Аннотация
Всеподданнейшие отчеты отражают представления глав губернской администрации на ситуацию во вверенной им губернии, их проекты и предложения по проведению внутренней политики. В формате отчета губернатор имел возможность напрямую донести до императора и правительства свое видение решения проблемы, обратить на себя внимание по карьерным или чисто политическим соображениям. Это был, по всей видимости, единственный способ минимизировать бюрократические издержки прохождения обратной связи к центрам принятия политических решений. Очевидно, что для начальников белорусских губерний было практически неизбежным обращение к теме политики в области польского вопроса.
_________________________________________________________
Накануне политического кризиса 1905–1907 гг. для местных администраторов польский вопрос не находился на первом плане. Например, виленский губернатор К.К. Пален считал, что «польский элемент» в губернии представлен «остатком поселившихся здесь, после слияния Литвы с Польшей, наделенных поместьями крупных землевладельцев» [1, л. 45 об.]. При этом «окруженные чужими народностями», ослабленные политикой российского правительства после восстания 1863 г., «они ныне не чувствуют твердой почвы под ногами и с точки зрения управления уже не представляются опасными» [1, л. 45 об.]. Более того, опасаясь распространения социалистических идей и возможности революционных беспорядков, местные польские элиты «тяготеют к консервативным устоям» [1, л. 45 об.]. В свою очередь польская молодежь, получившая высшее образование в столице или Москве «склонна искать опору в правительственной власти» [1, л. 45 об.]. Гродненский губернатор кн. М.М. Осоргин вообще не уделил внимания польским политическим «сюжетам» в своем отчете за 1903. В свою очередь могилевский губернатор Н.М. Клингенберг также не придавал особого значения польскому фактору в управляемой им губернии, но совсем по другой причине. Он отметил, что последствия польского восстания 1863 г. «далеко не имели в ней того значения, как в губерниях северо-западных, и даже соседней Минской» [2, л. 96 об.-97]. В свою очередь «влияние же римско-католического духовенства, в смысле ополячения, не могло достигнуть сколько-нибудь заметных результатов, так как католиков насчитывается в губернии всего 3 % ее населения» [2, л. 97]. В своем отчете за следующий год начальник Могилевской губернии не посчитал нужным возвращаться к польскому вопросу.
Источник https://gwar.mil.ru
Тональность и содержание оценок во всеподданнейших отчетах меняется во время революционных беспорядков 1905-1907 гг., но происходит это лишь в Гродненской, Виленской и Минской губерниях. Так, гродненский губернатор Ф.А. Зейн в своем отчете за 1906 г. считал «польско-католический вопрос» одной «из весьма важных сторон местной жизни» [3, л. 20]. Он отметил, что поляки мечтающие о восстановлении независимости Польши «причисляют к числу исконных ее владений и Гродненскую губернию» [3, л. 20]. В этом им активно содействует «польское духовенство», которое «энергично работает над обострением националистических чувств среди народа» [3, л. 20]. В частности, во время церковных проповедей время от времени раздаются призывы, напоминающие обращения католического духовенства в эпоху польского восстания 1863 г. В качестве примера губернатор привел рождественскую проповедь ксендза Сонгина в Хорощанском костеле Белостокского уезда, во время которой он призывал прихожан по примеру их предков в 1863 г. идти за благословлением к пастырю перед борьбой за правое дело. Показательно, что наказанием за такую проповедь стал только перевод ксендза на другой приход. Много места губернатор уделил на страницах отчета описанию деятельности «нелегализованной конституционно-католической партии» под руководством виленского епископа фон Роппа. Их политическая программа, по мнению Ф.А. Зейна, была нацелена отвести «правительству лишь скромную роль верховного контроля» в крае. Вся деятельность римско-католической церкви «направлена к поднятию польского самосознания в католиках, к какой бы национальности они не принадлежали» [3, л. 309]. При этом губернатор признал эффективность этого активизма, заметив, что «польское самосознание проснулось, оно громко говорит о себе» [3, л. 309]. Примерами такого пробуждения, по словам губернатора, стал отказ посылать своих детей католиками в 17 народных школ, приговор 6 сельских общин об отказе выделения средств на содержание учебных заведений, попытки возвращения католической церкви храмов, переданных православным. Губернатор упомянул в своем отчете о переданных православной церкви еще в 1867 г. «развалинах недостроенного костельного здания» в Зельве, на которых планировалось возвести православный храм. Это известие привело к попыткам местных католиков силой не допустить постройку, что закончилось применением оружия стражей 2 января 1907 г.
