К ВОПРОСУ О МИФАХ НЕОЯЗЫЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ

В монографии «Основы языческого миропонимания» исследователь М.Ф. Косарев выделяет три главные «номенклатурные группы», объединяющие, по мнению автора, все известные мировые религиозно-мифологические комплексы: естественные верования (язычество), восточные религиозно-философские системы (буддизм, брахманизм, индуизм и т.д.), «авраамические» религии (иудаизм, христианство, ислам). Нельзя не согласиться с тезисом исследователя о многоплановости, отсутствии четких понятийных границ как свойствах первой группы – язычества [21, 5]. Данное положение в целом распространяется и на формирующиеся базисные концепты русского язычества (неоязычества) и проявляется, в частности, в попытках адептов родноверия мифологизировать и ремифологизировать историю в ущерб последней. Поддерживая и даже признавая вслед за идеологами религиозного традиционализма истинность пропагандируемых ими постулатов об отсутствии в современном язычестве губительных элементов регресса, исключительной важности связи с прошлым (а не возврат к нему), огромной роли приобщения к вечному, незыблемому, изначальному, наконец, признание бессмертия язычества[5, 11-19], мы сталкиваемся с непреодолимой преградой, лишь только попробовав посеять заявленные «семена ценностных установок» в этническую, русскую «мировоззренческую почву». Отсутствие первичных письменных источников не позволяет не только раскрыть, но даже реконструировать весь спектр русских языческих верований. Не имея возможности, а зачастую умышленно не желая изучать сохранившиеся религиозные реликты, неоязыческая элита пытается создать, а точнее, сконструировать свои собственные теоретические основы новой религии. Основы, формирующие части нового русского язычества, стандартны и идентичны любым другим религиозным течениям. Это обряд и миф [27, 13]. Для носителей традиционных верований данные категории, как правило, дополняют друг друга, они взаимосвязаны и даже едины. «Обрядово-мифологический багаж» русского неоязычества в силу ряда факторов (прежде всего искусственности) не так монолитен. «Священные тексты» так называемых исторических мифов вообще представляются вынесенными как за пределы сакрального, так и за пределы исторического. Весьма проблематично дать точное определение неоязыческому историческому мифу (как, впрочем, и мифу в его классическом понимании), так как ему не свойственна какая либо системность, преемственность и т.д. Формирующую и основополагающую роль в неоязыческом «мифопостроении» играет автор (как правило, харизматический лидер), смещающий акценты в своем «произведении», руководствуясь лишь собственными идеологическими, политическими, религиозными целями и предпочтениями. Несмотря на индивидуальные особенности каждого подобного мифа, попытаемся определить общий категориальный перечень, позволяющий подвести русские неоязыческие мифы к терминологическому единообразию, связать с миф ми как таковыми. В работе «Миф на гранях культуры» Д.П. Козолупенко, ссылаясь на исследования В.М. Пивоева, приводит пять значений понятия «миф» в современных мифологических теориях. Два последних вполне могут быть использованы для определения неоязыческого исторического мифа: относительно устойчивые стереотипы массового (в нашем случае общинного, родового) сознания, обусловленные недостаточным уровнем информированности и достаточно высокой степенью доверчивости;·пропагандистское и общественное клише, целенаправленно формирующее общественное сознание [20, 6-7].

В плане этимологического значения длинное словосочетание «русский неоязыческий исторический миф» вполне может быть заменено словом «баснь». Согласно трактовкам словарей XVIII в., «баснь» – миф; недостоверный, не подкрепленный документально рассказ, известие об исторических лицах, событиях (преимущественно древних) [20, 9]. Раскрытию еще одного важного вопроса «Почему рассматриваемые неоязыческие мифы получили название исторические?» помогают рассуждения самих языческих идеологов. Так, в монографии уже упоминавшегося Ален де Бенуа читаем: «Миф – это не побочный продукт линейной истории, гипостазированный морализмом. Миф творит историю: Как пишет Жильбер Дюран, именно он «идет впереди истории, свидетельствует о ней и узаконивает ее» так, что «без мифологических построений невозможно знание об истории»» [5, 115]. Безусловно, применительно к рассматриваемому ниже сюжету миф творит историю, но как он это делает? Какую «историю» он творит?

