Обычно, когда заходит разговор о судьбе владыки Николая (Велимировича) и патриарха Гавриила (Дожича) в конце Второй Мировой, то начинается нечто, напоминающее юмореску про «тут мы играем, а тут рыбу заворачивали». Речь идёт о двух фактах из биографии, которые не вошли ни в тексты предисловий, ни, тем паче, в тексты жития святителя Николая Сербского. И об этом не забывают напоминать недруги Сербии, недруги Православия, все те, кто пытается дискредитировать наследие величайшего святителя ХХ века.
Вот эти два факта: освобождение владык из концлагеря и надгробное слово на похоронах Димитрия Лётича.
Согласно кочующим из предисловия в предисловие методичкам, владык из Дахау освободили американцы. Иногда так прямо и печатают, иногда просто умалчивают о том – кто и когда освобождал.
Насчёт Надгробного слова владыки над одром покойного Димитрия Лётича существовало три основных способа истолковывания:
1. Полное отрицание самого факта проповеди на похоронах. Дескать, редакция газеты сфальсифицировала текст.
2. Сам факт доброго слова преподносился как традиционное для сербской православной культуры возглашение о покойном только хорошего.
3. Наконец, к большой чести епископа Захолмско-Герцеговинского Афанасия (Евтича) было озвучено то, что деятельность и сами духовные качества Лётича святитель Николай оценивал не в категориях внутрипартийной борьбы, обострившейся во время гражданской войны до крайнего предела, но в категориях собственно духовных. То есть был признан тот факт, что как в частной жизни, так и в общественной покойный Димтрий Лётич до последнего своего часа оставался христианином, До сих пор либералы силятся слепить из него «сербского Павелича», а коммунисты – «югославского Власова». Хотя Лётич никого не предавал, как Власов, и ни к каким массовым расправам никогда не призывал – как прочие нацисты. Просто был на другой стороне баррикады. Не был союзником, но не был ни подлецом, ни палачом.
Впрочем, разговор сейчас не о нём, а о том – как закончилась Вторая Мировая Война для высокопоставленных пленников – патриарха Гавриила и епископа Николая.
Попытка сформировать на территории Словении «Свободную Югославию»
В январе 1945 года немцы пытались сформировать из бойцов сербских и словенских антикоммунистических подразделений фронт на севере Италии, а Лётич, в свою очередь, решился на авантюру по формированию на территории Словении «Свободной Югославии», альтернативной «Титовской Югославии».
К указанному времени советские войска маршала Ф.И. Толбухина выбили остатки немцев из Белграда, и, таким образом, расчистили Йосипу Брозу Тито дорогу к верховной власти в Югославии.
Тем не менее, Лётич надеялся на то, что если сформировать на свободной от усташей и партизан территории органы королевской власти, то «белая» Словения будет для англо-американцев выглядеть более привлекательной, нежели «красная» Сербия.
Одним из символов того, что Словения является законной правопреемницей предвоенной Югославии, должна стать некая форма Временного Правительства, членами которой, по идее, были стать выпущенные из лагеря свт. Николай и патриарх Гавриил.
Не зная о том, что послевоенное будущее Югославии – в отличие от послевоенной судьбы Польши – уже давно определено, он крупно просчитался, полагая, будто англо-американцы действительно озабочены стремительным продвижением Красной Армии вглубь Европы. Да и представители очередного эмигрантского правительства не собирались сотрудничать не только с людьми, которые позиционировались как «колаборанты нацистов», но даже с четниками Дражи Михайловича. О чём будет сказано в соответствующем очерке.
Недич не согласился с идеей Лётича – под прикрытием создания фронта создать «Свободную Югославию». Этот честный человек, как уже неоднократно повторялось, взвалил на себя крест сотрудничества с оккупантами вовсе не ради шкурных интересов, но исключительно ради возможности облегчить – насколько это возможно – жизнь тех сербов, которых можно было спасти. Его совесть была чиста, поэтому он был уверен в том, что после окончания войны его ожидает справедливый суд.
Благородный Недич не дал согласия на использование своих подразделений в борьбе против англо-американцев, как и раньше категорически отказался обсуждать возможность отправки на Русский фронт даже символического подразделения.
Возникли серьезные осложнения, однако, Лётич действовал.
