Monday, February 17, 2025

Этноязыковая алхимия по-львовски. Технологии конструирования украинского литературного языка в Галиции во второй половине XIX века. Ч.1.

Решающий этап создания украинского литературного языка в австрийской Галиции пришёлся на последние десятилетия XIX века. Именно в это время здесь резко активизировалась деятельность главного инструмента реализации этноязыковых фантазий профессиональных менеджеров «украинского проекта» в лице руководства Научного Общества имени Тараса Шевченко (Наукове Товариство iм. Шевченка), созданного во Львове в 1873 году. Ещё одним принципиально важным событием в рамках имевшего здесь место процесса этноязыковой инженерии стало официальное введение в образовательные и административные структуры Восточной Галиции украинского фонетического правописания в 1890-е годы.  

         Однако базовые принципы и главные ориентиры, предопределившие основополагающий вектор культурно-языковой деятельности творцов будущего украинского литературного языка, были выработаны австрийскими властями ещё в первые десятилетия XIX века. Прекрасно отдавая себе отчёт в принадлежности галицких русинов к Русскому миру и к общерусскому культурно-языковому пространству, просвещённые и хорошо образованные венские чиновники уже в 1816 году прямо и откровенно ставили перед галицко-русским греко-католическим митрополитом вопрос о целесообразности скорейшего перехода на польский язык обучения в местных галицко-русских школах и о замене традиционной кириллицы латиницей в галицко-русской письменности (Филевич 1907: 22)[1].

          Помимо этого, австрийские чиновники в многочисленных служебных инструкциях прямо запрещали галицко-русским учёным и общественным деятелям пользоваться русским литературным языком (московской «гражданкой») в своих печатных изданиях, требуя от них писать исключительно на местном диалекте. Цель подобной языковой политики Вены предельно чётко объяснил известный галицко-русский учёный-славист, профессор Львовского университета Я.Ф. Головацкий. По его совершенно обоснованному мнению, «австрийцы всеми мерами старались не допускать сношений русских галичан с Россией и не позволяли им пользоваться русской литературой. Немецкая администрация боялась сознания в народе письменного единства с Россией, а римско-католическая иерархия опасалась сближения галицких униатов с русским православием. Немцы и поляки берегли непоколебимость галичан в их лояльной верности австрийскому цесарю и римскому папе» (Головацкий 1888: 11)[2].   

         Письма русских галичан культурным деятелям и учёным из других славянских стран в XIX веке полны жалоб на изощрённую языковую дискриминацию галицко-русского населения со стороны австрийских властей. Так, известный галицко-русский историк Д.И. Зубрицкий, представитель первого поколения галицко-русских национальных будителей, в своём письме известному чешскому учёному и национальному деятелю В. Ганке с грустной иронией отмечал, что «мы, галицкие русины, – странные человечки, обучаемся всем языкам, а на собственном писать нам невозможно» (Письма к Вячеславу Ганке из славянских земель 1905: 384)[3]. Зубрицкий имел здесь в виду фактический запрет на использование русского литературного языка со стороны австрийской администрации.

         Другой видный деятель галицко-русского движения, профессор Львовского университета Я.Ф. Головацкий в письме В. Ганке от 30 января 1859 г. высказывался по этому поводу ещё более откровенно и пространно: «Писатели бояться что-нибудь писать… Учителям приказано беречься всякого слова, которое заимствовано из великорусского или церковного языка, книжная цензурная ревизия строго наблюдает, чтобы в новоизданных книгах не употреблялись слова или формы, сходные с русским (книжно-российским) языком… Вследствие распоряжения министерства науки и культа издал Преосвященный епископ окружное послание ко всем священникам, катехитам и законоучителям, в котором запрещается заимствовать слова и формы из богослужебного церковно-славянского языка. При таких обстоятельствах невозможен успех литературных произведений. Авторы умолкли. Журналы подавлены. Грустное положение…!»  (Письма к Вячеславу Ганке из славянских земель 1905: 232)[4].    

