Который год наше внимание приковано к событиям в Украине: политический кризис привел страну к братоубийственным столкновениям. Трагические события, разворачивающиеся на наших глазах, будут иметь, безусловно, тяжелые последствия и для Украины, и для России — для всего русского мира. Но нужно иметь в виду и причины. Их можно рассматривать в разных политических и культурных аспектах, однако хотелось бы остановиться на одном, а именно — национальном.
В самом деле, едва ли найдется более часто употребляемое политиками слово, чем слово «народ». Конституции России, Украины и Беларуси равно признают высшей ценностью жизнь, здоровье и безопасность человека, одинаково утверждают, что народ — это «единственный источник власти и суверенитета». Но нет ничего более неопределенного в политическом лексиконе, чем собирательное «народ». Видимо, для пояснения в Конституции РФ оговорено, что речь идет о «многонациональном народе» страны. Таким образом, все граждане России, какой бы национальности они не были, составляют народ. В Конституции Украины говорится об «украинской нации», о национальных меньшинствах, но остается не ясным, составляют ли они вместе «народ Украины». В Конституции РБ упоминается «белорусский народ» без каких-либо пояснений, кто же его составляет. Получается, что верховный обладатель власти порой определяется в довольно-таки расплывчатых словах и выражениях. И это при том, что национальный вопрос периодически то там, то тут обостряется уже со времени Перестройки.
Нужно заметить, что в обиходном употреблении существует некоторая путаница со словами «народ» и «нация». Для сравнения: другая пара слов — «национальность» и «гражданство» — отличаются определенностью. «Национальность» указывает на этническую самоидентификацию (например — поляк, литовец), а «гражданство» — на государственную принадлежность. Дело не только в том, что слова «народ» и «нация» близки по своему значению и происходят от глагола «рождать» (лат. natio от гл. nascor «рождаться»). Путаница вызвана тем, что слово «нация» является в русском языке заимствованием, которое должно было покрыть недостаток соответствующего понятия в политической лексике. Под словом «народ» в России веками понимался простой люд, податные сословия. Но заграничное словечко «нация», пришедшее в XVIII—XIX вв. вместе с модными европейскими идеями о человеке-гражданине, плохо вписывалось в российские реалии, поэтому оно трансформировалось и стало указывать на несвойственное ему в европейских языках значение этнической принадлежности.
Действительно, «нация» рассматривается в западной Европе либо как политический, либо как культурный феномен. Возьмем в качестве примера учебник Horizonte II. Geschichte für die Oberstufe. Herausgegeben von F. Bahr. 2003., где старшеклассники в Германии обзорно знакомятся с таким понятием Новейшей истории как «национализм» (S. 85—87). В соответствующем параграфе они узнают, что наполеоновские войны 1813-14 гг. разбудили «национальное чувство» немцев, что популярный поэт того времени Теодор Кёрнер (1791—1813) называл войну против Бонапарта «священной войной». Узнают они о том, что у понятия «нация» есть две трактовки. Первая из них подчеркивает гражданское согласие, возможность всех граждан выражать свою политическую волю, участвовать в выборах, в голосовании (такое понимание характерно, например, для Франции, и восходит к идеям Ж. Руссо). Вторая трактовка указывает на общность культуры, языка и происхождения «нации», пусть даже существующей в пределах нескольких смежных государств (как, например, немцы нынешней ФРГ и Австрии). Тут же говорится, что «национализм» представляет собой чрезмерно развитое «национальное чувство», которое заменяет собой ослабевшее в Новейшее время религиозное чувство, нередко становится религией-суррогатом, служит объединяющей силой, воспитывающей самодовольство. И далее: национализм, начинающийся девизом свержения чужого господства, может привести к угнетению других народностей и закончиться войной. Благоразумные замечания делают авторы учебника для немецких школьников, не правда ли?