К началу 1945 года симпатизировавший сербам немецкий генерал Герман Нойбахер, представитель Германии при белградском правительстве Недича, уже добился от властей освобождения иерархов СПЦ.
По словам Нойбахера, «Кальтербруннер ничего не знал об интернировании и тотчас согласился освободить их и определил им место пребывания в Баварии. Также была исполнена моя просьба о предоставлении им свободы перемещения внутри немецкой территории, и уважаемые мужи прибыли в Вену, где были с радостью встречены многочисленными сербскими беженцами» [1].
Владыку Николая и патриарха выпускают из Дахау
В своих мемуарах патриарх Гавриил пишет следующее:
«Я был освобождён 22 Американской дивизией генерала Коллинза, который мне тот час же выделил виллу. Было это Кицбиле 8 мая 1945 года. Со мной был освобождён епископ Жичский Николай Велимирович». [2]
Это перекочёвывает из предисловия в предисловие, и никто не обращает внимания на то, что Дахау был освобождён 29 апреля 1945 года 45-й пехотной дивизией США, входившей в состав 7-й армии. То есть в мемуарах патриарха речь идёт не об освобождении американцами из концентрационного лагеря, а о какой-то другой встрече. И что вообще речь идёт не о баварском городе Дахау, а об австрийском Кицбиле.
А из лагеря Дахау владык освободили значительно раньше, как сказано было выше, в начале 1945 года.
Больных и истощенных, их на несколько дней поместили в баварскую гостиницу, дабы они оправились после ужасов концлагеря, и лишь затем позволили выехать в Вену.
Говоря о нескольких месяцах, проведенных в Вене, упоминаются гостиницы «Империал» и «Бристоль», а также подземные бомбоубежища. Вена часто подвергалась бомбежкам со стороны западных союзников.
«Особенно запомнилась бомбардировка 12 марта – когда была уничтожена Венская Опера. Тогда бомбы падали неподалеку от «Бристоля»», вспоминал Нойбахер. «Я с Николаем беседовал тогда о «Мыслях» Паскаля. Когда после всякого сильного взрыва стены вздрагивали, и убежище наполнялось пылью, приходилось вставать и успокаивать женщин и детей. И тогда вырастала величественная фигура сербского патриарха с белой бородой и большим золотым крестом на груди. Он становился рядом со мною и успокаивающе обращал свои руки в сторону тех, кто особенно причитал. Лучших помощников в борьбе с паникой мне никогда не удалось бы найти. После нескольких секунд вновь наступало спокойствие» [3].
В тот период в столице Австрии находилось немало беглецов из Сербии, тут располагался сборный центр остатков разнообразных сербских вооруженных формирований. Атмосфера была нестерпимой, ибо шли нескончаемые свары на вечные темы.
На день Святого Саввы – 27 января 1945 года – Владыка Николай служил литургию в сербской церкви в Вене. Там, в алтаре, он и написал на Святом Евангелии «Три молитвы под сенью немецких штыков».
Письмо от Дражи Михайловича
Вскоре владыка получил письмо от вождя четников, Дражи Михайловича.
«Ваше Преосвященство, с великой радостью принял Ваши наставления и мудрые советы, которые в целом отвечают и нашим взглядам на сложившуюся ситуацию. С радостью могу объявить Вам, что я непоколебимо убеждён в том, что весь сербский народ обязан объединиться в борьбе за полное освобождение нашего народа. Сообщаю Вам, что это единство на практике уже давно осуществлено, и сейчас весь сербский народ объединён под знаменем, на котором начертано «С верой в Бога, за Короля и нашу прадедовскую веру, которая нас сквозь нашу тяжкую, но славную историю водила и вывела на правый путь».
<…> Мы все исполнены верой и надеждой, что все те искушения, которые Господь Бог попустил как бич нашему народу, уже на самом краю. И уже виднеется заря, которая озарит и исполнит радостью наш народ. <…>
Коста мне сообщил обо всех разговорах с Вами, а его знакомый говорил, что Вам будет предоставлена возможность уйти за границу. Я думаю, что это принесло бы много пользы национальному делу, поскольку Вы, с Вашим именем и авторитетом, который к счастью велик, могли бы воздействовать на те круги, которые ещё не изменили свой взгляд на нашу проблему.
