Поражение Российской империи в Крымской войне 1853-1856 гг. и последующая стремительная потеря ею влияния в Дунайских княжествах стали одной из важных предпосылок образования Румынии. Именно в это время Запад, по словам известного сербского учёного З. Милошевича, «на правах победителя вынудил Россию признать новое европейское государство с неороманской (латинской) идентичностью» (Милошевич 2023: 19).
Примечательно, что с самого начала существования Румынии как независимого государства она сразу стала проводить ярко выраженную антирусскую и антисербскую политику. Как обоснованно отмечает в этой связи сербский учёный З. Милошевич, именно так исполнилась «геополитическая мечта «создателя» Румынии графа Камилло Бенсо ди Кавура. Он занимал должность премьер-министра Сардинского королевства с 1852 до самой смерти в 1861 г. – в то время, когда Румыния проходила процесс своего формирования, а Италия – путь объединения. Ещё более значимо то, – подчёркивает З. Милошевич, – что он был во главе правительства тогда, когда началась Крымская война. Камилло Бенсо ди Кавур высказал мысль о том, что главное значение создания Румынии – «разделить южных и восточных славян», создав новую неороманскую идентичность, которая, по задумке Ватикана, должна одновременно стать семенем возрождения Римской империи» (Милошевич 2023: 20).
Отчётливая антироссийская направленность внешней политики новорожденного румынского государства проявилась уже в ходе польского восстания 1863-1864 гг., когда Румыния полностью поддержала польских повстанцев и, по сути, стала перевалочным пунктом для снабжения повстанческих войск и удобной базой для их укрытия. В это время Румыния превратилась в послушный инструмент политики Франции в Юго-Восточной Европе. Примечательно, однако, что несмотря на всё это, российская дипломатия настояла на включении в текст Сан-Стефанского договора, заключённого между Россией и Турцией в марте 1878 г., пункта о признании независимости Румынии (Гросул 1969: 210). Не менее примечательно, что Россия одной из первых «удовлетворила просьбу румынского кабинета о замене в официальных актах названия «Объединённые княжества» термином «Румыния». …Россия стала первым государством, которое официально зафиксировало в международных соглашениях независимость Румынии в 1877 г.» (Гросул 1969: 211).
Несмотря на столь впечатляющую дипломатическую щедрость России по отношению к новорожденной Румынии, отличительной чертой культурно-национальной политики румынской политической элиты с самого начала появления румынского государства была воинствующая и последовательная славянофобия. Она проявлялась, в частности, в системной антиславянской и антирусской риторике ведущих идеологов «румынского проекта» и румынской прессы, а также в демонстративном отказе от традиционной кириллицы и в принятии латиницы для спешно создаваемого в середине XIX века румынского литературного языка, из которого беспощадно изгонялись многочисленные славянские слова, широко использовавшиеся в то время населением Молдавии и Валахии.
Однако антиславянская и русофобская политика лидеров новорожденного румынского государства разделялась в то время далеко не всеми представителями политической элиты и населения исторического Молдавского княжества, вынужденного стать частью Румынии. Значительная часть жителей Молдавии – от бояр до простолюдинов – в это время сохраняла и демонстрировала ярко выраженные русофильские настроения, стремясь к сближению именно с Россией, а не с Западной Европой.
Убедительным и ценным свидетельством подобных настроений являются воспоминания В. Кельсиева – русского революционера, близкого к Н. Добролюбову, А. Герцену и Н. Огарёву, который, эмигрировав из России по политическим мотивам, в конце 1850-х годов жил в Лондоне и некоторое время активно сотрудничал с издаваемым Герценом «Колоколом».
Почти весь 1867 год В. Кельсиев провёл в г. Яссы – исторической столице Молдавского княжества, куда он прибыл из соседней Галиции. Особую ценность воспоминаниям Кельсиева придаёт то обстоятельство, что он, обладая широким кругозором и будучи активным и любознательным наблюдателем, много путешествовал, завязывал обширные знакомства и общался не только с представителями молдавской политической элиты, но и с широкими кругами молдавского простонародья.
