Под видом защиты «католического хорватизма», находящегося под угрозой «безбожного либерального югославянства» франковцы и клерикалы оказали помощь австрийским властям в «очистке» Далмации от «сторонников сербофильства и югославянской идеи». Ставленник Конрада фон Гётцендорфа, сплитский окружной управляющий А.Силвас также при поддержке местных клерикалов ввел режим террора против сербского населения Сплита. Власти Боснии и Герцеговины поддержали клерикальные и франковские акции и выступили с манифестом, в котором оправдывали антисербские демонстрации как проявление «огорчения» большинства сараевских граждан католического и мусульманского вероисповедания. Боснийская администрация развернула акции преследования представителей сербской политической элиты и ликвидации сербских информационных изданий. Арестовывались сербские журналисты, в том числе и главный редактор «Народа», газеты сербских радикалов – он был обвинен в государственной измене. 3 июля в Сараево было арестовано 350 сербов, участились случаи арестов и расхищения имущества арестованных. В Сараеве была остановлена практически вся сербская типографская и издательская деятельность, прекратили свое существование такие сербские газеты, как «Српска реч», «Народ» и «Отаджбина». 21 августа 1914 г. перестал выходить «Србобран»[1].
В начале июля 1914 г. австро-венгерского министра финансов Леона Билинского (1846-1923) посетила парламентская делегация, в ходе беседы с которым вице-председатель боснийского сабора Йоза Сунарич, как отмечал сам Билински, «весьма агрессивно заявил, что у хорватов нет других желаний и мыслей, нежели поубивать всех сербов, которых встретят на улице»[2]. Однако после этого, 15 июля, состоялась встреча этой делегации с О.Потиореком, в ходе которой последний отметил, что «у хорватов есть те, кто думает значительно глубже, чем мусульмане», и что «есть большой страх, не откажутся ли они и на этот раз от конфликта» (выделено А.Ф.), что свидетельствует, во-первых, о предыдущих «отказах хорватов от столкновений с сербами», во-вторых, указывает на давление и принуждение властей. Отказ хорватов, в интерпретации Потиорека, имел бы далекоидущие последствия, был бы воспринят как «признак слабости и мог бы направить хорватскую и мусульманскую молодежь в югославянское движение под сербским руководством»[3]. Это весьма важное заявление, показывающее, что австрийская власть стремилась буквально натравить широкие хорватские массы на сербов, чтобы не выпустить их своих рук в объятия Сербии как Пьемонта югославянского объединения. Вторя Потиореку, правашская пресса (Хрватски дневник») убеждал хорватов, что «ныне покойный наследный принц знал, что «великий вопрос монархии – «хорватский вопрос», «сегодня пришло время или-или – Великая Сербия или настоящая, а не просто воображаемая Хорватия», что «хорваты – это первое югославянское племя в монархии» (не объясняя что значит это инновационное понятие – А.Ф.) и поэтому «естественно их больше всего интересует югославянский вопрос». «Новое государственное творение, которое объединит югославян, должно быть отмечено хорватским именем», подчеркивалось, что «правашская программа предусматривает создание государства, свободного и независимого, под скипетром династии Габсбургов», и если ранее «по конституционным причинам это не было разрешено», то теперь «Хорватия станет «центром и средоточием решения югославянского вопроса в монархии»[4].
