Белорусская идентичность на территории Западной Беларуси в оценках К. Сроковского

Аннотация

В своей работе «Национальный вопрос на восточных кресах» (1924 г.) польский публицист, издатель и общественный деятель К. Сроковский (1878-1935) подверг критике результаты переписи 1921 г. в Западной Белоруссии, практику раздачи земель осадникам и образовательную политику польских властей. Вместе с тем он проанализировал особенности этнического и национального самосознания белорусского населения на восточной окраине Польши в начале XX гг., констатируя, с одной стороны, слабое влияние воздействия идеологии белорусского национализма, с другой стороны, выраженное этническое сознания, для которого оставалась характерна общерусская идентичность.

_________________________________________________________

Общественно-политический деятель, публицист, редактор и писатель Константин Сроковский (1878-1935) родился в униатской семье, обучался в украинской гимназии Львова [1]. Однако происхождение и образование не оттолкнуло молодого человека от постепенного увлечения польской культурой, вхождения в круг польских деятелей и интересов. Тем более, что тесная связь с польской политической и культурной традицией предопределялась и семейными преданиями, и родственными связями. В частности, его отец принимал участие в польском восстании 1863-1864 гг., а двоюродный брат Станислав Сроковский был польским консулом в Одессе и Кенигсберге, занимал должность главы Волынского воеводства. Отнюдь неслучайно в польской версии википедии К. Сроковского характеризуют как польского либерально-демократического деятеля «украинского происхождения» [2]. В любом случае семейные корни делали Сроковского более восприимчивым наблюдателем этнических и культурных особенностей жизни на восточных окраинах воссозданного польского государства.

В марте-апреле 1923 г. по поручению главы польского правительства В. Сикорского К. Сроковский был направлен в служебную командировку в восточные воеводства. Перед ним ставилась задача по сбору и анализу информации, необходимой для разработки политики по отношению к национальным славянским меньшинствам. Однако представленные материалы и рекомендации не пришлись ко двору.

Причины такого отношения коренились в критике Сроковским оценки численности белорусского населения в пределах второй Речи Посполитой по переписи 1921 г. Если официальные данные гласили, что численность белорусов составляет 1001879 чел., то Сроковский настаивал на оценки числа белорусов в пределах трех воеводств в размере 1500000 чел., а в целом по польской республике до 1 млн 600 тыс., т.е. повышал на 60 %.  Помимо этого, публицист подверг осуждению польскую политику относительно образования на белорусском языке, выявив ее непоследовательность, репрессивность и потенциально конфликтный характер. Параллельно Сроковский представил диаметрально противоположную картину постановки образовательного дела в БССР, Литве, Чехословакии. Так, чехословацкое правительство предоставило около 100 стипендий для студентов-белорусов, позволяющих не беспокоиться о хлебе насущном и получить воспитание «в безусловно враждебном для Польши духе» [3, s. 29]. Достаточно сказать, что в Виленском университете обучалась горстка студентов-белорусов, поскольку прочие претенденты из числа белорусов не допускались либо в силу непризнания документов о среднем образовании, либо исключались из-за отсутствия опыта службы в польской армии во время советско-польской войны. В свою очередь Литва выделяла значительные средства на книгоиздание на белорусском языке учебной литературы, которые «создают впечатление не столько школьных, сколько просто роскошных изданий» [3, s. 28]. Однако все это не шло ни в какое сравнение с тем, что осуществлялось с начала 20-х гг. в Советском Союзе, где целенаправленно создавался «из советской Беларуси центр национального развития белорусов» [3, s. 30]. Кроме того, предметом критического разбора стала разворачивающаяся практика раздачи земель осадникам, которая, помимо отсутствия продуманной экономической составляющей, оказалась «в максимальной степени причастна к раздразнению белорусского населения и укреплению его в антипольских и антигосударственных настроениях» [3, s. 20].              

Пришедший к власти кабинет В. Грабского решил не привлекать К. Сроковского к работе в комиссии для урегулирования дел национальных меньшинств в школьной и языковой области, открывшейся в апреле 1924 г. Вместе с тем К. Сроковский решил подготовить материалы своей командировки в виде отдельной брошюры «Национальный вопрос на Восточных Кресах», опубликованной в 1924 г.

В этой брошюре отдельно рассматривалось положение белорусского и украинского населения. В контексте описания и анализа белорусского вопроса автор книжки сделал несколько небезынтересных наблюдений относительно белорусского этнического и национального самосознания, культурных предпочтений и ценностей. Эти оценки представляют значительный интерес с точки зрения реконструкции белорусской идентичности на территории Западной Беларуси, сложившейся после Первой мировой войны, революции и советско-польской войны 1919-1920 гг.

Так, Сроковский при описании белорусской идентичности определил ее как негативную, т.е. построенной на описании своей общности в категориях отрицания принадлежности «к иным народам, в особенности к полякам» [3, s. 9]. Более того, среди белорусов «продолжает еще доминировать понятие «русскости» как более широкого национально-культурного коллектива» [3, s. 9]. Разговорный белорусский язык ценится ими заметно меньше по сравнению с русским языком по утилитарным соображениям, поскольку «на этом языке можно больше прочитать и больше земли пройти» [3, s. 9]. Польский язык, по мнению крестьян, уступал в этом отношении русскому. Крестьяне, столкнувшись с обязательным обучением на польском, воспринимали такую ситуацию как бремя, причем не столько по «национальным мотивам», сколько по прагматичным, не понимая «пользы владения польским языком» [3, s. 9]. Интересно, что еще больше скептицизма крестьяне выражали относительно литературного белорусского языка, который занимал третье место в иерархии полезных для жизни ценностей после русского языка. В целом отношение «белорусского крестьянина к языковым вопросам было еще не эмоционально-субъектным, но чисто практически-объектным» [3, s. 9]. В частности, вопрос о языке обучения расценивался исключительно с точки зрения потенциальной пользы от такого обучения.