Привыкнув к хронической русофобии западных европейцев и поляков и воспринимая подобные настроения почти как норму, В. Кельсиев был потрясён в ходе своего общения с молдаванами, испытав своего рода культурный шок. Вспоминая о своих первых впечатлениях о ясских боярах, Кельсиев писал: «Моё первое знакомство с ними началось их бранью на Россию. Они бранили нас не так, как валахи, – не за наше варварство, не за наши кнуты и плети, не за Сибирь, не за наши поступки с поляками, – а за нашу беспечность. – «Что у вас делают в Москве и Петербурге? – кричали они мне хором, дрожа от негодования. – Чего у вас спят? Зачем оставляют нас на произвол судьбы, игрушкой Франции и Австрии?» (Кельсиев 1868: 54).
По свидетельству В. Кельсиева, молдавские бояре крайне критически и нелицеприятно отзывались о Валахии, в одном государственном образовании с которой – Румынии – они вынужденно оказались. «Мы не хотим союза с Валахией, он нам в тягость, он нас разоряет. Валахи захватили всё наше правительство, сделали из Молдавии подчинённую область, они заглушают наш голос во всех вопросах. Мы лишены суда, мы лишены войска, на наши молдавские деньги украшают Букурешт, – а у вас спят!!!» (Кельсиев 1868: 54), – так выразительно передавал В. Кельсиев настроения ясских бояр в конце 1860-х годов.
Жалуясь В. Кельсиеву на «тяжесть и невыносимость» своего положения в составе новорожденной Румынии, молдавские бояре заявляли, что «мы уже не хотим ни большей политической свободы, ни независимости. Мы обращались с мольбою к вашим консулам, чтобы они вступились за нас перед валахами, но ваши консулы от нас прячутся, говорят, что они ни на что не уполномочены и без особых инструкций ничего не могут делать» (Кельсиев 1868: 54), – описывал политические настроения представителей молдавской элиты В. Кельсиев.
Крайне критическим было и отношение ясских бояр к Франции и Австрии. По словам молдавских собеседников русского путешественника, «французский и австрийский консулы из кожи вон лезут, чтобы заискать у нас доброго мнения о своих правительствах, но мы им изверились: нам надоело плясать под дудку Франции и Австрии, нам надоели толки их о том, что мы принадлежим к благородному латинскому племени, что мы потомки древних римлян, и потому судьбы наши должны быть связаны с судьбами западной, а не восточной Европы. Куда нам, крохотному племени, мечтать о политической независимости или играть какую бы ни было серьёзную роль?» (Кельсиев 1868: 55).
Характер претензий молдавских бояр к России определялся именно этими обстоятельствами. Представители молдавской политической элиты упрекали российское руководство в незнании и нежелании знать реальное положение дел в Молдавии. «Если бы у вас в Петербурге понимали наш вопрос, и знали бы наши желания, если бы нам только руку протянули, завтра же «suffrage universel» заявил бы себя в пользу присоединения к России на каких-нибудь правах вассального княжества вроде Финляндии» (Кельсиев 1868: 54), – сообщал о настроениях молдавских бояр Кельсиев.
Тяготение к России в известной степени объяснялось неприятием Валахии и её полным доминированием в Румынии. «Валахов мы ненавидим; наша вражда к ним длится целые века; мы не можем, мы не хотим быть с ними, – говорили молдавские политики русскому путешественнику. – Колоссальная Россия может угнетать нас, но оскорблять нас она не может, она слишком велика для этого. Но маленькая Валахия, это ничтожное княжество, где нравы грубее наших, где образованность находится сравнительно на низшей ступени, где общественная нравственность представляет всё самое ужасное…, оскорбляет нас своей наглостью, заносчивостью и несправедливостью» (Кельсиев 1868: 56). Осмысливая всё услышанное им от молдавских бояр, В. Кельсиев писал: «И тут, в этой Молдавии, в этой латинской расе, которая ещё так недавно ненавидела нас, я опять-таки нашёл то же самое, что и у западных славян; опять та же беспредельная любовь к России, та же вера в неё, то же стремление слиться с ней в одно государство…» (Кельсиев 1868: 56).