            Избранная в первой половине XIX века австрийскими властями и польской администрацией Галиции тактика прямой ассимиляции галицких русинов путём их полонизации и перевода галицко-русской письменности на латиницу потерпела неудачу из-за ожесточённого сопротивления галицко-русской интеллигенции и духовенства. После подавления польского восстания 1863 года в Галиции стал реализовываться другой, более гибкий сценарий, направленный на трансформацию национальной идентичности галицких русинов и создание на основе местных диалектов отдельного, максимально удалённого от русского, нового литературного языка. Любопытно, что важную роль в этом процессе сыграли поляки, эмигрировавшие после подавления польского восстания из России в Австрию.

         Серьёзный организационный фундамент этому процессу был положен с образованием в 1873 году в столице Восточной Галиции Львове Научного Общества имени Шевченко, которое сразу же развернуло широкую научную и культурно-просветительскую деятельность. Эта деятельность резко усилилась с момента появления во Львове в качестве профессора русской истории в местном университете бывшего магистра университета св. Владимира в Киеве М.С. Грушевского, быстро ставшего главой Научного Общества им. Шевченко. Именно Грушевский сразу стал определять содержание, формат и основные направления деятельности данного общества.

         Как отмечал в этой связи известный русский учёный-славист, профессор университета св. Владимира в Киеве Т.Д. Флоринский, «приезд в Галичину молодого русского учёного и немедленное выступление его в роли деятельного члена «Товариства» (Общества им. Шевченко – прим. К.Ш.) имело значение крупного события в истории развития малорусского литературного сепаратизма. Между местными людьми народнической партии, распавшейся на несколько фракций, не было такого лица, которое, обладая научным авторитетом, стояло бы вне партийных счётов и потому с успехом могло бы взять в свои руки дело дальнейшего развития литературного сепаратизма. Такое лицо, – замечал Т.Д. Флоринский, – выслала в Галичину наша Украина. Малорус по происхождению и русский подданный, питомец историко-филологического факультета университета св. Владимира, бывший профессорский стипендиат, удостоенный факультетом степени магистра русской истории за сочинение, изданное на обще-русском литературном языке, М.С. Грушевский оказался самым подходящим кандидатом для замещения важного поста, остававшегося вакантным после смерти д-ра Е. Огоновского» (Флоринский 1900: 99)[5].

         Важность личности М.С. Грушевского для лидеров украинского движения в Галиции Т.Д. Флоринский усматривал ещё и в том, что «независимо от своих личных качеств и дарований, он был особенно приятен и дорог народнической партии как малорус, имевший большие связи с русской Украйной. Переезд его в Галичину открывал этой партии надежду на возможность широкой пропаганды в России основных идей «Товариства» и получения из нашей Украины деятельной материальной и нравственной поддержки. Все эти надежды и ожидания галицких сепаратистов прекрасно оправдал М.С. Грушевский. Он стал настоящим энергичным вождём украинофильского движения в Галичине и широко развернул рамки деятельности «Наукового товариства iм. Шевченко» (Флоринский 1900: 99)[6].

         Лично знавший М.С. Грушевского по работе в киевском университете св. Владимира Т.Д. Флоринский не удержался от грустного и весьма эмоционального комментария по поводу столь радикального идейного и карьерного поворота своего бывшего коллеги по историко-филологическому факультету: «Пишущий эти строки и многие другие профессора историко-филологического факультета университета св. Владимира не могут не испытывать чувства душевной горечи и обиды, ближе знакомясь с разнородными фактами деятельности г. Грушевского как руководителя литературно-сепаратистского движения в Галичине. Поистине удивительно, – восклицал Т.Д. Флоринский, – каким образом русский образованный и учёный человек, имевший возможность в свои школьные годы близко познакомиться с необъятной силой русской учёной литературы и мировым значением обще-русского языка, явившись в Галичину, выступил горячим противником идеи распространения этого могучего языка и этой богатой литературы среди русского населения Австрии. Вместо того, чтобы, пользуясь своим положением учёного профессора, разъяснить сторонникам народнической партии всю неестественность, искусственность, беспочвенность и бесплодность их литературных затей и украинофильских планов, он выступил ревностным поборником такого дела, которое должно закрыть галицким и буковинским малорусам доступ к обще-русской литературе и привести их к отчуждению от остальной Руси. Какие неведомые и тёмные силы толкнули молодого учёного, из которого мог выработаться хороший деятель русской науки, на путь столь сомнительного служения близкому для него малорусскому народу?» (Флоринский 1900: 100)[7].   