Одним из основных (как по мировоззренческой значимости, так и по «хронологической живучести») русских неоязыческих мифов является рассказ об историческом портрете киевского князя Владимира Святославича. Автор данного мифа – представитель «первой волны» отечественного неоязыческого движения В.Н. Емельянов – преподаватель арабских языков, создатель и руководитель всемирного антисионистского и антимасонского фронта «Память» (ВАСАМФ «Память»). «Миф о Владимире» был изложен в книге В.Н. Емельянова «Десионизация» вышедшей в самиздате в конце 70-х г. XX в. В связи с важностью текста для дальнейшего исследования приводим рассказ практически в полном объеме: «…князь Владимир, сын князя Святослава от ключницы его матери кн. Ольги – некой Малуши (имя ласкательное от еврейского имени Малка). Отцом означенной Малуши был «равв» – раввин из города Любеча, также носивший еврейское имя Малк, что совершенно неудивительно, если учесть, что один из древнейших русских городов Любеч до 882 г. находился в вассальной зависимости от иудейского Хазарского каганата… Нестеровская цензура дохристианских летописей привела к переосмыслению слова «равв» или «рабб»; удвоение согласной пропало и слово стало возводиться к глаголу «робити»; потомок раввина Малка, который даже в «Повести временных лет» остался фигурировать как «робичич», т.е. «раввинач» стал во всех историях России упорно переводиться как «сын рабыни». Узнав, что Малуша зачала от Святослава, разгневанная Ольга сослала ее в село Будутино близ Пскова, где и родился Владимир… Не лучше относился к плоду своей мимолетной – пьяной – связи с ключницей и сам Святослав Игоревич… Небезынтересно остановиться несколько подробнее и на фигуре родного брата Малуши – Добрыни … при ближайшем рассмотрении его имя чисто еврейское – Дабран – «хороший оратор», «краснобай», «говорун». Ввиду очень близкого созвучия с русским именем Добрыня сына раввина Малка Дабрана кликали Добрыней» [13, 7-9]. Кроме «основной» легенды о еврейской генеалогии Владимира труд В.Н. Емельянова содержит ее продолжение, вернее сказать, еще одну часть «Владимирского мифа», как выяснилось, практически самостоятельную. Вторая часть исторического мифа В.Н. Емельянова посвящена деяниям великого киевского князя. В отличие от вполне законченного и сформированного «мифа №1» в «мифе №2» автор лишь открывает проблему, намечает основные проблемные зоны, не раскрывая их (в неоязыческой среде не все идеологи придают «мифу о Владимире» столь важное значение. Некоторые из них ограничиваются лишь упоминанием отрицательных последствий его княжения [1, 200; 25, 4]). Суммируя немногочисленные высказывания В.Н. Емельянова по поводу княжения сына Святослава, получаем следующую «историко-мифологическую событийную картину»: Владимир виновен в убийстве брата Ярополка и узурпации власти («школу узурпатора» он прошел, находясь на двухлетней стажировки в странах З. Европы); захват власти был осуществлен при помощи нанятой варяжской дружины; при Владимире на Руси впервые появляются идолы, практикуются человеческие жертвоприношения; десять лет идолопоклонства, вызванное этим недовольство населения подготовили почву для введения христианства.

В целом «миф о Владимире» проходит классиче ский путь любого мифологического сюжета. Исходный источник, первоначальный рассказ получает развитие, и, как отмечал Э.Б. Тайлор, «из одного ряда идей развиваются другие, связанные с предыдущими более или менее отдаленной аналогией» [31, 47; 35, 140]. Однако если мифы в традиционных обществах, «в стандартных» мифологических системах трансформируются на протяжении тысячелетий [35, 10], то неоязыческому мифу о Владимире потребовалось каких-то несколько лет (максимум десятилетие), чтобы «заиграть новыми красками», обогатиться и углубиться за счет новых идеологов.