Мне кажется, что было бы полезно выехать в Швейцарию, а оттуда в Америку, поскольку оттуда без препятствий можно будет устанавливать связи со всеми странами. Думаю, сейчас не время ехать в Англию, поскольку боюсь, что там Ваша работа будет связана, т.к. их высокая политика ещё не свернула с сегодняшней линии, но я ожидаю, что скоро придёт к этому.
Подчеркиваю, я глубоко убеждён, что Ваша работа за рубежом принесёт огромную пользу и сможет влиять на те круги, которые ещё не сменили своих взглядов.
Мои бойцы, и сам я глубоко благодарен Вам за благословение и поздравления. Теперь же прошу Ваших молитв за успех нашей борьбы и Ваше благословение продолжению нашего дела.
Шлём Вам сыновние приветы моих бойцов и лично от меня. Целую Вам десницу, преданный Вам Драг.М.Михайлович, арм.генерал. 18 марта 1945 г. Босния» [4].
Призрачные надежды на разрыв Сталина с англо-американцами
В конце марта 1945 Патриарх Гавриил и епископ Николаем встретились с четническим воеводой Момчило Джуичем, который должен был сопровождать их по пути в Словению на встречу с Лётичем. Лётич изложил при первой же встрече суть своего военно-политического замысла, и архиереи согласились с его доводами. В Словении владыки пробыли до 24 апреля.
Там они ободряли дух бойцов национальных формирований, в задачу которых входило не допустить захвата Словении коммунистами. Идейный вождь антикоммунистического отпора, Димитрий Лётич надеялся на то, что Тито не сможет удержать власть, и Словенский фронт станет тем плацдармом, с которого начнется освобождение страны. Таким плацдармом во время Первой мировой был Солунский фронт. Однако ситуация осложнялась не только отсутствием дипломатической поддержки, но и тем, что свою армию Дража в Словению так и не привел.
Несмотря на то, что к указанному времени Черчилль окончательно сделал ставку на Тито и давно уже не собирался иметь никаких дел с лидером четников, Дража лелеял призрачную надежду на то, что произойдёт-таки разрыв между Сталиным и Западом и тогда на адриатическом побережье Югославии высадится англо-американский десант. В этом случае именно Михайлович въехал бы в Белград «на белом коне». Лётич и Недич в глазах англо-американцев выглядели прислужниками оккупантов, поэтому терзаемый метаниями Михайлович всё-таки в последний момент не пошёл на объединение с лётичевцами и словенскими домобранами. Горы Боснии и Герцеговины станут исполинскими могильными курганами для десятков тысяч бойцов Югославской армии в Отечестве. Армии, которая стремительно растает от тифа, голода, холода и столкновениями с Тито.
Но Словения всё ещё сопротивлялась. На 24 апреля была назначена переброска владык через Швейцарию за линию фронта с дипломатической миссией, обращенной к англо-американскому командованию. 23 апреля в 20.00 в резиденции Момчило Джуича должен был начаться прощальный вечер. Начало торжества затянули до 22.00, поскольку запаздывал Лётич, который должен был срочно подвезти документы, предназначенные для передачи за линию фронта.
Гибель Лётича. Надгробное слово святителя Николая
Утром пришла трагическая весть, перечеркнувшая все планы: Лётич погиб в автокатастрофе.
Димитрия отпел сам святитель Николай. Надгробное слово было опубликовано в последнем номере лётичевской газеты «Наша Борба», отпечатанной в Любляне.
«Если бы с дерева срубили одну лишь ветку, дерево затрепетало бы и содрогнулось от боли, но сейчас все дерево срублено под корень… Как невыносима боль утраты! О Боже, свершилась Твоя воля, и мы должны покориться ей.
Когда камень бросают в воду, по воде идут круги, ширясь во все стороны. Так и смерть Димитрия Лётича сначала вызвала скорбь его семьи: его матери Любицы в далеком Смедереве, его супруги Ивки, его брата Яши, его сыновей, его дочери. Второй круг скорби охватил добровольцев, его единомышленников и товарищей по несчастью в войне и мире, в добре и зле, в радости и печали. Третий круг скорби завладел славными четниками, теми, которым вот уже четыре года земля – постель, а небо – покрывало. Ширится и четвертый круг скорби, в котором содрогнется от боли весь мир, ибо Лётич был не только наш, он принадлежал Европе, всему человечеству.