Франковский блок выступал застрельщиком идеи югославянского объединения с центром в Загребе и под хорватским названием, в рамках Австро-Венгрии, в котором нехорваты должны стать «политическими хорватами», а сербские земли должны автоматически войти в состав, как справедливо указывает «Хрватски дневник», «воображаемой Хорватии». Миссия же Римско-католической церкви применительно к «схизматикам-сербам» также «по умолчанию» должна быть выполнена. Столь амбициозная программа могла быть реализована только с помощью силовой поддержки извне, этим и объясняется спайка между франковцами-клерикалами и австрийской властью. Однако и сами франковцы уже в начале мировой войны, как показали антисербские демонстрации и погромы, начали проявлять недюжинные организаторские способности и садистские склонности при проведении своих «акций». Сербскому руководству, вероятно, следовало гораздо внимательнее присмотреться к ним и без привязки к личным желаниям лучше отдавать себе отчет в направленности цивилизационного и политического выбора хорватских прелатов, лидеров и массы – одновременно пассивной и легко управляемой. А также в том, что в любых условиях одержит верх ментальность, а не умозрительная политическая конструкция (в данном случае, югославизма), точнее, любая политическая идеология будет «приспособлена» под историческую цивилизационную идентичность. Равно как надеяться на отсутствие самой серьезной вовлеченности «иностранных центров силы» со всеми располагаемыми ресурсами, включая военные, в решение цивилизационно близкого «хорватского вопроса» с помощью культивируемых ими же экстремистских элементов – это значит отказывать этим центрам в умении геостратегического проектирования, что полностью противоречит историческим реалиям. Сложившийся в 1914 г. расклад сил в политическом пространстве Банской Хорватии ясно указывал – компромиссов с сербами не будет. Более того, не существует сил, желающих и способных осуществлять позитивную программу совместного государственного строительства. Хорвато-сербская коалиция разгромлена, хорватские политические силы взяли курс на реализацию правашского (франковского) проекта. Дальнейший ход событий этот тезис только доказал: ставка на югославизм хорватов «не сыграла», даже Крестьянская партия С.Радича «по случайному стечению обстоятельств» в лице нового лидера В.Мачека проложила путь и легализовала усташей (о чем будет речь впереди). Репрессивные меры, если кто и рассчитывал в будущем подавить противников совместного государства среди хорватов силой была совершенно пустой надеждой, поскольку масштабные силовые акции против гражданского населения не соответствует менталитету сербов, а точечная работа жандармерии и спецслужб против экстремистских элементов приносила только временный эффект (как и в случае с албанцами). Российский опыт с Царством Польским, включая два мощных антироссийских восстания 1830-1831 и 1863-1864 гг., подавлять которые пришлось используя армию Российской империи, а также несмотря на все политические привилегии, включая конституцию, которой не было в самой России, сербское руководство не научил, хотя в балканском случае ситуация была еще хуже – к моменту объединения 1918 г. доля католиков-хорватов лишь немногим уступала православным сербам, что безусловно должно было заставить Белград воспринимать обстановку не через призму отвлеченного идеализма или стремления получить «все и сразу», игнорируя очевидные опасные процессы. Весьма показательна в данном аспекте правашская «Хрватска», в июле 1914 г. прямо указывавшая, что в сложившихся условиях «франковские акции – это результат пробуждения хорватского сознания», «Партия права единственная сохраняет истинный хорватский дух, борется за хорватское имя, хорватский язык и хорватские интересы. Программа партии права неприятна всем противникам истинной хорватской мысли…»[5]. Иными словами, истинным выражением хорватской мысли, духа и сознания является хорватская Партия права, франковцы. Точнее, на наш взгляд, трудно выразиться. И – как результат – в современной Хорватии почти нет города, в котором не было бы граффити «Серба – на вербу!», «Сербы – вон из Хорватии!», подкрепленных усташской символикой – латинской буквой U (обозначение усташей)…
Иван Рибар, современник трагических событий, по поводу сербских погромов указывал на истинные политические цели акций франковцев: «Методы борьбы против сербов разрабатывал Франк совместно с представителями власти, особенно после прибытия бана барона Рауха, который поставил особую задачу развернуть деятельность против сербской политики». «Франковцы стремились с помощью Вены завершить процесс объединения хорватского народа, включая Боснию и Герцеговину, и таким образом создать основу для остановки расширения Сербии, угрожающего империалистической политике Австро-Венгрии… Во всех антисербских погромах участвовали оплаченные и вооруженные банды франковцев и клерикалов, те самые, которые были созданы после аннексионного кризиса в Боснии и Герцеговине. Они поджигали, били и уничтожали все сербское в 1914 г. и терроризировали всех и каждого, кто не поддерживал их преступления». Атмосферу, царящую в Загребе, он характеризовал следующим образом: «Никогда не забуду ужасную картину вечера первого мобилизационного дня, когда я вернулся из Загреба в Джаково и увидел на