Самое время вспомнить о «непередаваемой заботе» французов во время Первой мировой войны о «бедных, благородных и культурных румынах», потерявших в боях свою столицу из-за якобы предательства России. Этот подлый слушок усиливался и распространялся по всей Франции с ростом негодования и ненависти к ничего не подозревающим русским воинам, мужественно защищающих этих негодующих от немцев.
Кто же этот благородный и культурный народ, вызывающий такое чувство сострадания и симпатии у не менее благородного и культурного французского народа?
В конце 1919 г. завершается гражданская война в России. Разбитые большевиками добровольческие отряды с семьями и присоединившееся к ним разнообразное гражданское население пытается покинуть Россию, стремясь уйти от ужасов войны и обустроиться за рубежом. Для юга России ближайшая страна, к которой можно было подойти сухопутным путем и найти убежище – это Румыния.
Вначале обратимся к воспоминаниям русского гражданина, устроившегося переводчиком во французской армии: «Через несколько дней после нашего прихода в Овидиополь французские офицеры решили съездить посмотреть Аккерман (город в Бессарабии) и пригласили меня с собой. Прослуживши в аккерманском уезде с 1904 по 1906 год, я хорошо знал город, и у меня там было много знакомых, поэтому мне было интересно побывать в городе и посмотреть, что там делается. Компанией в несколько человек мы пошли на пристань и стали размещаться по лодкам. В это время ко мне подошел дежурный на пристани французский офицер и заявил, что мне нельзя ехать на ту сторону, так как приказано русских никого не пускать. Я показал удостоверение, в котором значилось, что я еду в распоряжении французского полка, и все власти войск французских и союзных обязаны оказывать помощь и покровительство, предъявил удостоверение строгому лейтенанту и уселся в лодку. Лейтенанта стали ругать за ненужный формализм; тот оправдывался категорическим приказанием начальства. После переправы войдя в огромное здание управы, я был поражен его видом, так оно было опустошено и загажено. Впоследствии я узнал, что это наделали румыны, увезя к себе большую часть обстановки и имущества земства. Выйдя на улицу, я отправился по знакомым мне местам к центру города. Тут я обратил внимание на то, что все русские вывески были сняты и заменены румынскими. Я с кем-то заговорил по-русски, публика была очень удивлена этим, и скоро около меня собралась большая толпа; я стал расспрашивать о румынских порядках. Все единодушно стали ругать румын, которые объявили Бессарабию присоединенной к Румынии. Особенно возмущался пожилой крестьянин молдаванин – «Пришел какой-то цыган и каже шо он мени брат. А какой он мне брат, когда я русский человек». Дальше побродив по городу, я зашел навестить своих добрых знакомых. Настроение у моих знакомых было подавленное. Приход румын чувствительно отразился на всех русских, ожидавших румын с нетерпением и видевших в них освободителей от большевиков.
Материальное благополучие почти всех русских было разрушено: чиновники были уволены от службы и выброшены буквально на улицу, земледельцы потеряли свои земли по новому аграрному закону, крестьяне разочаровались, не веря аграрным законам, учебные заведения были закрыты, и дети болтались без дела.
Все терпели большую нужду и не знали, из каких источников черпать средства для жизни. К этому присоединилась боль от оскорбления русского национального чувства и достоинства, поэтому все с озлоблением говорили о румынах.
Напыщенность, с другой стороны страшное взяточничество и произвол румынских чиновников возбуждали со стороны местного населения полное к ним презрение. Никто из местных жителей, а особенно молдаване, никогда не называли их иначе, как «цигане»[1].
Из этих единодушных впечатлений жителей Бессарабии, молдаван и русских, никак не складывается образ благородных и культурных румын.
Удивляет только отношение французов и принятые ими меры по недопуску русских на территорию Румынии. Что это – месть русским за свою собственную клевету о «предательстве России по отношению к Румынии» или месть за якобы предательство России по отношению к Франции из-за прекращения войны?
И то и другое.