Димитрий Лётич был государственным деятелем, учителем и христианином. Он был не просто государственным деятелем, но христианским государственным деятелем. За последние полтора века у нас были великие политики, как, например, Гарашанин, Йован Ристич и Никола Пашич. Однако они были великими в свое время и в пределах Сербии, а Димитрий Лётич входил в высшие круги мировой политики. Это был политик, несущий крест. Однажды в монастыре Жича мне довелось слышать, как он сказал: «Сербский народ не будет счастлив, пока все люди не станут счастливыми». Он был учителем, который учит прежде всего делом, а уж потом словом. Он наставлял других и сам был им примером. Никогда не случалось так, чтобы его слова не подтверждались делом. О, если бы все наши учители были такими!
О нем будут говорить как о человеке, государственном деятеле и истинном христианине, и в этом он был выше всех. Он начинал с себя, а это полезно людям. Если начать издалека, с других, а не с себя, тогда нет пользы никому. Это был его девиз. Димитрий Лётич был человеком глубочайшей веры. Он, будучи министром по делам религии, подавал кадило священнику в церкви. Многие насмехались над ним, а он не стыдился. Он говорил: «Я иду, чтобы узнать волю Господню, и, когда узнаю, пойду за Ней, не оглядываясь ни вправо, ни влево». Без Димитрия Лётича мир опустел, и пустоту эту нелегко заполнить.
Дерево срублено – но Господь знает, чтó делает, и мы должны покоряться Его воле. Бывает, что дерево срублено, но от корня поднимаются молодые побеги. Хотя погиб Димитрий Лётич, его заменят не единицы, но тысячи сербских витязей, вместе вставших под ружье. Димитрий Лётич был человеком, способным вдохновлять других людей. Он нес свой тяжкий крест и в войне, и в мире, ибо и в мирное время люди не хотели дать ему мира. На войне он выполнил свой долг воина и гражданина. Но именно те, которые были наверху и стояли во главе народа, не поняли его. Поэтому мы и погибли, что не умели ценить такие ценности.
Господь прибрал его именно в свое время. Кто-то может сказать: его отняли у нас. Но нет, его не отняли! Всей своей жизнью и своим трудом он оставил завет потомкам. Какое смирение! Какой Святогорский аскетизм! Какие чистые, словно детские, молитвы!
Благодаря Лётичу, мы с Его Святейшеством Патриархом Гавриилом вышли из заточения и прибыли сначала в Вену, а потом сюда. Мы никогда не забудем того, чтó сделал для нас этот самый верный сын Сербии.
Когда я в Вене разговаривал с ним о единении всех наших национальных сил, он, говоря о тех, о ком я сказал, что им вот уже четыре года земля – постель, а небо – покрывало, ответил: «Пусть они командуют, а я буду подчиняться. Пусть они будут наверху, а я внизу. Я стану им ноги омывать». И так возникло единство.
Кто бы ни узнавал этого человека, все его любили. Он, великодушнейший из людей, храбрый, как лев, и кроткий, как агнец, был идеологом мирового значения. Он говорил: «Если мы сделаем все народы счастливыми, будем и мы счастливы». Дядя Милич, славный витязь из Мостара, сказал: «Доводилось мне видеть героев, но такого героя, как Лётич, нет нигде». О Лётиче станут писать книги, причем не только сербы, но и европейцы, которые его знали.
Находились люди, утверждавшие, что он любит брать, да собирать, да копить. Однако, где его дома? Где его богатства? Где его замки? Где его земли? Я ничего этого не вижу. Он был богат духом, уважением, верой. Лётич – духовный человек сильного характера, уважаемый, решительный и религиозный. Он был настолько богат душевно, что от щедрот своей души всегда мог уделить ближнему, дать другим, всегда был готов прийти на помощь советом и добрым словом. Для него политика состояла не в жонглировании словами, но в исполнении нравственных обязанностей по отношению к обществу, Отечеству и друг к другу. Он был идеологом христианского патриотизма, выразителем души сербского народа и очарования простодушного сердца сербского.