Приемником В.Н. Емельянова в плане мифотворчества следует признать А.А. Добровольского (Доброслава). В своих многочисленных нарративах идеолог современного русского язычества заявляет проблему антигероев русской истории. Центральное место в черном списке занимает креститель Руси. Первая часть рассматриваемого мифа (генеалогия Владимира), или «миф №1», излагается Доброславом без изменений. Как и в оригинале, Владимир – полукровка, незаконнорожденный сын Святослава от наложницы иудейки Малки [7; 10; 12]. Деяниям вели- кого киевского князя («мифу №2») уделяется значительно больше места. А.А. Добровольский не только развивает идеи В.Н. Емельянова (в частности, по поводу отсутствия в традиционных восточнославянских религиозных представлениях антропоморфных изображений) [9, 32], но и открывает новые подробности княжения сына Святослава. Первая религиозная реформа Владимира (980 г.) рассматривается автором исключительно как комплекс мер, осуществляемых и насаждаемых дружинной знатью (нередко нерусской). В среде простого населения ее плоды не прижились, чему свидетельствует «прохладное» отношение жителей Руси к главе нового пантеона Перуну: «Полукровке Владимиру и церковникам весьма легко удалось низвергнуть государственный культ Перуна и других антропоморфных высших богов, поскольку это были сравнительно поздние культы, не обретшие силы традиции и не наложившие глубокого отпечатка на народную душу» [9, 23-24]. Следствием подобной «религиозной апатии», неприятия официального пантеона следует считать успешное продвижение Владимиром так называемого «внешнего крещения». В итоге христианство легко уничтожает последствия языческой реформы, но не в состоянии справиться со славянским природопочитанием (культом Рода и Рожаниц). Если основоположник «Владимирского мифа» обвиняет Европу в религиозном влиянии на Владимира, то Доброслав считает главным проводником воли кагала, виновником введения христианства на Руси – Византию [10]. А.А. Добровольский описывает и последствия введения новой веры. К ним относятся жестокие карательные походы Владимира [8], появление инквизиЦии [11, 95], борьба князя с чистоплотностью славян (уничтожение бань) [12], пропаганда зародившегося в его правление алкоголизма [8]. Итог правления Владимира Святославича – духовное разоружение народа, сокращение его численности и, как следствие, неспособность русских княжеств противостоять ордам монголо-татар в XIII в.

Еще одним проводником, сказителем «Владимирского мифа» является академик Арийско-русско-славянской академии В.А. Истархов. В монографии «Удар русских Богов» автор начинает рассказ о киевском князе с краткой истории появления евреев в Хазарском каганате, а затем и на территории Киевской Руси. По мнению В.А. Истархова, приток семитов в русские земли начинается с момента уничтожения князем Святославом Хазарии. Массы беженцев были заинтересованы в огромном торговом значении Киева и для успешного «внедрения своих кадров в высшие эшелоны власти использовали свой любимый метод – совращение властителей через еврейских женщин» [15, 270]. Виновником появления еврейки Малки, академик считает княгиню Ольгу: «Мать князя Святослава – княгиня Ольга, исходя из своего расово-порочного христианского мироощущения, приняла на работу ключницу, девушку Малушу» [15, 270]. Дальнейшее изложение искомого мифа, вернее первой его части, полностью копирует основополагающую версию. По сравнению с предшествующими текстами «Миф №2» дополняется описанием зверств Владимира по отношению к женам (насилие над вдовой Ярослава, полоцкой княжной Рогнедой) и новгородским примером сопротивления чужеродной религии [15, 271]. В вину киевскому князю вменяется уничтожение славянского летописания – «подробного Летописного Свода Русской Империи» и вообще введение запрета на русскую историю до христианизации. Сам же процесс крещения Руси представляется христианским геноцидом [15, 272].

Монография В.М. Демина «От Ариев к Русичам», посвященная проблемам отечественной и мировой истории, также касается заявленного вопроса. Появление в княжеском окружении «ключницы иудейки Малки» видится автору как одно из средств борьбы княгини Ольги со своим сыном Святославом за введение христианства [6, 241]. В книге Демина фигурирует и брат Малуши Добрыня (Дабран). Ему отводится роль верного помощника, соправителя киевского князя, то есть в общих чертах легенда об иудейском происхождении Владимира сохраняется.

