В «Записках» митр. Иосифа (Семашко), напечатанных Императорской Академией Наук в 1883 г., сохранились тексты двух его студенческих диссертаций на латинском языке, одна из которых была подана на степень магистра богословия. Первая носит название «О веротерпимости», а вторая – «О христианской заботе о временных благах». Эти относительно небольшие сочинения представляют интерес в нескольких отношениях. Во-первых, это достаточно редкий случай сохранности студенческих работ начала XIX в., которые бытовали в рукописной форме и потому были подвержены всем превратностям времени, оставаясь известными преимущественно только по названиям. На примере диссертаций молодого Иосифа Семашко можно составить представление об уровне студенческих сочинений того исторического периода, в частности, в Главной семинарии при Виленском университете. Во-вторых, эти труды имеют значение для биографии самого Преосвященного, для понимания его взглядов в их развитии. В-третьих, данные тексты могут представлять интерес в чисто литературном отношении для изучения стиля латинской речи нового времени, образов, тропов и других способов выражения мысли. Наконец, богословские работы Преосвященного Иосифа полезны при рассмотрении самих поднятых в них актуальных вопросов: христианской трактовки толерантности, а также заботы о земных благах и почестях. С учетом всего этого представляется необходимым перевод с латинского студенческих диссертаций будущего митрополита и в качестве введения к нему – рассмотрение их особенностей и ключевых идей. Это тем более необходимо потому, что никто из биографов митр. Иосифа (Семашко) до сих пор не останавливался специально на таком предмете.
Объясняя свое решение издать студенческие сочинения в «Записках», Преосвященный Иосиф заметил: «Эти юношеские упражнения едва ли уже не указывают на будущий мой образ мыслей». Значит, спустя тридцать лет после окончания Главной семинарии, автор придерживался тех же воззрений и считал их правильными. Следовательно, изучая диссертации молодого Семашко, необходимо иметь в виду их положительную оценку уже маститого иерарха.
Что касается латинского языка, на котором написаны студенческие диссертации, то из признания самого автора известно, что он приложил много стараний для усовершенствования в нем уже в годы обучения в стенах Виленского университета: «Почти все мои товарищи проходили предварительно систематически в епархиальных семинариях курс богословских наук на латинском языке, я же поступил прямо из светских училищ, едва имея понятие, что значит богословие. При том, я был слаб в латинском языке – и первые два года был настоящим тружеником. Когда другие затверживали уроки, я должен был с лексиконом в руках следить прежде за значением каждого слова; что ж, если к сему прибавит недостаток у меня памяти слов? Однако со временем преодолел я незнание языка; и профессора отдавали справедливость моим, хотя затруднительным, но отчетливым объяснениям». В итоге обе диссертации Семашко стали образчиком типичной университетской латыни с ее искусственно построенными длинными предложениями и грамматической шаблонностью выразительных средств. При этом следует заметить, что автор не увлекается «красным словцом», крылатыми фразами и цитированием классиков, стараясь яснее изложить свои собственные мысли.
Первое сочинение не датировано и посвящено веротерпимости (De Tolerantia) и трактует важный вопрос о том, как сочетается исповедание одной истинной (богооткровенной) религии с толерантностью к иноверцам. Свое рассуждение автор начинает с того, что проводит различие между терпимостью к людям другой религии в общественном (гражданском) понимании и терпимостью к чуждому вероучению в богословском измерении. Последнее никак нельзя примирить с любовью к Богу, как и истину нельзя уравнять с заблуждением. Если одна только религия верна, то остальные, искажающие ее, – ложны. Если же все религии обладают истиной только отчасти, то, следовательно, они все в какой-то мере искажают одну истину, значит, в абсолютном измерении неверны. Понятно, что христиане, убежденные в истинности своей религии, не могут согласиться с утверждением о частичной правоте Кафолической веры, поэтому не могут толерантно относиться к иным вероучениям. Итак, принцип христианского богопочитания, любовь к Богу, не позволяет признать равночестными догматы другой религии. В этом смысл, так сказать, богословской нетерпимости. Однако в отношении к иноверцам действует принцип любви к ближнему. Он означает, что обращение в истинную веру не может совершаться по принуждению, но добровольно. Здесь лучшим средством является добродетельная жизнь христиан, а не насильственные меры. Примечательна следующая мысль автора: как христиане, живущие в меньшинстве среди иноверцев, хотели бы для себя свободы отправления своей веры и деятельности, так точно иноверцы, проживающие в меньшинстве среди христиан, должны пользоваться свободой для своей религии и занятий. Христиане были гонимы за веру на заре церковной истории, но через свои мучения и добродетели смогли изменить мнение о себе у язычников. И уже в христианских странах в новое время гонения на заблуждающихся (еретиков) имели такой же эффект, так как гонимые еретики почитались мучениками от своих единоверцев и через это лжеучение только укреплялось. Поэтому насколько необходима нетерпимость в богословской сфере, настолько нужна терпимость в сфере гражданской.