Димитрий Лётич любил своих воевод. Он сам говорил мне об этом, и то же самое говорили о нем воеводы, похвалы ему слышались отовсюду. Один наш восковой командир (он сейчас среди нас) совсем недавно признался мне: «Не могу разлучиться с ним, ибо слово с его уст слаще меда. Он самый лучший проводник сербской политики. Он так много отдал народу, что, проживи он хоть еще пятьдесят лет, не знал бы, чтó же ещё можно отдать. Он нашел ответы на все вопросы. Его идеология охватывала все стороны жизни народа».
Мы все скорбим о нем, и каждый в отдельности оплакивает его. Сожалеют о его гибели и немцы. Многие упрекают его, что он слишком опирался на немцев. Причем упрекают его не простые люди, но именно те, что владеют виллами и землями, запасая, как барсуки, капиталы на сто лет вперед. Димитрий Лётич чаще других критиковал немцев, и они именно за это его и уважали. Отрицательно отзывались о нём только те, которые его не знали.
А как любил он своих воинов! Один из сопровождавших его офицеров рассказывал мне, как они кормили голодных солдат при отступлении из Белграда: «Когда мы раздали все продукты, я подошёл к Лётичу и показал остатки провианта, которые полагались мне и ему. Тогда Лётич сказал: ‘Отдай нашу долю и давай ложиться спать. На голодный желудок легче спится’. Я так и сделал». Лётич во всех обстоятельствах уважал человека, но в первую очередь и превыше всего почитал Бога.
Димитрий Лётич был великим человеком. Все, что он посеял, взошло, глубоко укоренилось и принесло благоухающие плоды.
Добровольцы, пойте во славу Димитрия Лётича! Четники, плетите венки славы! Сербы, помяните Димитрия Лётича!
Принесена величайшая жертва… Боже, не требуй больше! Господи, умоляем Тебя, довольно! Ты взял многих и – как величайшую жертву – его! Господи, вопием к Тебе: довольно! Пусть он будет последней жертвой!
Я верю, что эта великая жертва – врата на пути к свободе. Димитрий Лётич открывает нам двери нашей новой Родины.
Поэтому все мы, братие, давайте помолимся о душе великого человека, и пусть Господь примет его в Царствие Свое. Да услышит Господь наши молитвы, а ему определит место, которого он заслуживает. Да простит Господь душу Димитрия Лётича! Во веки веков, аминь.
Димитрий Лётич не умер. Теперь он принадлежит всему сербству. Сегодня он достиг Небесной Сербии, а мертвые сильнее живых. Сейчас он стал сильнее, чем тогда, когда был жив и стеснен обстоятельствами. Теперь он обрел бóльшее могущество и именно теперь свершит великие дела. Хвала ему!» [5]
Тотчас после окончания панихиды надгробное слово было отредактировано и размножено среди собравшихся на похоронах.
Проблема с текстом «Надгробного слова»
Эти слова дорого стоили владыке Николаю. Текст надгробного слова использовался врагами церкви для того, чтобы поставить владыку в один ряд с хорватскими нацистами. Дружба владыки Николая с Димитрием Лётичем и единомыслие с ним по ряду вопросов стали одним из препятствий для общесербского прославления владыки Николая в лике святых.
Повторимся. Несмотря на то, что текст надгробного слова несколько раз публиковался при жизни святителя, и он ни разу не отрекался от своих слов, некоторые владыки СПЦ преподносят текст надгробного слова в качестве фальсификата.
Иные же почитатели святителя просто вначале вымарали имя Лётича из составленного ими политкорректного жития святителя Николая, а затем вообще начали тиражировать неправду будто бы владыку освободили из Дахау лишь в мае 1945; и не сами немцы по настоянию Лётича, а… американцы.
Бег. Начало
Руководство объединившихся югославских антикоммунистических сил – среди которых были не только четники Момчило Джуича, добровольцы Лётича, остатки формирований Недича, а также словенские домобраны, но даже подразделение, сформированное из хорватов, лояльных династии Караджорджевичей, – как уже упоминалось выше – намеревались переправить патриарха и владыку Николая за линию фронта с дипломатической миссией.
Святителя Николая должен был сопровождать судья Сарачевич, однако он был покалечен в той самой автокатастрофе, которая прервала жизнь Лётича. Вспоминает Джеко Слиепчевич:
«- Его святейшество и я отправляемся ночью в дальние страны. Со мной нет никого. Хочешь сопровождать меня?
Затем вышел в другую комнату и вынес элегантную трость, дал мне ее и сказал:
– Ну вот, теперь выглядишь как господин.