К. Сроковский считал, что белорусская интеллигенция в количественном и качественном отношении относительна слаба, причем в основном представлена так называемой полу интеллигенцией. Среди нее еще была слабо распространена идеология белорусского национализма. По крайней мере, по оценкам Сроковского, накануне Первой мировой войны лишь несколько сотен интеллигентов демонстрировали наличие белорусского национального самосознания. Остальная же часть местной интеллигенции «приняла белорусскую национальную принадлежность» за годы революции, но преимущественно за последние четыре года польского владычества над краем. Однако «большинство из них, адаптируя белорусскую национальность, руководствовалась смешанными мотивами – оппортунизмом и неприязнью к Польше» [3, s. 9]. Среди них прежде всего оказалось много русских, «которые заявили о принадлежности к белорусской национальности, усмотрев в этом выгоднейшую форму существования в данных условиях, будучи убежденными, что белорусская национальность является только мимикрией русской» [3, s. 9-10]. Сама же интеллигенция состояла из народных учителей, канцелярских служителей и чиновников, православного духовенства и отчасти католических ксендзов. Большинство из них оказалось деклассировано, обнищало и все потеряло после окончательного установления польской власти, лишившись должностей, работы и каких-либо перспектив в новой реальности. По словам Сроковского, «господствующая система отличается очень энергичным производством недовольных» [3, s. 11].  Типичной картиной являлась ситуация, когда бывший «начальник станции, имеет сейчас лавчонку в глухой полесской деревеньке, старый председатель уездного земства, староста кафедрального собора, личность уважаемая среди православных, живет с семьей в страшной нищете, месяцами питаясь борщом и картошкой без жира. Зять этого старца, юрист по образованию и судебный следователь, уволенный польскими властями, содержит себя и семью тем, что летом работает перевозчиком через Пину, зимой же наклеивает этикетки на бутылки на каком-то еврейском разливе водки» [3, s. 10-11].

Рассуждая о политической идеологии белорусской интеллигенции, польский публицист признавал, что несмотря на чествование даты 25 марта 1918 г. среди узкого круга интеллигенции, лозунг белорусской независимости обрел некоторое распространение только благодаря октябрьской революции. Так, он утверждал, что «если бы не коммунистическая революция с ее лозунгом самоопределения народов вплоть до крайних последствий, лозунг независимости не скоро бы зазвучал среди белорусов» [3, s. 24]. Более того, ко времени издания книги идея независимости по образному выражению публициста оставалась колокольным «звоном на большой праздник» с «ничтожной эмоциональной силой» [3, s. 24]. 

Таким образом, результаты наблюдений К. Сроковского весной 1923 г. в Западной Белоруссии и Украине оказались неприемлемы для польских властей, поскольку свидетельствовали о пагубности политики насильственной полонизации и неспособности пойти на компромиссы и уступки национальным меньшинствам. Вместе с тем от польского интеллектуала не укрылось и то, что при несомненном существовании белорусского этнического самосознания, последнее, по его мнению, пока еще не переросло на массовом уровне в отдельное национальное самосознание. Это проявлялось как в сохранении представлений о причастности к русской этнической общности, равнодушном отношении по прагматическим мотивам к белорусскому литературному языку при приоритете русского языка. Белорусская национальная идея была популярной лишь среди незначительного меньшинства интеллигенции. Вместе с тем автор «Национального вопроса на Восточных Кресах» отмечал тенденцию к укреплению и распространению в ближайшем будущем именно белорусского национального идеала под влиянием двух факторов: негативных последствий польской политики, национально мобилизующей белорусов против поляков и польского государства, с одной стороны; а с другой стороны, активной национальной политики, проводимой Советским Союзом в пределах БССР. Воздействие этих двух политических процессов, которые дополнялись вмешательством со стороны Литвы, Чехословакии и Германии, поддерживавших немногочисленную белорусскую политическую эмиграцию из числа белорусских националистов, вели к ситуации, чреватой в перспективе значительными политическими осложнениям для польского государства. Лично Сроковский полагал, что теоретически существовала возможность компромисса между польскими властями и белорусским национальным меньшинством. Минимальными условиями для его достижения он считал повсеместное начальное образование на белорусском в трех воеводствах, отсутствие преград для создания средних учебных заведений и открытие нескольких кафедр в Виленском университете; пересмотр условий земельной реформы в пользу белорусских крестьян, свобода прессы и деятельности общественных объединений, смягчение полицейского режима и широкие инвестиции в экономику края. Вместе с тем он сам признавал, что «действительность далека от этой минимальной белорусской программы» [3, s. 25].                     

1. Zięba, A. K. Srokowski // IPSB [Electronic resource]. – Mode of access: https://www.ipsb.nina.gov.pl/a/biografia/konstanty-srokowski – Date of access: 30.11.2023.
2. Konstanty Srokowski // Wikipedia [Electronic resource]. – Mode of access: https://pl.wikipedia.org/wiki/Konstanty_Srokowski – Date of access: 30.11.2023.
3. Srokowski, K. Sprawa narodowościowa na kresach wschodnich / K. Srokowski. – Kraków: Czas, 1924. – 56 s.