         Вместе с тем, Флоринский был вынужден признать, что М.С. Грушевский, сразу же после переезда в Галицию переименовавший себя в «Михайла Грушевського», с самого начала своего пребывания во Львове «обнаружил изумительную энергию и опытность в ведении литературного дела, словно он заранее готовился к той деятельной роли, какую он принял на себя. С необыкновенным трудолюбием он принялся за сочинительство на малорусском языке и за шесть лет своего пребывания во Львове написал огромное количество работ по южно-русской истории…» (Флоринский 1900: 101)[8]. Как глава Научного Общества им. Шевченко и как практикующий учёный-историк и профессор Львовского университета, Грушевский принял самое непосредственное участие в разработке и популяризации украинского литературного языка, сделав особый акцент на ускоренном создании полностью отсутствовавшей в этом новоязе научной терминологии.

          Киевский учёный-славист был совершенно прав, предположив наличие неких «неведомых и тёмных» сил, повлиявших на деятельность Грушевского. Впрочем, эти силы не были столь уж «неведомыми» – М.С. Грушевский находился в очень тесном контакте с австрийскими властями задолго до своего переезда во Львов. Его особая миссия в Галиции в качестве щедро оплачиваемого профессора Львовского университета и главы Научного Общества им. Шевченко была заранее и весьма подробно согласована с весьма влиятельными венскими кураторами «украинского проекта». Именно поэтому он, чудесным образом стремительно став профессором Львовского университета в юном 28-летнем возрасте, заранее прекрасно знал, что от него требуется и что именно он должен делать.

         Вообще степень непосредственной вовлечённости австрийских чиновников в реализацию различных аспектов «украинского проекта», включая конструирование украинского новояза, была очень высокой. Примечательно в этой связи, что один из лидеров карпато-русского движения в Восточной Словакии в межвоенный период, глава Русской Народной партии в Словакии доктор К.П. Мачик вспоминал в 1925 году на страницах местной карпато-русской прессы о том, «австрийское правительство рука об руку с польской шляхтой всеми силами старалось создать из русского населения Восточной Галиции особый, отличный от русского, народ с отдельной культурой и особым языком. Под видом реформы ордена св. Василия (базилиан) поместили там иезуитов, которые старались создать особый язык, всем славянским языкам чуждый, язык украинский… Известный чешский патриот доктор Карел Петрович Крамарж, – писал Мачик, – в книжке о заграничной политике сообщает следующий любопытный эпизод: будучи ещё молодым доктором, он работал в венских архивах, где познакомился с некоторыми чиновниками министерства народного просвещения. Пригласив одного из них на прогулку за город, он получил отказ и на вопрос, чем же он так занят в министерстве, услышал ответ: «Не могу, мы должны наспех делать украинскую грамматику» (Народная газета. Пряшев, 1 февраля 1925. № 3)[9].

         Чиновники австрийского министерства народного просвещения в Вене, таким образом, были непосредственно вовлечены в конструирование и последующее продвижение украинского новояза ещё в 1880-е годы, когда, судя по всему, и вызревало их окончательное решение об административном введении фонетического правописания в галицко-русскую письменность, что и было официально оформлено в 1890-е годы вопреки массовому сопротивлению галицко-русской интеллигенции и самых широких народных масс.

