит Андрей Шептицкий в Белоруссию в эти годы с целью возродить Брестскую унию, польские власти отлавливали на Полесье и отправляли обратно во Львов. На них смотрели как на националистическую заразу и препятствовали таким образом развитию белорусского национализма.
Наконец последний миф, который нужно развенчать – это миф о высокой результативности миссии католичества восточного обряда в Белоруссии в межвоенный период. Его часто можно услышать от представителей современной белорусской националистической общественности. На самом деле данные о количестве приходов восточного обряда и числе верующих сильно разнятся. От 48 до 18 приходских общин, от 30 000 до 7 700 прихожан. Согласно наиболее достоверным данным, собранным брестским исследователем Александром Свиридом, в 1931 г. адептов византийско-славянского обряда насчитывалось от 9 424 до 11 820 человек, объединенных в 19 приходов. В 1939 г. византийско-славянский обряд объединял от 10 177 до 10 222 прихожан и 18 приходов. Так что в масштабах западной Белоруссии с ее более чем 800-юстами православными приходами и несколькими миллионами православных верующих эти цифры находятся на грани статистической погрешности. В 1934 г. в Риме даже разгорелся скандал, связанный с тем, что миссионеры биритуалисты специально завышали статистические данные своих успехов ради получения дополнительного финансирования.
Что же касается степени убежденности прихожан католических приходов восточного обряда, то можно сказать, что эта степень вызывает сомнения. Дело в том, что после Великой Отечественной войны и следа от этой миссии не осталось. Миссионеры разбежались еще во время немецкой оккупации, а прихожане вернулись в православные храмы. Печальной оказалась участь главы этой католической миссии – Антония Неманцевича. Он был замучен в гестапо в 1943 г. Мотивы, побудившие фашистские оккупационные власти поступить с ним столь жестоко, историкам еще предстоит выяснить.
