До вторжения австрийских войск в Сербии практически не было католического населения. После установления австрийского протектората венские власти начали колонизацию сербских земель немцами-римокатоликами. Последним предоставлялись значительные земельные владения, на первые три года они освобождались от всех видов налогов и податей, а в дальнейшем платили три четверти. Влияние римокатолицизма поступательно расширялось: в 1673 г. император Леопольд I разрешил содержать членов униатских орденов в монастырях Славонии. После того, как в 1687 г. Бараня была очищена от османов, иезуиты активизировали свою деятельность по переводу сербов в римокатолицизм. По данным иезуита Пренталера, численность окатоличенных сербов составила 15 000 человек[i]. Особенно активно по распространению униатства действовал Й.Раич, игумен монастыря в Ораховице. После смерти Раича его наследником в 1694 г. стал П.Любобратич, именно его папа назначил Сремским епископом и доверил ему осуществление задачи «ликвидировать православную веру в Среме». Давление католической иерархии вызвало восстание 7 тыс. сербов, вставших на защиту своей веры[ii].
Белград между 1718 и 1739 гг. стал практически католическим городом, даже старейшая мусульманская Байракли-джамия была превращена в католический храм. Католическая пропаганда расцвела буйным цветом: особые привилегии получили иезуиты. Однако беспрепятственно действовали и другие католические ордена: францисканцы, тринитарии, капуцины, бенедиктинцы, католическая епископия была сформирована в Смедерево, однако епископ практически постоянно пребывал в Белграде. В 1726 г. стали открываться народные школы, но преподавателями в них в основном становились иезуиты. Уже тогда отчетливо просматривалось стремление монархии превратить сербов в «католический мост» продвижения на Восток. После австро-турецкой войны 1788-1791 гг. Белград был возвращен Турции, а Сербия была разорена и опустошена[iii].
В монархии Габсбургов римско-католическая церковь основывала католические типографии, печатала православные богословские книги с изложением римско-католического учения и раздавала их православному духовенству, вводила запреты на распространение богословских книг из России, оказывала давление на руководство сербской православной церкви с целью проведения переговоров о заключении унии и т.п.[iv] Католические прелаты, в частности, применяли особый прием для перевода православных в католицизм: сооружение «алтарей любви» – это означало воздвижение в православных церквах католических алтарей, перед которыми проводились совместные службы. Православные, в юрисдикции которых оставался храм, лишались его самобытного и неприкосновенного внутреннего устройства, на нем ставилась печать принадлежности к Св. Престолу. Однако нет свидетельств о сооружении подобных алтарей в католических храмах[v]. Земли сербских священников подлежали значительному налогообложению. В сербских селах, оставшихся без священников, католическое духовенство исполняло требы вместо них. Зачастую у тех православных, кто отказывался принимать унию, имущество отнималось, тем, кто соглашался – конфискованное возвращалось[vi].
Так политика прозелитизма римско-католической церкви заложила фундамент межрелигиозной нетерпимости.
Следующей за прозелитической фазой развития хорватского этногенеза стала светская, политическая, форма в виде движения иллиризма (Иллирийское движение).
Представители движения иллиризима в историографии также получили романтическое наименование «национальных будителей». Однако, поскольку хорватская национальная идентичность в средних веках и в значительную часть Нового времени была неизвестна, то более уместных представляется термин «разработчики». В фокусе их внимания оказались более чем прагматическо-прикладные вопросы: формирование национальной идентичности и определение «ее территории» (поскольку народ не может быть без территории). Банская Хорватия на протяжении практически целого XIX в. существовала в виде трех жупаний (временами в качестве четвертой присоединялась Северинская жупания), в административно отделенной от Банской Хорватии Славонии хорватская идентичность не фиксировалась, в Военной Крайне не существовало условий для появления хорватских этнических элементов. Поскольку римско-католического прозелитизма, спорадических исторических фальсификатов и «расширенно-размытой трактовки» географического понятия «Хорватия» было недостаточно, началась фаза глубинного проектного инженеринга.
В рамках римско-католической парадигмы появляются «светские разработчики» (представители орденов РКЦ, но деятельность которых касалась, помимо прочего, социально-политической сферы), самыми первыми из которых в начале XVII в. стали францисканец Рафаэл Левакович и немец по происхождению Паулюс (Павао) Риттер Витезович. Именно Риттеру принадлежит авторство в идентификации иллирийского названия со славянским, а славянское – с хорватским.