В своем рассуждении Семашко традиционно обращается к текстам Священного Писания, примерам церковной истории, суждениям святых отцов (впрочем, не особо многочисленным), ссылается на доводы разума. Обосновывая свои доказательства, он не уклоняется и от рассмотрения возражений, например, из текстов библейских. Так, он не считает применимой практику уничтожения язычников из Ветхого Завета, которая была оправданной только для своего времени. Однако нельзя сказать, что все аргументы защиты продуманы им полностью. В частности, на возражение о необходимости защищать чистоту истинной веры от посягательства еретиков он отвечает новозаветными ссылками на кротость и терпеливость увещевания со стороны христиан, что обязанность проповеди и защиты паствы вверена духовным лицам, а не гражданским властям. Однако понятно, что в апостольские времена не было христианских властей, позднее же они появились, и после церковного осуждения ереси в компетенцию гражданских лиц входило наказание еретиков уже не средствами словесного убеждения, а правовыми ограничениями и даже наказаниями. Сам Семашко замечает это в примечании, но не объясняет, почему пастыри Церкви передали полномочия карать осужденных Соборами светским судьям. Как, в связи с этим, провести границу между законными и необходимыми мерами по защите истинной веры и допустимыми правилами веротерпимости? На этот вопрос автор не дает определенного ответа.
При оценке оригинальности диссертации о веротерпимости следует учесть, что Иосиф Семашко далеко не первый обратился к рассмотрению проблемы веротерпимости в стенах Главной семинарии. Известно, что профессор богословия о. Андрей Клонгевич на годичном акте Виленского университета в 1815 г. выступал с рефератом «О гражданской веротерпимости». Хотя Иосиф Семашко поступил в семинарию только в следующем году, он мог познакомиться с мыслями Клонгевича по этому предмету из его курса догматического богословия и церковной истории.
Магистерская диссертация Семашко была написана по нравственному богословию под руководством профессора о. Иоанна Ходани и посвящена такому предмету как христианская забота о временных благах (Dissertatio de Christiana cura bonorum temporalium). По результатам магистерского экзамена, на котором соискатель показал отличные результаты обучения, 6 июля 1820 г. ему была присвоена соответствующая богословская степень.
Как и предыдущая диссертация, это сочинение написано в форме рассуждения с пояснениями и аргументами за и против. Особенностью трактата является опора не только на учение Священного Писания, но и на доводы «здравого разума» (ссылки на первое встречаются в тексте девять раз, а ссылки на второй шесть раз). Диссертация не нагружена специальной терминологией, например, единожды встречается такой философский термин как «adiaphora», обозначающий у стоиков нейтральные для достижения счастья заботы и увлечения. Автор иллюстративно (выборочно) ссылается на тексты из Священного Писания, не приводит их с возможной количественной полнотой и не проясняет их святоотеческими толкованиями. Между тем, вопросу о христианском отношение к богатству и земным почестям посвящены огромное число трудов святых отцов и церковных учителей. В данном случае Иосиф Семашко выступает не как истолкователь церковного учения, а как христианский философ, апеллирующий к разуму, практическому опыту и самонаблюдению.
Поставив в начале своего рассуждения вопрос о том, разрешена ли христианам забота о временных приобретениях и какой ей следует быть, автор приходит к утвердительному заключению, что таковое попечение не только не противно учению веры, но и прямо заповедуется в том смысле, чтобы совершенствоваться в добродетели, ограничиваться умеренностью и достигаться только законными способами. В ходе своего рассмотрения Иосиф Семашко обращает внимание на свойственное всем людям желание иметь о себе хорошее мнение у других, что часто побуждает их совершать добрые дела (при этом автор обходит проблему тщеславия), таким образом, добродетельный человек становится как бы заложником уважения окружающих. В Священном Писании христиане призываются стать светильниками добра, светить всем, и Апостолы хвалились доброй честью. Осуждение же богатых в Евангелии обусловлено не их состоянием, а пристрастием к стяжательству, пренебрежением добродетели. И наоборот, состоятельность открывает много возможностей делать добрые дела. Бедность же не является достоинством, но содержит в себе аналогичные стяжательству пороки и пристрастия. Мир был создан Творцом для благополучия человека, для упражнения в трудолюбии и активной деятельности. Своей предприимчивостью и энергией человек приобретает блага, но следует избегать при этом служения своим страстям, что осуждается христианской нравственностью. Здесь автор, как и в случае с почестями, должен был бы последовательно заметить, что приобретение благ как раз стимулируется желанием потратить их на прихоти. Обходится вниманием пример евангельского юноши, которому Христос предложил раздать земное богатство ради сокровища небесного, и практика апостольской общины, где никто ничего не называл своим, но многие отдавали свое имущество на общие нужды (Мф. 19:21; Деян. 2:45). Конечно, приобретение земных благ с целью их последующей добродетельной раздачи и получения за это земных похвал и почестей может послужить мотивом с точки зрения философа, но с позиции христианской аскетики опасность кроется и в земных почестях, и в заботах о внешнем благополучии. Заметим, что Иосиф Семашко вообще обходит тему монашеского смирения и нестяжательства. Безусловно, автор прав в том, что в Священном Писании порицается не земное богатство и слава сами по себе, но предупреждается их пагубное влияние на душу человека. Слишком тонкой бывает та грань, на которой кончается достаточная забота о хлебе насущном и начинается многозаботливость о том, что есть и во что одеться. В философских рассуждениях Семашко чувствуется рационалистическое влияние западного богословия, которому не достает сердечной глубины христианского Востока. Не в том ли кроется причина последующих внутренних исканий автора, что он не обрел в католичестве способов разрешения духовных вопросов, которые затем нашли свой ответ в православной традиции? Во всяком случае, вдумчивость молодого униатского клирика, постигающего вершины католического учения, нашла свое отражение в его семинарских сочинениях, а пытливость ума есть отличительная черта внутренних поисков.
Таким образом, поднятые в студенческих диссертациях Семашко дискуссионный темы сохраняют свою актуальность, а знакомство с ними может послужить отправной точкой для размышления современника.