«Миф №2» в произведении В.М. Демина рисует сына Малуши честолюбивым дельцом, который стремится осуществить свою главную цель – создание империи. Чуждые святоотеческой вере человеческие жертвоприношения времен языческой реформы – результат «идейного влияния» на князя варяжского элемента, требовавшего соблюдения кровавого ритуала. Еще в 978 г. это желание воинской элиты было удовлетворено убийством Ярополка [6, 250-251]. По мнению В.И. Демина, именно христиане являлись наиболее сплоченной и дисциплинированной частью войска Владимира, наиболее послушным населением Киева. Этим обстоятельством обусловливается и выбор христианства в качестве государственной религии Руси. Христианизация страны проходила крайне медленно, (жители Смоленска были крещены только в 1013 г.) и с огромными человеческими жертвами. Введение новой веры нанесло невосполнимый удар по культуре славянского народа: «Тысячами сжигались дощечки и берестяные письма с древними сказаниями и хрониками. Те же летописи, которые из-за их особой ценности писались на дорогом пергаменте, соскабливались, а пергамент заполнялся церковными «поучениями»» [6, 253-254]. В результате идеологической реформы «прагматика Владимира, стремившегося лишь к личному возвеличиванию и обогащению» [6, 255] Русь понесла огромные территориальные потери. Печенеги захватили донские степи до Днепра и все Причерноморье, отделились вятичи, Новгородская республика минимально подчинялась Киеву [6, 256].

Глава Союза славянских общин славянской Родной веры (ССО СРВ) волхв Вадим (В.С. Казаков), излагая свою версию древнерусской истории, не ставит вопрос об этническом происхождении Владимира и его ближайших родственников. Он ограничивается лишь констатацией факта рождения будущего великого князя от связи Святослава и рабыни Малки [16, 207; 17, 146]. Примечателен и тот факт, что в отличие от других неоязыческих лидеров волхв Вадим считает имена «Мал», «Малуша» – исконно славянскими и дает им следующую трактовку: «Мал» – маленький, «Малуша» крошечная, маленькая [16, 57,110]. Дальнейший повествовательный ряд вписывается в общую канву неоязыческой характеристики деяний киевского князя. «Нововведениями», новыми открытиями верховного волхва ССО СРВ можно считать повышенный интерес автора к переговорам Владимира и Византийской империи по поводу введения христианства [16, 211], признание купцов и боярство наравне с дружинниками, пособниками Владимира в продвижении чуждой славянам идеологии [17, 147], укреплении основ христианской веры (в материальном плане) за счет разграбленных языческих святынь, храмов и т.д. [17, 228-229].

Исследуя данный вопрос, нельзя не упомянуть еще один памятник русской неоязыческой литературы – историко-публицистическое произведение Озара (Л. Прозорова) «Святослав Хоробре: ИДУ НА ВЫ!». Автор данного труда, историк по образованию, приводит две версии родословной Владимира. Согласно одной из них (подробно мы разберем ее ниже), Малка, ее брат Добрыня – дети древлянского князя Мала, согласно другой, разделяемой Озаром, Малка и Добрыня – хазары. Доказательством правомерности версии В. Емельянова и А. Добровольского (как называет ее автор) служит «истинное», неославяненное имя матери Владимира — Малка, сохранившееся лишь в Никоновской летописи и подкрепленное высказыванием А. Карпова (автора биографии Владимира Святого) о семитском происхождении данного антропонима («Мalik» – царь, правитель) [24, 217-218]. Вполне славянское имя брата Малуши – Добрыне (даже не Дабран прежних версий) Л. Прозоров объясняет распространенной практикой заимствования имен. Таинство союза Святослава с Малушей преподносится согласно традиционной схеме: «Ушлая рабыня успела соблазнить молодого князя и родила от него мальчика» [24, 219]. Роль Ольги и даже отца Владимира предстает в следующем свете. Княгиня Ольга, спасая княжича, отправляет его в село Будутино. Святослав Игоревич, преследуя эти же цели, посылает Владимира на княжение в Великий Новгород. Наставником юного князя, его правой рукой, человеком, помогавшим новгородскому князю для захвата власти над всей Русью «вербовать в землях полабских славян наемников из перебежчиков и изгоев» Озар, называет хазарина Добрыню [24, 293- 294]. Так, подробно разбирая генеалогическое древо Владимира, неоязыческий лидер практически не останавливается на исследовании эпохи правления крестителя Руси, ограничиваясь лишь двумя обвинениями в адрес сына Святослава: потерей плодородных земель Дона, Донца, нижней Волги и предательством веры предков [24, 295].