В XVII в. начались коренные трансформации. В 1625 г. иезуит Бартол Кашич (1575-1650), сам говоривший на чакавском диалекте сербского языка, начал отстаивать штокавский диалект. Кашич получил образование в иезуитском Иллирийском колледже в Лорето, был основателем первой резиденции иезуитов в Дубровнике, в качестве католического миссионера от Конгрегации пропаганды веры работал в Белграде, Смедерево, Осиеке и т.д., перевел Святое писание на «иллирийский язык»[vii]. Другой иезуит, Юрай Хабделич (1609-1678), создал, как его называют хорватские лингвисты XIX и XX вв., «первый хорватский словарь», однако название его работы не содержит понятия «хорватский» («Dictionar ili rechi slovenske…»), и здесь мы видим, как в иезуитском дискурсе переплетается одно и то же явление – иллирийский-славянский-сербский язык. Но не хорватский.
За пионерами-иезуитами последовали францисканцы. Рафаэл Левакович (1597(?)-1649) в Риме служил корректором и редактором церковных изданий для глаголяшей, с 1626 г. он преданно служил Конгрегации пропаганды веры. В качестве посланника Ватикана пребывал в Хорватии, Венгрии, Германии, Польше, России, Болгарии, Валахии, был Охридским архиепископом. Его главным трудом является полемичная брошюра с говорящим названием «Об уничтожении схизмы и объединении схизматиков с Римской церковью» (Schismatis destructio adreducendos et uniendos cum Romano Pontifice Schismaticos), а сам он, по определению сербского историка Н.Жутича, ревностно трудился над созданием исторических фальсификатов, включая «Летопись попа Дуклянина» и «Historije Salonitana» Фомы Архидьякона, утверждая в своих трудах «заблуждения об автохтонности хорватов и их идентичности с иллирийцами», трудах, которые «становятся древними и неприкосновенными историческими источниками, ими, в свою очередь, руководствуются другие римо-католические историки и писатели, такие, как «отец хорватской истории» Иван Лучич, историк Томо Ковачевич, содействующий появлению очередного ватиканского фальсификата «Illyricum sacrum», историк Бальтазар Крчелич (1715-1778), Йозеф Асемани (1687-1768), Задарский архиепископ Матей Караман (1700-1771), историки иезуит Д.Фарлати (1690-1773) и Г.Колети, авторы церковной истории Иллирика[viii]. По утверждению Н.Жутича, указанные работы «не могут получить никакой научной оценки, они сводятся к уровню неоригинальных компиляций»[ix].
Одной из наиболее значимых вех в соединении римско-католического фундаментализма и объединительной славянской идеологии стала деятельность Юрая Крижанича (1618-1683).
Семья Крижанича происходила из сербской Краины (р. Уна, округ Неблюх), родился он в с. Липник (Верхнее Покупле, центр современной Хорватии). Псевдоним себе Ю. Крижанич взял характерный – «Срблянин». В 1636 г. Крижанич закончил иезуитскую гимназию в Загребе, затем – университет в Граце (изучал философию), после чего продолжил обучение в Болонье и Риме (теология), во время обучения в Греческой коллегии его наставником был основоположник, по определению Жутича, «римокатолического иллиризма» Рафаэл Левакович, с которым Крижанич обнаружил духовное родство[x]. Далее Юрай Крижанич стал членом Иллирийской коллегии Св. Иеронима. В своем «Меморандуме» (1641), направленном в Конгрегацию пропаганды веры, Крижанич просил позволить ему отправиться на миссионерскую работу в Россию, выражая убеждение, что подготовит общество и российского царя для заключения унии с Римом. В 1642 г. он в качестве каноника отправился в Смоленск, который в то время принадлежал Польше[xi]. В 1647 г. Крижанич в первый раз приехал в Россию, где пробыл два месяца, затем посетил Вену, Амстердам, Лондон, Париж и др. города, после чего вернулся в Рим, однако в 1658 г. снова прибыл в Москву и был принят на русскую службу, приступив к разработке русской грамматики.
