После объявления в 1596 г. церковной унии в Бресте и ее подтверждения король Сигизмунд III открыто встал на сторону униатского синода, объявил церковную унию состоявшейся и приказал воеводам, старостам, державцам, войтам и бургомистрам, т.е. всем государственным чиновникам, оказывать поддержку униатам, а их противников карать[1]. Королевские грамоты приказывалось прибить во всех костелах, церквах и на торговых площадях. Таким образом, проводить в жизнь соглашение о церковном единстве должны были совместно власть духовная и светская. Однако насилие в делах веры породило не только словесные раздоры, но и открытое сопротивление.
Преследования начались с того, что король и католические сенаторы затребовали на суд представителя Константинопольского патриарха св. архидиакона Никифора, который возглавлял православный Собор в Бресте. Ему вменялся в вину шпионаж в пользу турок. Королевский суд, несмотря на недоказанность обвинения и покровительство православного магната князя Константина Острожского, принял решение заточить св. Никифора в бывшей столице Тевтонского ордена – Мальборкском замке – якобы до выяснения всех обстоятельств дела. Здесь его уморили голодом в 1599 г.
Опираясь на поддержку государственной власти, принявший унию митрополит и активные епископы Ипатий Потей, Кирилл Терлецкий, стали принуждать к тому же подведомственное духовенство. Кто отказывался, того лишали права служения и изгоняли, храмы запечатывались. Начало унии ознаменовалось для непринимавших ее священников цепями и тюрьмами, как свидетельствовал современник, киевский архимандрит Захария Копыстенский в своем сочинении «Палинодия». За церкви в имениях оставшихся верными православному исповеданию шляхтичей, а также в городах, где были сильны церковные братства, началась упорная борьба. Здесь униатских владык не считали законными пастырями, поэтому к их распоряжениям не прислушивались, а требовали для себя посвящения новых епископов. В Киев, например, митрополичий униатский наместник Антоний Грекович был назначен только в 1609 г. После десяти лет упорной борьбы за укрепление унии и своих прав на Софийский собор Грекович был схвачен и утоплен раздраженными казаками в Днепре.
Похожая участь постигла и другого ревнителя унии и католичества – архиеп. Полоцкого Иосафата Кунцевича. В обширной Полоцкой епархии (города Полоцк, Витебск, Орша, Могилев, Мстиславль) до его назначения уния была известна только по имени. В 1601 г. король даже вынужден был угрожать своим судом могилевским мещанам за их отказ принимать ее. Прежний архиепископ Полоцкий Гедеон Брольницкий о проведении унии совсем не заботился, поэтому Иосафат Кунцевич, вступивший в архиерейские права после смерти Брольницкого в 1618 г., действовал сначала осторожно. Ситуация изменилась в 1620 г., после посвящения в Киеве для православных другого Полоцкого архиепископа – Мелетия Смотрицкого, когда униатского владыку больше знать не захотели. В Могилев его вообще не пускали. В Полоцке православные вынуждены были собираться за городом в частном доме. Со стороны Кунцевича последовал приказ закрыть храмы в Витебске, Орше и Могилеве, пока не будет признана уния и не будут приняты священники-униаты («добрые католики», как писал Кунцевич канцлеру Льву Сапеге). Встречая упорное сопротивление православных, которые гнушались обращаться к униатским священникам за требами даже в случае крайней необходимости крестить или хоронить умирающих, Иосафат стал действовать еще жестче. В 1621 г. слуги архиепископа откопали в Полоцке тело похороненного без отпевания ребенка, чтобы совершить заупокойную службу, но родственники умершего не допустили их до этого. Раздраженный Кунцевич приказал вырыть несколько тел православных христиан и выбросить их за кладбищенскую ограду. Этот случай крайнего неистовства стал известен во всей Речи Посполитой и был озвучен даже на варшавском сейме. Последствия не заставили себя долго ждать. Когда в 1623 г. Иосафат приказал схватить в Витебске православного священника, шедшего со Святыми Дарами на Причастие, возмущенные и доведенные до крайности жители ворвались в архиерейский дом, убили Кунцевича и утопили его тело в Двине. Сбылись предупреждения литовского канцлера Льва Сапеги Кунцевичу, высказанные за год до этого: «Никто не навредит себе больше себя самого. Необходимо [таких] случаев избегать и необдуманно не связываться с угрозой. Кто любит опасность, тот впадет в нее, в частности, если речь идет о религии»[2]. Борьба за храмы велась и в Вильно. По распоряжению пришедшего на смену Михаилу Рагозе униатского митрополита Ипатия Потея двенадцать церквей были переданы униатам. За Троицкий монастырь, основанный на месте казни в 1347 г. трех виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, велась тяжба между митрополитом и православным братством. Напротив монастыря на участке, принадлежащем сестрам Волович, была построена в 1597 г. деревянная братская церковь Святого Духа. Принадлежность храма, находящегося на частной земле, не могла оспариваться униатами. Впоследствии при этой церкви устроился монастырь в честь Святого Духа. Насильственные действия униатского митрополита по захвату виленских храмов и преследованию православного братства привели к такому возмущению, что в 1609 г. на Ипатия Потея было совершено нападение: один православный виленец – Иван Тупека – ранил его саблей.
Споры и разбирательства происходили тогда и в других городах – Бресте, Гродно, Минске, Слуцке, Пинске. Не находя правды в судах, православные мещане и шляхта строили церкви на частной земле. Так в Минске в 1612 г. был построен Петро-Павловский собор, старейший из сохранившихся храмов города.
Раздор, который поднялся в Речи Посполитой из-за провозглашения унии, смущал дальновидных государственных деятелей-католиков. Литовский канцлер Лев Сапега писал архиепископу Иосафату Кунцевичу в 1622 г.: «Вместо радости пресловутая ваша уния наделала нам столько хлопот, беспокойств, раздоров, что мы желали бы остаться совсем без нее… [у вас] полны земства, полны замковые [суды], полны трибуналы, полны ратуши, полны канцелярии доносов, жалоб, нареканий, чем скорее не унию укреплять, но разлад, и самый большой союз братской любви разорвать»[3]. А королевский секретарь поляк Ян Щенсный писал в 1613 г.: «Я хорошо знаю, что они [православные] переносят со времени Брестского собора. Знаю хорошо и то, что на сеймиках их обнадеживают, а на сеймах поднимают на смех; на сеймиках обещают, а на сеймах фыркают. На сеймиках зовут братьями, а на сеймах отщепенцами. […] Откуда же распри, если соглашение состоялось? […] Но отбирать церкви при помощи гайдуков, терзать исками в трибуналах, хватать священников, выгонять монахов – это не соответствует учению и воле Спасителя нашего»[4].
Вслушиваясь в голоса свидетелей тех событий, рассматривая действия различных сторон, приходишь к выводу, что как бы хорошо не звучала та иная идея, важно то, как она будет реализовываться на практике. Единство церковное – звучит привлекательно! Однако если оно основывается на подчинении и принуждении, то это наступление на саму душу народа, настоящая духовная трагедия.
[1] сб. / Сост. : В.А. Теплова, В.И. Зуева. – Мн. : Лучи Софии, 1997. – С. 150.
[2] Хотеев Алексий, свящ. Переписка канцлера Льва Сапеги и архиепископа Иосафата Кунцевича. –
Мн. : Братство в честь архистратига Михаила, 2015. – С. 85.
[3] Хотеев Алексий, свящ. Переписка канцлера Льва Сапеги и архиепископа Иосафата Кунцевича. –
С. 85.
[4] Уния в документах: сб. – С. 187.