В ещё большей степени широкие русофильские настроения были характерны для молдавского простонародья. По словам В. Кельсиева, молдавский простолюдин «ни о чём так не мечтает, как о приходе русских, которые одни сумеют ввести и удержать хоть какой-нибудь порядок, а об остальном он не заботится, рассчитывая, что imperatur rusescii estj omul bunu – «русский царь – добрый человек» (Кельсиев 1868: 57).
Свои богатые впечатления от поездок по славянским землям Центральной Европы и Молдавии и от общения с местными жителями В. Кельсиев выразил следующим примечательным образом: «Тому, кто не бывал в этих неизведанных местах, примыкающих к нашей границе, кто не живал подолгу между славянами и румунами, тому трудно представить, какое обаяние производит на них Россия. Ни агентов мы не посылаем к ним, ни рублями нашими не сыплем, как нас обвиняют французские и жидовско-австрийские газеты, мы в простоте души даже не знаем, кто живёт в этих краях, что там творится, что там думают…, а между тем, там горячо бьются сердца любовью к нам и упованием на нас… Если они и бранят нас, то бранят за наше неведение и за наше слишком великое уважение к мнению Парижа, Лондона, Вены и Берлина, да за то, что мы посылаем своими представителями между ними людей не нашей православной веры, людей невежественных, робких, нерешительных и несочувствующих им» (Кельсиев 1868: 58). Суммируя свои впечатления от бесед с молдаванами и общее отношение к России со стороны населения Молдавии, В. Кельсиев писал: «Одна мечта у всех, от миллионера-боярина до последнего водовоза: «Скоро ли придут русские, и скоро ли устроится хоть какой-нибудь порядок?» (Кельсиев 1868: 59). Показательно, что подобные мысли были высказаны ранее эмигрировавшим из России революционером, отношение которого к Российской империи и к российским реалиям было более чем критическим.
Впрочем, были и исключения в лице поляков, мадьяр и австрийских дипломатов. По свидетельству В. Кельсиева, «Одни поляки и мадьяры смотрели косо на всё русское и громко заявляли мне своё негодование на созданных их же собственным воображением русских агентов… Кроме поляков и мадьяр, да чиновников австрийского консульства, в Яссах никто не благоволит перед Австрией, и никто к ней не тянет. Как Австрия ни лезет вон из кожи, как ни старается приобрести сочувствие народов Балканского полуострова и левого берега нижнего Дуная, ничего ей, бедной, не удаётся» (Кельсиев 1868: 59).
Знакомство с общественными настроениями славянских народов, в том числе галицких русинов, и жителей Молдавии произвели революцию в умонастроениях самого В. Кельсиева, который ранее, будучи убеждённым революционером-демократом и соратником Герцена, искренне считал Россию «тюрьмой народов». В значительной степени под влиянием этой переоценки ценностей В. Кельсиев принял решение вернуться на родину. Что же касается мыслей и наблюдений В. Кельсиева, особенно по поводу отношения российской дипломатии и российских чиновников к соседним с Россией народам, то они в огромной степени сохраняют свою актуальность и в настоящее время.
Литература
- Гросул В.Я., Чертан Е.Е. Россия и формирование румынского независимого государства. Москва: Наука, 1969.
- Кельсиев В. Пережитое и передуманное. Воспоминания. Санкт-Петербург: Печатня В. Головина, 1868.
- Милошевич З. Геополитика. Взгляд с Балкан. Часть 1. Санкт-Петербург – Москва – Минск – Белград: ЛИТО, 2023.