Но если французы вредят России и русским во многих отношениях, но у них присутствует некое понимание, где нельзя переходить черту, то посмотрим, как обстоят дела с этим пониманием у румын. Так, другой русский беженец помогает нам прояснить этот вопрос: «К концу 1919 г. ясно обозначилось поражение и разложение Добровольческой армии. Она безостановочно катилась на юг к Черному морю почти без всякого давления со стороны противника. Сыпной тиф, принявший с наступлением холода угрожающие размеры, и массовое дезертирство солдат, потерявших всякое доверие к командному составу, лишили армию боеспособности и превратили ее в какой-то огромный обоз, наполненный семьями офицеров, беженцами из занятых большевиками областей, гражданскими чиновниками эвакуируемыми вместе с отходом войск, и всякого рода постороннего люда, ничего общего с армией не имеющего и невероятно тормозящего ее движение.
Имелась еще возможность организовать оборону самой Одессы, ибо в ней имелось около 80 тысяч вооруженных людей, большей частью офицеров. Но вся эта вооруженная масса была лишена всякой организации и недоставало тех людей, которые могли бы ее создать. Офицерство к тому времени было настолько деморализовано, что никто не думал о сопротивлении надвигающейся опасности, а каждый мечтал лишь о том, как бы получить возможно больше казенных денег, обменять их на иностранную валюту и скорей скрыться за границу.
При таких условиях решено было начать эвакуацию. Войска Новороссии должны были переправиться в Варну, частью морским путем, частью походным порядком через Румынию.
Накануне сдачи города погрузилось в порту Одесское Сергиевское артиллерийское училище в составе 300 здоровых юнкеров, а Одесский Кадетский Корпус отправился впоследствии со всем преподавательским персоналом походным порядком»[2].
Итак, в случае прихода большевиков одесский гарнизон должен был отходить. Но куда? Никаких определенных приказаний дано не было, вместо этого отдельным частям было предоставлено право самим выбирать направление отхода. Одни рекомендовали идти на Овидиополь, другие на Маяки, третьи на Тирасполь. Но главный вопрос – пропустит ли Румыния отряды Добровольческой армии – оставался открытым.
Овидиополь – невзрачный городок на берегу днестровского лимана, расположенный напротив Аккермана (город, захваченный румынами 9 марта 1918 г.). Овидиополь был переполнен войсками и беженцами, в этих условиях начальник Штаба армии начал переговоры с румынскими властями о переправе русских войск в Аккерман. В результате переговоров первым 28 января в Аккерман начал переправу Одесский Кадетский Корпус со всем преподавательским персоналом, переправа осуществлялась по льду. Накануне директор корпуса лично прибыл в Аккерман и от румынского коменданта получил разрешение на переправу (после того, как им была послана телеграмма румынской королеве Марии). В ходе переправы сначала дети благополучно были доставлены через лиман (10 верст) и, когда они уже приближались к бессарабскому берегу, вдруг начался обстрел детской колонны румынской артиллерией. Кадеты в испуге и недоумении остановились – среди них были раненые и контуженные. Не желая подвергать детей новой опасности, директор корпуса приказал кадетам вернуться в Овидиополь, а сам под прикрытием белого флага поехал в Аккерман для выяснения инцидента.
Обстрел детей произвел среди русских в Овидиополе удручающее впечатление.
Ночью прошел слух, что обстрел кадетов произошел по недоразумению, и что от румын все же удалось добиться разрешения на переправу. С утра бесконечные обозы стали спускаться по набережной Овидиополя, мимо них несколько раз проезжал автомобиль с румынским офицером, который любезным жестом приглашал беженцев на другой берег. Проверки документов шли очень медленно, и русские весь день простояли на льду, ожидая своей очереди. Когда стало темнеть, румыны заявили, что остальных они раньше утра пропустить не смогут. Тогда желающим переправиться пришлось ночевать на льду, под открытом небом, при сильном морозе и пронизывающем ветре. Особенно страдали больные (в большинстве сыпнотифозные), лежа на повозках без всякой защиты от холода. Всю ночь на льду стоял стон этих несчастных, умирающих от жажды, а помочь им было невозможно, поскольку нигде нельзя было достать питьевую воду. Всех поддерживала одна надежда, что румыны примут русских утром.
