Полоцкий архиепископ Иосафат Кунцевич (1580-1623) считается католиками покровителем унии в Восточной Европе. Для них он является также мучеником и «апостолом» церковного единства. Соответствующие решения приняли в Риме сначала в 1643 г., когда папа провозгласил Иосафата «блаженным», и затем в 1867 г., когда его канонизировали. Так Кунцевич стал первым собственным униатским святым. Современные украинские униаты тоже особо почитают Иосафата, поскольку он не только был ревностным проповедником унии, но и родился во Владимире-Волынском («украинец», значит). В Белоруссии прославляют Кунцевича немногочисленные униатские общины, замешанные на белорусском национализме. Для православных же Кунцевич был и остаѐтся гонителем и мучителем. Именно за это он был убит доведѐнными до крайности жителями Витебска.
Таким образом, имеются два противоположных взгляда на жизнь и деятельность Иосафата Кунцевича.
Почитатели униатского святого пытаются доказать невиновность архиепископа Иосафата в возводимых на него обвинениях со стороны православных. Образ Кунцевича предстаѐт в их трудах в поэтизированном виде кроткого страдальца за христианские идеалы. Биографы Иосафата с умилением рассказывают о его аскетических подвигах в монашестве, любви к духовному чтению, ревности к церковным службам. Утверждается, что он якобы был основателем Жировичского монастыря – в настоящее время самого известного православного духовного центра в Белоруссии. В действительности Иосафат только добился передачи этого тогда ещѐ
незначительного православного монастыря униатам в 1613 г., и с этого началась собственно униатская история обители. Когда через год его друг Иосиф Вельяминов Рутский стал униатским митрополитом, Кунцевич был переведѐн в Вильно настоятелем Троицкого монастыря. По совместительству он управлял также монастырѐм в Бытене, расположенном недалеко от Жировичей. Рукой всѐ того же митрополита Рутского Иосафат был поставлен в 1617 г. во епископа-коадьютора (то есть епископа-помощника) в Полоцк. Здесь управлял обширной епархией мало заботившийся о введении унии престарелый архиепископ Гедеон Брольницкий. После его смерти в 1618 г. Кунцевич сделался полноправным главой Полоцкой епархии, обнимавшей
почти всю восточную Белоруссию от Полоцка и Витебска до Могилѐва. Униатские биографы концентрируют внимание на положительных чертах деятельности нового Полоцкого архиепископа: восстановлении Полоцкого Софийского собора, заботах о просвещении духовенства, регулярных съездах священников, произнесении собственных проповедей (а не зачитывании чужих), строгости жизни. Действительно, Иосафат составил два сборника правил для священников и, возможно, перевѐл и дополнил один из католических польских катехизисов для краткого наставления основам веры. Здесь фигурировали соответствующие разделы о прерогативах
римского папы, об исхождении Святого Духа и от Сына (Филиокве). Всѐ это подтверждает ревность униатского архиепископа в исполнении своих духовных обязанностей.
Конечно, Кунцевич не забывал о своей главной цели – насаждении унии в Белоруссии. Именно меры по еѐ утверждению и привели, в конечном счѐте, к его трагической кончине. Униатские писатели выработали в подходе к этому вопросу особую тактику. Во-первых, утверждается, что обычным способом действий Кунцевича была кротость и убеждение, но при этом он был строг в отношении нравственных проступков священников (пьянства, лени, распущенности). Так что его меры создали массу недовольных. Во-вторых, Иосафат старался оградить приходы от влияния светских лиц. В частных владениях священники зачастую полностью были подчинены местным землевладельцам, что имело своим следствием немало злоупотреблений ктиторским правом. Здесь он тоже представляется защитником интересов Церкви против вмешательства светских лиц. В-третьих, говорится, что против униатского архиепископа интриговал посвящѐнный в 1620 г. в епископский сан Мелетий (Смотрицкий), который претендовал на ту же Полоцкую кафедру в качестве православного архиерея.
Православная сторона предлагает посмотреть на Иосафата Кунцевича
более объективно. Не отвергая положительные свидетельства строгости его
монашеской жизни и старательности в исполнении епископских обязанностей, необходимо принять во внимание факты его усердия не по разуму, жестокости и сознательного искания смерти. Хотя он и родился в православной семье, но, приняв унию и поучившись у иезуитов, внутренне переродился, отошѐл от своего восточного вероисповедания, сохраняя лишь его внешнюю обрядовую видимость.