Рассмотренные выше гипотезы, исторические мифы о князе Владимире нашли свое продолжение в многочисленных работах компиляционного характера. Соединяя, “тасуя” исторические басни неоязыческих “патриархов”, прозелиты нового русского язычества заполнили как книжный рынок, так и пространство Интернета всевозможными очерками, статьями, работами реферативного плана, посвященным эпохе правления Владимира I Святославича. Справедливости ради надо отметить, что иногда в работах новых язычников, людей, сочувствующих последним, обнаруживаются новые подробности исследуемого исторического мифа. К примеру, на персональном сайте С. Мальцева содержится очерк с характерным названием – “Князь Владимир – насильственный креститель Руси”. В данном произведении автор, ссылаясь на книгу Н. Козлова “Плач по Иерусалиму”, собственные размышления дополняет “Миф №1″ следующими замечаниями: Малуша – дочь последнего хазарского царя, женившись на Рогнеде, Владимир совершил тягчайшее расовое преступление” [23].

Влияние “мифа о Владимире” распространилось на новую хронологию борцов с традиционной историей. Так, один из ее представителей, Д.В. Кондыба – автор хронологической таблицы по истории древней Руси – под X в. помещает следующий событийный ряд: “Киевский князь Святослав разгромил окончательно Хазарский каганат. Отмена выборности Великого князя. Приход к власти Владимира (сына еврейки). Замена Владимиром титула Великого князя на титул Великого кагана (по образцу хазарских иудеев)” [18]. Под идеологический пресс неоязыческого мифа попала и литература. Ярким приме- ром жизни мифа о Владимире в беллетристики служит роман С.Т. Алексеева “Аз Бога ведаю!”. В данном произведении мать Владимира Малуша представлена как безродная рабыня (род ее рабы у третьего колена) хазар, отбитая у последних князем Игорем в сражении. Данное “внедрение” хазарского элемента в окружение великих киевских князей планировалось заранее и было осуществлено хазарско-иудейской верхушкой каганата. Не обошел вниманием С.Т. Алексеев и фигуру самого киевского князя. Владимир в его романе – алчный эгоист, ростовщик, мечтающий о мировом господстве, построении великого каганата [2].

Источниковая база как неоязыческого исторического мифа, так и исторических гипотез (в настоящее время можно выделить четыре гипотезы родословной Владимира: скандинавскую, общеславянскую, древлянскую, семитскую) весьма ограниченна. Основным и, безусловно, важнейшим источником, содержащим максимум сведений о семье князя Владимира, следует признать свод русских летописей. Информация трех “основных” памятников древнерусской литературы (Лаврентьевской, Ипатьевской и Радзивиловской летописей) в вопросе о происхождении великого киевского князя практически идентична. Данные о происхождении Владимира сводятся к следующему сообщению. Во время распределения “столов” между сыновьями великого киевского князя новгородцы были обделены Святославом. Добрыня рекомендует представителям Великого Новгорода просить себя в князья Владимира. Далее летописец приводит краткую генеалогию претендента на новгородский престол. В слегка адаптированном виде данный рассказ выглядит примерно так: “Владимир – сын Малуши ключницы Ольги, Добрыня – ее брат, отец же их Малък (Малко) любечанин”. На этом информация о семье третьего сына Святослава, ее происхождении исчерпывается. Однако в Лаврентьевской летописи под 1000 г. содержится сообщение о смерти некой Малъөръдь (в разночтениях – Малъфридъ) [22, 129]. Эта погодная запись вкупе с необычностью имени усопшей и, наконец, упоминанием о матери Владимира в одной из скандинавских саг способствовала появлению целого научного направления, выводившего семейные корни сына Святослава из стран северной Европы. Для наиболее полного освещения исследуемого вопроса считаем необходимым привести часть северного источника. “В то время правил в Гардарики Вальдамар конунг с великой славой. Говорят, что мать его была пророчицей, и это называется в книгах духом фитона, когда язычники пророчествовали. Исполнялось многое по тому, как она говорила, была она тогда уже слаба от старости…” [29, 29, 37]. Возвращаясь к анализу информации летописей, отметим, что лишь в одном памятнике древнерусской истории – Ипатьевской летописи социальный статус матери великого киевского князя обозначен как “милостница” [14, 58]. В других летописях Малуша называется “ключницей” (ключьницей) [22, 69; 28, 35; 32, 69; 30, 58 и др.]. Интересующихся данным вопросом отсылаю к работам И.И. Срезневского и Д.И. Прозоровского.