Главной мыслью Крижанича было языковое и этническое единства славян на основе духовно-культурного единства – церковной унии. Славяне должны объединиться под мирской властью московского царя (поскольку Россия является единственным независимым славянским государством) и церковной короной римского папы. В России, приведенной к унии, он видел центр борьбы за политическое освобождение славян и образец для создания единого литературного языка[xii]. Историк литературы Йосип Бадалич полагает, что «иллирийские и всеславянские настроения» Крижанича происходили «из студенческих лет в иезуитском колледже Загреба»[xiii]. В этническом аспекте Крижанич в дискуссии, развернувшейся в середине XVII в. по поводу Иллирийской Коллегии св. Иеронима в Риме, поддержал тех общественно-политических деятелей, происходивших из Далмации и Банской Хорватии, которые под иллирийским названием подразумевали Банскую Хорватию, Славонию, Далмацию и Боснию, а также словенские земли как хорватскую этническую и государственно-правовую территорию. Со своими проектами он в 1659 г. выступил в Москве, за что в 1661 г. и был сослан в Сибирь, чтобы «остудить горячую голову» от униатских и проримских устремлений, которые в том числе являлись причиной тяжелых русско-польских войн. В 1676 г. Крижанич вернулся, но вскоре уехал из России совсем, путешествовал, пока в 1678 г. не оказался в Польше, где присоединился к доминиканцам, а затем – к армии Яна Собесского, вместе с которым воевал против турок и в 1683 г. сложил голову при турецкой осаде Вены. Однако в Банской Хорватии Юрай Крижанич оставался неизвестной фигурой вплоть до начала ХХ в., когда братья Радич ввели его идеи в политический оборот, а затем хорватская историография придала им значение, которого они в действительности не имели[xiv]. Итак, для Юрая Крижанича «Хорватия являлась частью Иллирии; Хорватия была географической областью, а Иллирия – национальной идеей»[xv]. Крижанича и более позднего борца за югославянское объединение под скипетром римского папы, Джаковского епископа Йосипа Юрая Штроссмайера, роднили приверженность католицизму и западной культуре с одной стороны, и непоколебимая вера в Россию и славянство, с другой. Так и Крижанич и Штроссмайер отстаивали идею «примирения Запада и Востока», православия и католицизма, что вызывало непонимание как с той, так и с другой стороны[xvi].
Основной вклад в появление термина Великая Хорватия, диалектичный синтез двух концепций – стремление к объединению славянских народов с приведением их под власть римского папы внес Паулюс (Павао) Риттер Витезович (1632-1713). Он родился в г. Сене (где распространен чакавский диалект), по происхождению из семьи эльзасских немцев. Паулюс Риттер закончил иезуитскую гимназию в Загребе (в котором говорили на кайкавском диалекте), а затем Коллегию св. Иеронима. Он создал без преувеличения эпохальный, несмотря на небольшой объем (всего 32 страницы, из них 8 занимало введение) для хорватской национальной идеологии труд «Croatia rediviva; regnante Leopoldo magno caesare» (Возрожденная Хорватия, 1700 г.), посвященная «Божественному Леопольду Великому, царю римскому, величественному вовеки»[xvii]. Однако более точным представляется перевод как «Реконструированная Хорватия». В этом труде на основе избирательно и весьма творчески цитируемых хронистов (Константина Багрянородного, Фомы Сплитского и др.)[xviii] без толики сомнений Риттер провозгласил всех славян хорватами. Хорваты, в свою очередь, по Витезовичу, создали «пять Хорватий» от Триглава до Черного моря: две «великие балканские» Хорватии − Croatia Alba (Белая Хорватия, от Юлийских Альп до реки Дрина) и Croatia Rubea (Красная Хорватия, от реки Дрина до Черного моря). Белая Хорватия была более «великой» и разделилась на четыре «невеликих» Хорватии: Croatia Alpestris (Словения), Croatia Maritima (Далмация, Черногория, Герцеговина и южная часть Боснии), Croatia Mediterranea (Северная и центральная части Боснии) и Croatia Interamnia (Славония и Срем). В своем следующем труде «Стематография» (1701) Риттер распространяет хорватское историческое наследие почти на все Балканы. Культурно-политические новации Риттером, усиленные его личным авторитетом, привели к тому, что этнонимы «хорватский», «славянский» и «иллирийский» стали синонимами[xix]. Читая Витезовича, отмечает сербский историк В.Сотирович, «можно прийти к выводу, что нет ни более крупного народа, ни более крупных исторических провинций во всей истории Старого континента. Французы, немцы, итальянцы, англичане – им однозначно просто нечего делать рядом с таким великим и могущественным народом и его историей, как хорваты. Конечно, для Витезовича сербы − всего лишь одно хорватское племя, живущее к востоку от реки Дрины»[xx]. Это направление в принципе развивали иезуиты, так, например, иезуиты Франье Пеячевич Ксавер и К.Пейкич попытались распространить Иллирийское движение и на Болгарию[xxi].