Действительно, Иосафат увлекался чтением святоотеческой литературы и, возможно, даже переписывал творения православных святых Нила Сорского и Симеона Нового Богослова. Однако чтение не делает читающего праведником, и по книгам не становятся исихастами. Без надлежащего духовного руководства мог ли Кунцевич самостоятельно усвоить должным образом правила монашеского аскетизма? Чтение лишь развило в нѐм фантазию и не мудрено, что вскоре после пострига он перестал
общаться с другими монахами (удалился в затвор). Затворничество в восточной традиции есть форма жизни уже опытных в монашеском делании, но никак не новичков, которые легко увлекаются своими помыслами и могут быстро дойти до горделивого самомнения. Вероятнее всего это и произошло с Иосафатом, который подумал, что после трѐхлетнего затвора он в состоянии спасать грешников проповедью покаяния. С ревностью он начал ходить по улицам и торговым площадям Вильно, убеждая своих слушателей оставить свои занятия и тотчас идти исповедоваться. Уже тогда он получил двусмысленное прозвище «душехвата», то есть ловца душ. Так развилось у Кунцевича высокое мнение о себе.
Человек, пребывающий в таком психологическом состоянии, не отличается терпимостью. Уже будучи настоятелем виленского Троицкого монастыря, Иосафат неоднократно возглавлял нападения на находящийся по-соседству православный Свято-Духов монастырь. Во время одного из таких нападения куском кирпича был даже ранен в голову святой Леонтий Карпович, архимандрит православной обители. Порой и сам Кунцевич доходил до рукоприкладства. Так, одну нерадивую настоятельницу униатского монастыря он воспитывал бичом и пощѐчинами. Когда Иосафат занял епископскую кафедру, перед ним открылось широкое поле деятельности по обращению в унию православных. Он называл Православие “схизмой”, то есть расколом, и борьбу с ним считал своим пастырским долгом.
Это не укрылось от православных. Сурово униатский архиепископ начал наступать на них ещѐ до посвящения Смотрицкого. Например, он требовал смертной казни для не впустивших его в 1619 г. жителей Могилѐва. Священников, не принимавших унию, Кунцевич приказывал лишать мест, иногда дело доходило до ареста и заключения. Труднее было ему навязать унию в храмах, которые стояли на частной земле шляхты. Чтобы утвердить здесь свои права и достать непокорных священников, Иосафат выхлопотал королевское подтверждение своего права судить и назначать духовных лиц для церквей в шляхетских имениях. Этим и объясняется его старание оградить Церковь от влияния светских лиц.
Но сложнее всего приходилось ему с простым народом, особенно с горожанами, которые чуждались храмов, где служили униаты. Пользуясь своей духовной властью, Кунцевич закрывал церкви до тех пор, пока жители не согласятся на унию. Но православные мещане готовы были собираться даже в шалашах за городскими стенами, только бы не идти на молитву в униатские храмы. Пустые и закрытые церкви стояли тогда без служб месяцами. Не совершались ни крестины, ни венчания, ни церковные похороны.
Строгости Иосафата Кунцевича вызвали ропот не только в Речи Посполитой, но и за еѐ пределами, так что даже один из творцов унии, католик Лев Сапега был вынужден написать униатскому митрополиту Иосифу Вельяминову Рутскому: «Не только я, но и другие весьма осуждают то, что ксендз владыка Полоцкий слишком жестоко начал поступать в этих делах и очень надоел и омерзел народу, как в Полоцке, так и везде. Давно я предостерегал его в этом, просил и увещевал, чтобы он так жестоко не действовал, но его милость, имея свои резоны, более упрямые, нежели основательные, не хотел принимать и слушать наших справедливых резонов. Дай Бог, чтобы последствия его распоряжений и суровых действий не повредили Речи Посполитой. Ради Бога прошу Вашу Милость, вразуми его, чтобы он прекратил и оставил свою суровость в этих делах… Пожалуйста, Ваша Милость, держи его на вожжах» [1].
Тот же литовский сенатор написал письмо и Кунцевичу, в котором убеждал униатского владыку быть терпимым, следовать примеру святых, предупреждал его, что он сам наводит опасность на свою жизнь. Однако Иосафат вполне сознательно накалял страсти народа своими суровыми действиями. Отправляясь в своѐ последнее путешествие в Витебск, он не только тащил с собой гроб, но и постоянно говорил своим спутникам о скорой кончине, так что его попросили воздержаться от таких разговоров хотя бы во время обеда. Поводом к народному возмущению в Витебске стал арест одного православного священника слугами архиепископа. Возмущѐнные горожане ворвались в дом Кунцевича и жестоко расправились с ним.
Конечно, такое насилие не может быть оправдано с точки зрения морали. Сами совершители этого преступления были подавлены произошедшим и перед лицом грозного суда не решились перекладывать свою вину на насилия Кунцевича. Проповедники унии тут же поспешили объявить Иосафата святым, заявить о его посмертных «чудесах» и искусственно организовать его пышное чествование. Было приложено немало стараний, чтобы Иосафат из мучителя превратился в мученика.
Впрочем, на проверку эти старания отдают такой же фальшью, какой была и сама уния.