         Помимо Вены, М.С. Грушевский поддерживал тесные контакты и с Берлином, который также стал активно участвовать в реализации «украинского проекта» с конца XIX века. Примечательно в этой связи, что в начале ХХ века во Львове появилось консульство Германской империи, хотя граждан Германии во Львове в то время было очень мало и практическая потребность в подобном консульстве отсутствовала. Известный и прекрасно информированный польский политик Роман Дмовский, лидер польской национальной демократии, писал по этому поводу, что основание германского консульства во Львове было тесно связано прежде всего с курированием местного «украинского проекта», приобретавшего всё более важное значение для Германии как потенциальный инструмент ослабления и разрушения России накануне Первой мировой войны.   

         Прекрасно знакомые с бурной научной и организационной деятельностью М.С. Грушевского галицко-русские просветители в 1925 г. во львовской газете «Русский голос» посвятили Михаилу Сергеевичу Грушевскому следующие проникновенные строки: «М.С. Грушевский являлся учеником историка В.Б. Антоновича, поляка по происхождению, неутомимого врага русской державы… Кандидатура его (Грушевского – К.Ш.)  на львовскую кафедру была принята Веной и поляками по рекомендации последнего… Он обязался при поступлении на австрийскую службу проводить в жизнь заранее выработанную в Вене сложную политическую программу, имевшую в виду втянуть не только правобережную, но и левобережную Малороссию в сферу влияния… придунайской монархии… Задачей миссии Грушевского во Львове явилась работа в трех направлениях: 1). Создать украинский литературный язык, возможно менее похожий на русский. 2). Переделать историю Малороссии так, чтобы она перестала быть частью истории русского народа. 3). Образовать ядро украинской интеллигенции с таким умонастроением, при котором она считала бы Россию «великою тюрьмою народов». Нужно отдать должное М.С. Грушевскому в том, что он принялся за выполнение принятых им на себя заданий с необычайным рвением и за 20 лет деятельности (1894-1914) достиг громадных результатов…» (Русский голос. Львов, 10 октября 1926. № 174)[10].

         Отдавая дань многолетним и неутомимым «научным» изысканиям Михаила Сергеевича Грушевского, галицко-русские деятели справедливо резюмировали: «Вряд ли в исторической науке можно подыскать другой пример столь наглого и бессовестного извращения истории, какой представляют собою исторические труды М.С. Грушевского за львовский период его жизни…» (Русский голос. Львов, 10 октября 1926. № 174)[11].

         Между тем, М.С. Грушевский как главный этноязыковой алхимик «украинского проекта» и его многочисленные львовские питомцы впоследствии активно продолжили свой культуртрегерский «натиск на Восток», небезуспешно идеологически «окормляя» население Украины уже в советский период, став в 1920-е годы главными идеологами и проводниками политики уже советской украинизации.  

Продолжение следует…


[1] Филевич И.П. Из истории Карпатской Руси. Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1907. С. 22.

[2] Головацкий Я.Ф. Заметки и дополнения с статьям г. Пыпина, напечатанным в Вестнике Европы за 1885 и 1886 годы. Вильна: Типография А.Г. Сыркина, 1888. С. 11.

[3] Письма к Вячеславу Ганке из славянских земель. Издал В.А. Францев. Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1905. С. 384.

[4] Там же. С. 232.

[5] Флоринский Т.Д. Малорусский язык и «украiнсько-руський» литературный сепаратизм. Санкт-Петербург: Типография А.С. Суворина, 1900. С. 99.

[6] Там же.

[7] Там же. С. 100.

[8] Там же. С. 101.

[9] Народная газета. Пряшев, 1 февраля 1925. № 3.

[10] Русский голос. Львов, 10 октября 1926. № 174.

[11] Там же.

Кирилл ШЕВЧЕНКО
Кирилл ШЕВЧЕНКО
Кирилл Владимирович Шевченко - доктор исторических наук, профессор Филиала РГСУ в Минске.

последние публикации