В качестве своего политического наследия П. Риттер оставил доктрину «Великой Хорватии»: под «возрожденной Хорватией» он подразумевал все южнославянское пространство, призывая южнославянские народы объединиться – как он неустанно докладывал императору Леопольду – на основе т.н. хорватского исторического государственного права. Для австрийской восточной политики это был удобный инструмент для германского Drang nah Osten на европейский юго-восток.
Отличие доктрины Риттера от Крижанича заключалось в том, что первый основную роль в освобождении южнославянских земель от власти Турции определял для монархии Габсбургов. И также в интересах Габсбургов Риттер доказывал, что Венеция не имеет прав на Далмацию. Но если для Крижанича Хорватия была частью Иллирии, то для Риттера Хорватия становится синонимом Иллирии, которая обретает исторический, географический, этнический и лингвистический аспекты. Таким образом идея «Великой Хорватии» проистекает отнюдь не из Партии права, а ведет свое происхождение от балканской и всеславянской Иллирии (Хорватии) Риттера Витезовича. Не случайно и сам Л.Гай утверждал, что из «семени идей Риттера Витезовича проклюнулись здравые ростки хорватского «иллирийского возрождения»», а во время НГХ П.Риттер прославлялся как «первый хорватский националист в сегодняшнем смысле» и «предтеча Старчевича, апостол чистого хорватства и великохорватской идеи»[xxii].
Труды Риттера стали альфой и омегой хорватской национальной политики и вызвали большое воодушевление Венского двора: император Леопольд I 20 ноября 1700 г. пригласил Риттера в Вену. Идеи Риттера стали «линией победившего национализма». Их впоследствии развили Л.Гай, А.Старчевич и Е.Кватерник – «апостолы» идеологии хорватской национальной исключительности. «Столпы югославизма» Ф.Рачки и Й.Ю.Штроссмайер от доминирующей линии не отклонялись, Рачки утверждал, что «славяне значит хорваты»[xxiii]. Как указывает современный сербский историк Д.Берич, «двойной стратегический приоритет, определенный концепцией хорватизма и географии его расширения, является созданием Великой Хорватии, и такая национальная интеграция хорватского народа, которая включает большие части нехорватского населения, является стратегией двойного спускового крючка», поэтому «Витезовича с полным правом можно назвать хорватским «конструктором нации», своего рода основателем»[xxiv].
Продолжение следует…
[i] Слијепчевић Ђ. Између католицизма и уније // Catena Mundi. Београд, 1992. С. 578.
[ii] Јачов М. Списи конгрегације пропаганду вере у Риму о Cрбима 1622-1644. Београд, 1986. С. 60-61.
[iii] Екмечић М, Дуго кретање..,. С. 107.
[iv] Јачов М. Указ. Соч. С. 176-247.
[v] Там же. С. 36, 40-41, 129-130.
[vi] Дурковић-Јакшић Љ. Србија и Ватикан // Catena Mundi. Београд: Матица Срба и исељеника Србије, 1992. С. 333.
[vii] Ibid. S. 2.
[viii] Ibid. S. 4.
[ix] Ibid. S. 5.
[x] Ibidem.
[xi] Milutinović K. Štrosmajer i jugoslovensko pitanje. Novi Sad, 1976. S. 11.
[xii] Ibid. S. 13.
[xiii] Žutić N. Vatikan i srpski jezik.., S. 7.
[xiv] Ibid. S. 9.
[xv] Берић Д. Хрватско праваштво и Срби. Нови Сад: Orpheus, 2005 (Нови Сад: Артпринт). Књ. 1. С. 332.
[xvi] Milutinović K. Op. Cit. S. 11.
[xvii] Берић Д. Указ. Соч. Књ. 1. С. 44.
[xviii] Кршић Д. Улога хрватских митологема у генерисању србофобије // Политичка ревија бр. 01/2021 год. (XXX)XXI vol. 67. С. 132.
[xix] То же.
[xx] Сотировић В. Хрватска правашска историографија и Срби // Novinar.de, 06.02.2012. http://www.novinar.de/2012/02/06/hrvatska-pravaška-historiografija-i-srbi.html
[xxi] Берић Д. Указ. Соч. Књ. 1. С. 332.
[xxii] Цит. по: Там же. Књ. 1. С. 334-335.
[xxiii] Košćak V. Josip J. Štrossmayer, F. Rački: Politički spisi. Zagreb, 1971. S. 34-35.
[xxiv] Берић Д. Указ. Соч. Књ. 1. С. 47.