Елачичевом рынке… громадный огонь, в котором сгорало имущество, вынесенное из лавок и домов загребских сербов. Около огня галдела группа франковцев, с энтузиазмом приветствуя все, что приносилось и бросалось в огонь. Дирижеры и организаторы кровавых демонстраций и разбойничьих погромов благодарили толпу за ревностную службу отечеству… По их команде галдеж и скандирование «Серба – на вербу!» на время прекратился для пения обязательного имперского гимна». Рибар пишет, что «франковский легион со своим штабом продолжал организовывать насилия против сербов», более того, «их представители вошли в состав властных структур» и на протяжении всего периода войны продолжали осуществление антисербской и антиправославной политики[6]. Риекский «Novi list» также осудил клерикализм и его роль в антисербских погромах. Клерикализм, по его мнению, «показал свое истинное лицо», «…лукавые представители папизма и иезуитов действовали как посланники при разных императорских дворах. Они играли роль дворцовых исповедников, в действительности проникая во все тайны государственной жизни, та же ситуация сложилась и при Венском дворе… В стремлении к власти, одержимые ненавистью по отношению к современной культуре, прогрессу и свободомыслию, они определяли основной характер деятельности государства. Все эти принципы клерикалы применили к югославянским народам монархии, развивая непримиримую национальную рознь между хорватами, сербами и словенцами, разжигая религиозный эксклюзивизм, прежде всего, хорватский, отождествляя его с хорватским национальным самосознанием…». Но за всем этим «скрывалось ничто иное, как стремление расширить власть папы… Клерикальные акции поддерживались клерикальной прессой, эти акции были направлены не только против сербов, но и против хорватов и словенцев, препятствуя тем самым их сближению»[7].
Относительно позиции Римско-католической церкви в войне против Сербии следует особо выделить тот факт, она выступила с позиции поддержки Австро-Венгрии, в которой одобрение военных действий сочеталось с выражением имперского патриотизма. Однако у хорватских прелатов при этом явно прослеживался выход за рамки обязательного протокола в сферу сведения счетов с сербами. Так Загребский архиепископ Анте Бауэр провозгласил мобилизацию «хорватских домобранов» и благословил их миссию. В этот момент, судьбоносный не только для Австро-Венгрии, но и для всего существования католицизма на Балканах, Бауэр на армейском торжестве в Черномерце (окраина Загреба) 31 июля 1914 г. обратился к хорватским бойцам, находившимся в составе австро-венгерских армейских подразделений, со следующими словами: «Хорватские герои, наш возлюбленный король призывает вас в бой. Вы отправляетесь с мужеством и воодушевлением, поскольку хорват никогда не ослушивался голоса своего короля. В самые тяжелые времена ваши деды преданно стояли за престол, так же и вы по древней традиции отдайте за короля кровь и жизнь свою. Хорваты-герои! Отечество призывает вас в бой. Отечество, которому угрожает враг, стремящейся его уничтожить, Отечество, которое может утратить свое честное имя и свою святую веру. Отечество взывает к вам, а хорват всегда был готов погибнуть за свой дорогой дом. Бог, вечная правда, призывают вас, да в руках их станете мстителями за то воскресенье в Сараеве, которое отняло у нашего короля твердую опору в старости, а у преданных ему народов похитило надежду на великое будущее. Хорваты-герои! Храбро идите в бой и знайте, что в наитягчайшие для вас моменты руки миллионов людей вознесутся к Господу с пламенной молитвой даровать удачу вашему оружию… Благословение Господа с вами»[8]. Загребский архиепископ благословил оружие, с которым хорватские воины призывались к пролитию крови своих врагов во имя Христа, апеллируя к верноподданническому австро-венгерскому патриотизму. Как представитель высочайшего католического клира и духовный пастырь, Бауэр определил для хорватского народа цель начавшейся мировой войны как сохранение хорватского Отечества. Основную угрозу его существованию он усмотрел в действиях совершивших сараевское убийство и распространил совершенное ими преступление на весь сербский народ и Сербию, обозначив их как главного врага и противника «святой веры» хорватов. Еще со средневековья отношение религии к войне, ношению и использованию оружия формировалось на западе Европы согласно милитаристским традициям «воинствующей» католической церкви. Война и военная психология в разные периоды и независимо от политической идеологии того государства, которое ведет военные действия, всегда содержала в себе элементы исторической церковной традиции. В войне, составной частью которой являлись религиозные задачи, благословение оружия, молитвы за победу становились ритуальными элементами сакрального, мистического значения. Идеалы и ритуалы средневековых крестовых походов, культ средневекового папацезаризма, подчиненность коллективного сознания устремлениям к «всемирному крестовому походу» стали важными элементами западно-христианской цивилизации и связующим звеном между средневековыми религиозными войнами и идеологией и практикой католической церкви в ХХ в. В Первой мировой войне, при нападении Австро-Венгрии на Сербию, акт благословения оружия стал выполнением традиционного ритуала, формирующим крестоносную воинствующую психологию.