Из-за краткости рассказа о семье Владимира важнейшим критерием в оценке его генеалогии является приведенная летописцами антропонимика его родственников. Оним отца Малуши и Добрыни в летописях представлен в следующих вариациях: “Малък”, “Малко” [22, 69], “Малъко” [14, 58],

“Малк”[3, 60], “Марко” [34, 22]. Если не принимать во внимание последнее имя, то все варианты имеют одну основу. Такая же тенденция характерна и для имени сына любечанина Малка – Добрыни. Данный антропоним практически не подвержен изменениям [34, 22]. Наибольший интерес вызывает трансформация имя матери киевского князя. Лаврентьевская, Ипатьевская, Радзивиловская, Тверская, Софийская, Воскресенкая, Новгородская I и др. уже летописи “знают” мать Владимира под именем Малуша. В свою очередь, Никоновская (Патриаршая) и вслед за ней Архангелогородская и Устюжская летописи называют ее “Малкой” или даже “Маткой”[3, 60]. По нашему мнению, причина подобного расхождения кроется во времени составления конкретных летописных памятников. В отличие от большинства “молодых” текстов “первой линии” летописи, содержащие второй вариант имени матери Владимира, составлены в XVI–XVIII вв. и, следовательно, могли нести определенные искажения или даже были подвергнуты умышленной переработке. В качестве косвенного подтверждения “непостоянства” и изменчивости интересующих нас антропонимов в трактовке летописных сводов позднего происхождения приведем пример Вологодской летописи к. XVII-нач.XVIII в.: “Володимер бо бе от Малуши, клюшницы Олъзины” [34, 161]. То есть “никоновская” или “устюжская” “Малка” могла со временем, превратиться в привычную “лаврентьевскую” “Малушу”. Другими словами, с легкой руки летописца антропоним мог “вернуться” к первоначальному варианту.

После небольшого экскурса в источниковый “мир родословия князя Владимира” попытаемся дать “этническую трактовку” неоязыческому историческому мифу.

Во-первых, следует отметить присутствие в исторических исследованиях нескольких версий (скандинавской, славянской, древлянской) генеалогии сына Святослава. Приведенный выше материал позволяет утверждать, что семитская (еврейская) версия русских неоязычников не получила поддержки в научной и околонаучной среде специалистов, в разное время интересовавшихся данным вопросом. Исключением следует признать работу А.Ю. Карпова “Владимир Святой” и исследование Г.М. Бараца “О библейско-агадическом элементе в повестях и сказаниях Начальной русской летописи”. К сожалению, на момент подготовки статьи работы Г.М. Бараца (изданные в Берлине и Париже) были нам недоступны.

Во-вторых, основа “емельяновского мифа №1” строится исключительно на попытке соотношения и отождествления имен “Малк”, “Малка”, “Добрыня” с понятиями (даже не анторопонимами), выводимыми из еврейского языка “дабран” – хороший оратор, говорун, “малик” – царь, правитель. Однако подобные утверждения оспариваются летописными источниками, в которых приводится определенный набор вариантов личных имен родственников Владимира, причем перечень антропонимов древнейших летописей явно противоречит гипотезе автора “Десионизации” и его последователей.