Епископу Николаю, которого знал еще с тех пор, как был студентом, я ответил так:
– Ваше преосвященство, я солдат, а тут генерал Мушицкий и Яков Лётич, пусть они примут решение.
Якова Лётича к тому времени провозгласили наследником его погибшего брата Димитрия. Они, разумеется, дали свое согласие, и так я стал одним из провожатых епископа Николая. Другим был протоиерей Стеван Простран, один из образованнейших священников СПЦ, знатока множества иностранных языков.
Из Св.Петра близ Горицы мы выдвинулись в ночь с 24 на 25 апреля 1945 года.
…Мы не ведали, куда движемся, и лишь ожидали прибытия на Швейцарскую границу. Вместо этого, на рассвете мы увидели, что находимся в Австрии. Мы удивились, однако спросить об этом в автобусе было некого. После полудня прибыли в Кицбил.
…И патриарх Гавриил, и епископ Николай, и сопровождающие их лица были размещены в «Гранд-Отеле», где находился и Милан Недич с членами своего правительства. Патриарх Гавриил и епископ Николай получили отдельные номера, а прот.Простран и я разместились в двухместном. Чуть позже нас двоих перевели было в горнолыжный отель, однако вскоре вернули назад. С нами был из свиты патриарха и некий «дядя Радован», личность загадочная, который сообщил лишь нам то, что он является масоном высшей степени посвящения. Говорили, что под этим именем скрывался книготорговец Васич из Загреба, который выполнял в Джуичевой Динарской <четнической> дивизии некоторые особые поручения.
Американцы вошли в Кицбил 8 мая 1945 года. Накануне полного расформирования немецкого представительства при правительстве Недича патриарх, епископ Николай и члены свиты получили по распоряжению посла Нойбахера некоторое «выходное пособие». «Пособие» было в золотых монетах. Каков был размер пособия у других мне не известно, но нам с прот. Пространом выдали по 12 золотых.
По прибытию американцев в Кицбил, американский генерал первым делом посетил генерала Недича, а затем епископа Николая. С епископом Николаем, который говорил по-английски, прибыл к патриарху Гавриилу. С этим генералом был один англиканский священник в чине полковника, который обеспечивал некое подобие взаимодействия между ними.
Через несколько дней мы были выселены из «Гранд-Отеля», использовавшийся американцами для своих нужд. Патриарх и епископ Николай со свитой были перемещены в пансион через дорогу, а генерал Недич с родственниками и министрами переселены в крупную сельскую усадьбу неподалеку от Кицбила. Размещение патриарха и епископа Николая было совсем плохим. Кроме того, возникла проблема с пропитанием. Пока мы были под немецким контролем, всё было отрегулировано. Сейчас же возник вопрос организации питания, поскольку американцев это не интересовало. Хорошо помню, что патриарх Гавриил и епископ Николай были крайне недовольны тем положением, в котором они оказались. Плохо было и со здоровьем. Решили обратиться к генералу Эйзенхауэру с просьбой разрешить отъезд на лечение в Швейцарию. Епископ Николай установил связь со старокатолическим епископом Адольфом Кирием, который был большим другом православия и сербов. На все прошения, адресованные генералу Эйзенхауэру, не было получено ни одного ответа, что ещё больше ухудшало их настроение.
В упомянутом пансионе оставались всего несколько дней. Затем были переселены в дом одного рабочего, бывшего члена национал-социалистической партии. Дом был на окраине Кицбила. Обычный дом – два этажа и чердачный этаж…» [6]
В мемуарах патриарха Гавриила [7] указывается, что американский генерал Коллинз тотчас выделил ему для проживания виллу. Но в воспоминаниях Джеко Слиепчевича рисуется несколько иная картина.
«Горек был наш быт… Мы были приписаны к кухне для беженцев, …где получали варево из репы, капусты и картошки, а также немного черного хлеба…
Однажды появился офицер американской армии, по происхождению серб, который начал посещать патриарха и владыку, хотя целью его визита был генерал Милан Недич. Он, время от времени, приносил понемногу кофе и табака, отсутствие которых – наряду с повышенным давлением – патриарх переносил неважно»…
Узнав о бедственном положении Патриарха Гавриила и епископа Николая, сербские офицеры, находившиеся во временном лагере Маркт Понгау близ Зальцбурга, поспешили поделиться с архипастырями предметами первой необходимости, которым этих офицеров снабжал Американский Красный Крест. Вскоре майор Джока Анджелкович, один из тех офицеров, которые отказались возвращаться в Югославию, пригласил владыку Николая отслужить литургию.