В обращении к верующим представители Боснийской архиепископии также заявили о необходимости для католического населения Австро-Венгрии защищать свои права при помощи оружия. Сербия, утверждали боснийские прелаты, напала на Боснию и Герцеговину и Хорватию под вымышленным предлогом освобождения их от рабства. По этому поводу Боснийский архиепископ Й.Штадлер обратился к югославянским народам монархии и призвал их идти добровольцами на фронт. Мостарский епископ А.Мишич предложил имперскому наместнику сформировать добровольческие армейские подразделения, чтобы бороться с сербским националистическим движением и не дать ему развиться дальше[9]. Епископ Баня-Луки францисканец Йозеф Гарич (1870-1946) в попытке увеличить человеческий потенциал армии Габсбургов направил священникам циркулярное письмо, предписывающее им в своих приходах работать над уведичением количества добровольцев. Епископ Герцеговины Алоизий Машич (1859-1942) пытался сформировать католические подразделения, собрав добровольцев, пока ему это не запретил Потиорек[10]. «Врхбосна» Штадлера и венская газета «Sonntagsblatt» единодушно утверждали, что конечной целью войны является ликвидация социализма и материализма и возрождение религиозного мироощущения и монархизма[11]. Один из виднейших хорватских клерикальных представителей Дидак Бунтич выдвинул план консолидации хорватского населения, который включал в себя пункты введения единого наименования для югославянских народов – «хорватский народ», учреждение единого хорватского сабора и единой системы правописания. Кириллицу, сербский флаг и сербские православные школы он предложил ликвидировать раз и навсегда. Проект Бунтича по созданию независимой Хорватии, многократно увеличенной за счет включения всех югославянских территорий, поддержало значительное количество его единомышленников[12]. Однако Римская курия не выказала стремления создавать некое новое, славянское католическое государство, поскольку даже при худшем исходе боевых действий даже побежденная и ослабленная Австро-Венгрия для католической церкви представляла бы собой гораздо большую ценность, нежели неизвестное новое государство, будущее которого представлялось сомнительным, поскольку оно могло бы стать лишь слабым подобием могущественной католической империи.
Продолжение следует…
[1] Патковић М. Указ. Cоч. C. 293-303.
[2] Цит. По: Субић Р. Указ. Соч. С. 209.
[3] Цит. По: Там же. С. 210.
[4] Цит. По: Там же. С. 210.
[5] Цит. По: Патковић М. Указ. Соч. Књ. IV. С. 291.
[6] Там же. С. 304-305.
[7] Там же. С. 297.
[8] Govor A.Bauera u Crnomercu 31 июля 1914 г. // Novak V. Magnum Crimen: Pola veka klerikalizma u Hrvatskoj. Beograd: «Nova knjiga», 1986. S. 23.
[9] Živojinović D. Op. Cit. S. 233.
[10] Субић Р. Указ. Соч. С. 212.
[11] Živojinović D., Lučić D. Op. Cit. S. 74.
[12] Novak V. Op. cit. S. 34-36.