Заметим, что школьники на постсоветском пространстве такой профилактики от увлечения национализмом не получают. Между тем, их сердца легко воспламеняются от его идей. И вот, на Украине вчерашние ученики сегодня хватаются за оружие, чтобы отстаивать «национальные интересы», а государство, призванное по Конституции оберегать жизнь и здоровье человека, санкционирует военные акции против своих граждан. Очевидно, что преподавание истории, направленное на воспитание политической культуры и поддержку гражданского согласия, дало бы совершенно иной эффект, чем преподавание, сфокусированное на отстаивании национального суверенитета и идеализации героев-борцов.
Понятно, что государство должно защищать целостность своей территории и безопасность границ. История знает немало горьких примеров, когда те или иные притязания на смежные области приводили к вооруженным конфликтам, исходу жителей и депортациям. Если посмотреть на политическую карту Европы XVI—XVIII вв., то можно поразиться мозаичности государственных образований на территории современных Германии, Италии и Швейцарии. Не иначе как «железом и кровью» проводил Отто фон Бисмарк объединение Германии во вт. пол. XIX в. На смену ломаным границам со всякими анклавами приходят «линейные границы» современных государств. И если когда-то границей между странами считалась, например, река, то в новейшее время появляется принцип «этнографической границы», и провести ее было тем труднее, чем дольше и теснее жили в смежной зоне соседние народности. В 1920-22 г. Польша заявляла свои притязания на Верхнюю Силезию (развитый промышленный район, захваченный в свое время Пруссией), где жило смешанное немецко-польское население. Но ни организованные польскими спецслужбами военизированные организации, ни плебисциты среди местного населения не помогли достигнуть желаемого результата. Польша получила здесь только 29% искомой территории. Такую же проблему представляла пограничная с Чехословакией Тешинская Силезия, где проживало смешанное польское, немецкое и чешское население. Конфликты из-за спорных территорий в 1918-20 г. привели, как известно, к напряжению взаимоотношений между Польшей и Чехией, и в 1938 г. поляки воспользовались слабостью Чехии, чтобы захватить нужные области. После Второй Мировой войны уже немцы испытали на себе все тяжести депортаций, когда из Польши, Чехии и Венгрии были выселены до 14 млн. немцев. Более свежий пример: распад Югославии по искусственным границам республик коммунистического периода обернулся настоящей трагедией для миллионов сербов. Неужели этот международный опыт ничему не учит?
Современный немецкий историк Теодор Шидер отмечает три фазы национального развития Европы. В XVII-XVIII вв. в ходе революций происходит становление национальных государств в Англии и Франции. В XIX в. объединяются разрозненные Италия и Германия. В начале XX в. распадаются Австро-Венгерская и Российская империи и в Европе образуются новые национальные государства: Польша, Финляндия, Венгрия, Чехословакия, Латвия и Эстония. Территориальные притязания, стремление играть ведущую роль в «концерте» европейских государств ведут к череде военных конфликтов, выливающихся в две Мировые войны. Создание Лиги Наций по идее должно было направить решение межнациональных конфликтов в мирное русло. В конце XX в. появляется Евросоюз, объединение наднациональное. В 2015 г. в восточной Европе образуется Таможенный союз Евразийского экономического пространства. Налицо объединительная тенденция в международных отношениях.
Конечно, нужно отметить стремление национальных государств к собственному экономическому, социальному и культурному развитию. Но было бы ошибкой рассматривать национализм только в этом отношении, ведь для национальной интеграции ему нужен образ врага. В этом темная сторона национализма.
Трагедия Украины заключается в том, что поворот к евроинтеграции совершается здесь насильственно, вопреки естественному развитию, так как Украина по своим национальным признакам принадлежит к русскому миру. Понятно, что эта страна воинствующего национализма остается чуждой для Евросоюза и встречные заявления оттуда не идут далее деклараций.
До тех пор, пока народ будет восприниматься как безликая масса, а «своими» будут считаться только «национальномыслящие», невозможно будет говорить о становлении политической культуры и правового сознания, того, что так привлекает в «цивилизованных странах». К сожалению, национализм воинственен, склонен к силовым решениям, нечувствителен к диалогу. А страдает, в конечном счете, тот самый народ, за интересы которого так ратуют демагоги всех мастей. Между тем, самым ценным в общественной жизни является мир, что держится на согласии всех граждан независимо от их национальной принадлежности.