В-третьих, благодаря научным открытиям М.А. Гедеонова (см. выше) и работе незаслуженно забытого собирателя древнерусских имен Н.М. Тупикова  в нашем распоряжении имеется целый список личных имен древней и средневековой Руси. Информации, представленной в работе последнего “Словарь древнерусских личных собственных имен”, уже достаточно для закрытия “еврейской родословной Владимира». В качестве примера приведем данные исследователя по антропониму Малк (Мал, Малъкъ, Малко (Malko), Малик). Н.М. Тупиков приводит около десяти вариантов личного имени и пять образованных от “Малка” отчеств (Малко, Каменский мещанин; Малко, крестьянин; Малик Рыжкович, Бельский крестьянин; Малык Тимошкович, Речицкий крестьянин; Малик, Подольский крестьянин; Малович Игнат, Ратненский кренстьянин; Малово Бориско Васильевич, помещик в Заверяжье; Федор Малово, путный ключник) [33, 27-28, 241-242, 638]. Большинство имен датируется XVI-XVII вв. и принадлежит крестьянскому, безусловно, наиболее патриархальному населению, из чего можно сделать вывод о славянском происхождении данного антопонима, его древности и “временной устойчивости”.

В-четвертых, апелляция неоязыческих идеологов к титулу киевского князя “каган” как к “титулу хазарских иудеев” (см. Д.В. Кондыбу) также не выдерживает критики. По данным одного из виднейших современных тюркологов Г.М. Давлетшина, тюрский термин “каган” впервые упоминается в китайских летописях IV в. С середины VI в. данный титул носят главы Тюрского каганата, раскинувшего свои владения на просторах евроазиатских степей. Только после крушения тюрской империи традиция именования главы государства каганом переходит к хазарам [26, 18, 21]. Если учесть тот факт, что хазары, вернее лишь правительство и знать каганата, были обращены в иудаизм только в к.VIII – нач. IX в. [4, 266, 268], то ни о каком иудейском влиянии на титул главы государства мы говорить не вправе. Каган – титул исключительно тюркский.

Другой вопрос, как данный термин попал на Русь?

Предположений несколько. Во-первых, в VIII-IX вв., часть славянских племен, включая живших по Днепру полян, была подчинена Хазарскому каганату, платила ему дань и, находясь в орбите как социально-культурного, так и политического влияния завоевателей, вполне могла усвоить и перенять придворную “Табель о рангах”. Во-вторых, симпатию к кочевому быту, стратегии и тактике ведения военных действий проявлял уже отец кагана древней Руси – Святослав. Следовательно, можно предположить, что победитель хазар и пополнил словарь княжеских титулов “тюрским каганом”. Владимир как наследник побед своего отца, законно присваивает себе верховный титул разбитого и подчиненного противника [19, 326].

В-пятых, предположения некоторых авторов по поводу “голубой крови” Малуши (А. Карпов), ее царском происхождении (С. Мальцев, Н. Козлов), вовсе не являются доказательной базой еврейского происхождения матери Владимира. Согласно исследованиям М.И. Артамонова, городское население Хазарии (как нам кажется, и Малк Любечанин) было ориентированно преимущественно на Восток и, руководствуясь в первую очередь коммерческими интересами, принимало ислам [4, 266].

Таким образом, даже находясь в лагере противников славянской версии генеалогии Владимира, резоннее говорить о “тюрском”, но никак не о еврейском, “следе” в родословии великого киевского князя.

В-шестых, применяя к данной проблеме так не любимое историей сослагательное наклонение, признавая еврейское происхождение родственников Владимира, мы получаем следующий событийно-вопросительный ряд, логическая составляющая которого сводится к нулю.

• Ради исторической объективности и полноты охвата известных по источникам фактов следует отметить, что еврейская диаспора в Европе и Азии не представляла единого целого. Разделившие талмуди стские догматы европейские евреи (ашкенази) жили в то время изолированно от тех этнических групп, с которыми они взаимодействовали географически и экономически. Предположение, что одна из наиболее знатных представительниц еврейского гетто (если таковое вообще было на территории полян), дочь хазарско-еврейского царя Малка оказалась в услужении киевской княгини, представляется невероятным.
• Каким образом представители вражеской стороны (Малка, Дабран) могли попасть в ближайшее окружение киевской княгини Ольги?
• Как могла иудейка Малка входить в посольство княгини во время крещения Ольги в Константинополе?