Однако утром всех ожидало горькое разочарование. С рассветом беженцы увидели неких людей, возвращающихся с румынского берега и, к немалому удивлению, они скоро узнали в них несчастных кадетов. «Нас выгнали румыны», – заявили дети. Оказалось, что румыны приняли детей, разместили их в местной гимназии, но в 11 часов вечера в здание гимназии вошел румынский отряд с пулеметами, и кадетам было предложено немедленно покинуть гимназию и вернуться в Овидиополь. Измученные двухдневными переходами дети заявили румынам, что они ни за что не уйдут, даже если их будут обстреливать. Тогда румыны в виде милости разрешили кадетам остаться в Аккермане до 6 часов утра.
Узнав о таком обращении румын с детьми, русские потеряли всякую надежду попасть в Аккерман и решили вернуться в Овидиополь. Пытавшиеся все же пробраться на бессарабский берег встречались румынской пограничной стражей пулеметным огнем.
Чем было вызвано такое отношение румын – неизвестно. По одной из версий в Аккермане из Бухареста была получена инструкция о том, чтобы никого, ни под каким видом, не пропускать через границу.
Тогда русскими было решено силой добиваться переправы через Днестр на румынскую территорию. В месте переправы располагалась румынская пулеметная команда, и «вначале румыны категорично отказались впустить нас. Когда же генерал Васильев заявил, что в таком случае будет вынужден переправиться с боями, они перепугались и разрешили переночевать в румынском селе. Настало утро рокового для нас 4 февраля. Ночью румыны предъявили начальнику отряда ультиматум очистить к восьми часам утра деревню и вернуться обратно за Днестр. С утра в деревне началась суматоха. Начальство растерялось и не давало никаких распоряжений. Никто не знал, что нужно делать: оставаться или уходить.
Так как к 8 утра деревня еще была занята отрядом, румыны открыли жесточайший огонь из 14 пулеметов, установленных на окружающих деревню высотах. Стреляли они отнюдь не в воздух, а целились весьма метко в людей, показывающихся на улицах. Сначала все попрятались, но вскоре начали выбегать на улицу отдельные люди и направляться на дорогу, по которой мы накануне вошли в село.
Примеру этих людей стали следовать и другие, и наконец по дороге двинулась громадная, обезумевшая от ужаса толпа мужчин, женщин и детей, желая спастись от огня румын, которым очевидно доставляло громадное удовольствие обстреливать несчастных, беззащитных, травимых людей.
Неприятная трескотня румынских пулеметов, стоны раненых и умирающих, отдельные выкрики людей, истерики женщин и плач детей – все это сливалось в какую-то дикую и кошмарную симфонию, которая у всех, кто ее слышал и кому было суждено пережить это ужасное утро, навсегда останется в ушах.
Приказание румынских властей было точно исполнено: отряд очистил деревню, оставив на улицах и дороге целый ряд убитых и много раненых. Храбрые румынские пулеметчики еще долго продолжали свою работу и обстреливали даже тех, которые приходили на помощь раненым»[3].
Так перед нами предстают исполнители преступных приказов, и это не единичный случай в условиях Первой мировой войны, в которой Румыния являлась союзницей России в борьбе с немцами. Еще большие преступления были ими совершены против жителей России во Второй мировой войне, когда Румыния была союзницей немцев.
Богат русский язык, но даже он не может отразить все чувства от совершенных злодеяний. Бог им судья, но и память русских людей не позволит забыть этих чудовищных преступлений.
[1] С французами – В. Майбородова. Архив русской революции. Т. 16. М. 1991.: «Терра». Л. 144-145, 148.
[2] Там же.
[3] Отступление от Одессы – Ф.Штеймана. Архив русской революции. Т. 2. М. 1991.: «Терра». Л. 87, 89, 91-95.