К тому времени титовская власть начала по радио передавать список лиц, требуемых к выдаче. В этом списке упоминался и сопровождавший владыку Николая Джеко Слиепчевич. Тень этого дамоклова меча давила не только на Джеко, но и на самого владыку. А потому, когда за Велимировичем приехала группа офицеров во главе с Анджелковичем, владыка собрал личные вещи и более в Кицбил не возвращался.
Вскоре решается покинуть Кицбил и Джеко Слиепчевич. Поначалу он собирался пробираться пешком в Италию на поиски остатков лётичевцев и четников Динарской дивизии, но патриарх отговорил его от этого, объяснив, что добротная зимняя одежда, в которую был одет Джеко, может стоить тому жизни.
Вот, какими словами заканчивает Джеко Слиепчевич главу, посвященную совместному пребыванию с владыкой Николаем и патриархом Гавриилом во время бега:
«…Патриарх Гавриил показал себя заботливым товарищем. …Простившись с ним, несколько позже отправился в Зальцбург и больше уже с ним не виделся. Уверен, что он был великим родолюбом и национальным подвижником. Но верно и то, что его захватил вихрь событий, который швырнул и изломал и его самого, и церковь. Мне неизвестно как он переживал осознание того, что всё случившееся является следствием 27 марта 1941 года…» [8]
Патриарх Гавриил возвращается на Родину. Святитель Николая – нет
Кратко о том, что последовало потом.
23 августа 1945 года патриарх Гавриил по настоянию врачей прибыл на лечение в Италию на курорт в Монте-Катини, близ Флоренции.
16 октября по просьбе короля Петара Карагеоргиевича прибыл Лондон и 24 октября крестил престолонаследника Александра. Интриги, бушующие в среде политической эмиграции, немало удручили его.
10 ноября 1945 г. в Риме патриарх Гавриил встречался с лидером словенских антикоммунистов – представителем словенцев в королевском правительстве в изгнании Михой Креком, который предложил ему нанести визит папе Римскому Пию XII, что, по его мнению, могло способствовать делу освобождению Югославии от коммунизма. Миха Крек был категорическим противником договора Тито-Шубашич, был неумолимым антикоммунистом.
Но патриарх отказался от переговоров с Ватиканом. По двум причинам.
Во-первых, он напомнил о позиции римо-католического клира по «сербскому вопросу» в НДХ.
Во-вторых, было ясно, что Гражданская война окончена, Лондон сделал ставку на Тито, поэтому разжигание гражданского противостояния только обречёт народ на новые страдания, а Сербская Православная Церковь подвергнется новым гонениям от безбожной власти Иосифа Броза.
К этому времени Синод СПЦ неоднократно обращался к властям с ходатайством о возвращении патриарха на Родину, и отказ предстоятеля от антикоммунистической борьбы стал важным шагом.
14 ноября 1946 г. патриарх прибыл в Белград, а 16 ноября под его председательством начала работу Конференция православных епископов Югославии, затем получившая статус Собора.
Святитель Николай поступил иначе.
Он был убеждён, что его миссия заключается в ином.
«Когда дом горит, пожар тушат те, кто снаружи».
Примечания:
[1] Цитата по: Др. Ђоко Слиjепчевиħ. Историjа Српске Православне Цркве. Књ. III, Београд, 2002. С. 58
[2] Мемоари Патриjарха Српског Гаврила. Београд, С. 357
[3] Цитата по: Др. Ђоко Слиjепчевиħ. Историjа Српске Православне Цркве. Књ. III,
[4] цит по: «У спомен Владики Николаjа», Чикаго, 1956. С. 29-30
[5] Перевод надгробного слова – Н.Феофанова.
[6] Др. Ђоко Слиjепчевиħ. Историjа Српске Православне Цркве… С. 62-64
[7] Мемоари Патриjарха Српског Гаврила. Београд…
[8] Др. Ђоко Слиjепчевиħ. Историjа Српске Православне Цркве…