В заключение хочется подчеркнуть, что архисложная проблема образования русского государства заслуживает дальнейших более глубоких, построенных на еще более обширном круге источников исследованиях. Думается, что в ходе таких работ полиэтничность Киевской Руси будет выглядеть еще более рельефно и красочно. На сегодняшний же день благодаря трудам С.А. Гедеонова и Н.М. Тупикова, собравшим наиболее репрезентативную ономастическую базу, версию о славянском происхождении семьи ключницы Малуши следует признать наиболее вероятной. Что касается популярной в неоязыческой среде гипотезы В.Н. Емельянова, то она, конечно, может быть использована как политический инструмент, но ее историческая достоверность ничтожна.

Литература

1. Авдеев В.Б. Преодоление христианства. М.: Русская  Правда, 2006.
2. Алексеев С.Т. Аз Бога ведаю! М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004.
3. Архангелогородский летописец / Полное собрание русских летописей. Л.: Наука.1982. Т.37.
4. Артамонов М.И. История хазар. Л.: издательство Эрмитажа, 1962.
5. Бенуа А. де. Как можно быть язычником. М.: Русская Правда, 2004.
6. Демин В.М. От Ариев к Русичам. М.:  Русская Правда,2001.
7. Дооброслав. Дерево-целитель.http: //dobroslav.onestop.net/works/ dobroslav_07.html.
8. Доброслав. Иудохристианская        чума. http: //dobroslav.onestop.net/works/ dobroslav_09.html.
9. Доброслав. Об идолах и идеалах. «Новая Земля», 2007.
10. Доброслав. Русский ответ на «еврейский вопрос». http://dobroslav.onestop.net/works/ dobroslav_06.html.
11. Доброслав. Сарынь на кичку! Киров: «ВЯТКА», 2004.
12. Доброслав. Слава Яриле! http: //dobroslav.onestop.net/works/ dobroslav_18.html.
13. Емельянов В.Н. Десионизация. Харьков: «ДИВ», 2005.ского миропонимания. М.: СЛАВА, 2008.
14. Ипатьевская летопись / Полное собрание русских летописей. М.: “Языки русской культуры”, 1998. Т.2.
15. Истархов В.А. Удар Русских Богов. СПб.: Редактор.
16. Казаков В.С. Именослов. М.-Калуга: Русская Правда, 2005.
17. Казаков В.С. Мир славянских богов.М.-Калуга: «Русская Правда», 2006.
18. Кандыба Д.В. Древняя Русь. http://www.sunhome.ru/religion/11624/p4.
19. Карташев А.В. Завет св. князя Владимира / Зарубежная Россия и св. Владимир.
20. Козолупенко Д.П.Миф на гранях культуры. М.: «Канон+», 2005.
21. Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания. М.: «СЛАВА!», 2008.
22. Лаврентьевская летопись / Полное собрание русских летописей. М.: “Языки русской культуры”, 1997. Т.1.
23. Мальцев С. Князь Владимир – насильственный креститель Руси. http://malech.ru/likil.html.
24. Озар. Святослав Хоробрее: ИДУ НА ВЫ! М.: Белые альвы, 2006.
25. Петр. У истоков великой трагедии / Язычество. Киев, 1994. Вып. 5.
26. Плетнева С.А. Хазары. М.: “Наука”, 1986.
27. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: «Лабиринт», 2000.
28. Радзивиловская летопись / Полное собрание русских летописей. Л.: “Наука”. 1989. Т. 38.
29. Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М.: “Наука”, 1978.
30. Софийская первая летопись старшего извода / Полное собрание русских летописей. М.: “Языки русской культуры”, 2000. Т.6. Вып.1.
31. Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск: «Русич», 2000.
32. Тверская летопись / Полное собрание русских летописей. М.: “Языки русской культуры”, 2000. Т.15.
33. Тупиков Н.М. Словарь древнерусских личных собственных имен. 1903.
34. Холмогорская летопись / Полное собрание русских летописей. Л.: “Наука”.1977. Т.33.
35. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический Проект, 2000.

Статья опубликована: Шиженский Роман Витальевич Неоязыческий миф о князе Владимире // Вестник БГУ. 2009. №6. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/neoyazycheskiy-mif-o-knyaze-vladimire (дата обращения: 30.04.2022).