Виленский губернатор Д.Н. Любимов, оценивая политическую ситуацию в губернии в 1907 г., отметил, что «польская национальность отличается изумительной устойчивостью и силой сопротивления всякой попытки денационализации». По мнению начальника губернии, поляки «не только не отказались, но едва ли когда и откажутся видеть в Литве и Белоруссии область, входящую исключительно в сферу польского влияния и польских культурно-экономических завоеваний, где интересы польской национальности должны быть предпочтены интересам общегосударственным» [4, л. 57]. Вместе с тем Д.Н. Любимов был одним из первых губернаторов Западного края, который в рамках отчета попытался наметить систему мер против польского господства. Еще в своем отчете за 1906 г. губернатор выдвинул идею о вытеснении польского языка из дополнительного богослужения белорусского и литовского населения. В свою очередь витебский и могилевский губернаторы практически не отражают в своих отчетах за 1906 г. проблем, связанных с польским фактором.
В своем всеподданнейшем отчете за 1907 г. минский губернатор Я.Е. Эрдели констатировал, что Манифеста 17 октября 1905 г. польскими элитами был «истолкован как способ к отторжению от России в особую автономную часть, а в отдаленной перспективе им уже мерещилась Польша от моря до моря» [5, л. 232]. В перспективе распространения на белорусские губернии органов земского самоуправления губернатор считал необходимым внести определенные коррективы в их будущее устройство. В противном случае земство попадет «в руки поляков, чуждых русской государственности», что «было бы не только посягательством на самые жизненные интересы русского населения, но могло бы угрожать общегосударственным интересам» [5, л. 232]. Однако губернатор настаивал на желательности участия «польских землевладельцев в земском самоуправлении» в силу их знакомства с реалиями края и «сосредоточения в их сословии интеллектуальных сил губернии» [5, л. 232 об.], но «в подчиненном состоянии» [5, л. 232]. В перспективе сотрудничество на почве местного самоуправлении может создать условия для польско-русского сближения, но только после корректировки выборного законодательства для обеспечения «равновесия между русской и польской народностями» [5, л. 232 об.].
В своем очередном отчете за 1908 г. виленский губернатора Д.Н. Любимов отметил, что введение по российскому образцу земского самоуправления в губернии невозможно до тех пор, пока «приходится мириться с положением, занятым польской народностью в Северо-Западном крае» [6, л. 70]. Изменить же это положение можно лишь политикой, нацеленной на увеличение русского землевладения в крае. Следует отметить, что губернатор скептически оценивал результаты проводившейся после восстания 1863 г. политики по снижению процента польской земельной собственности. По его словам, «русские владельцы новоприобретенных земель не осели на них и, в громадном большинстве случаев, допускали хищническую эксплуатацию своих имений, отдачу их в аренду лицам, за коими скрывались те, кому приобретение здесь имений было воспрещено, прикрытие своим именем недозволенных законом сделок и т.п» [6, л. 70]. По этой причине земельная собственность должна приобретаться без каких-либо льгот или раздач исключительно лицами, которые вкладывают в нее свой труд и капитал. Любимов предлагал расширять слой «среднего русского землевладения», используя кредитную линию Крестьянского и Дворянского земельного банков и выделяя ссуды по всесословному принципу. Со временем это позволило бы сформировать «кадры русских деятелей в будущих дворянских и земских учреждениях края осужденных пока оставаться всецело в польских руках» [6, л. 72]. Комментируя учреждение и регистрацию в конце 1907 г. в Вильно польского просветительского общества «Освята», Любимов отметил, что вопреки уставным целям, общественное объединение показало себя «узкопартийной польской националистической организацией» [6, л. 77], целью которой была «пропаганда польских национальных идей среди белорусского и отчасти литовского населения губернии» [6, л. 77]. Вследствие такой политической ориентации после нескольких отступлений от уставной деятельности губернатор распорядился о закрытии данного общественного объединения. Однако больше всего места губернатор уделил проблеме деполонизации римско-католической церкви, обоснованию мер, направленных на устранение ситуации, при которой местный католический клир привык «рассматривать себя, как оплот польщизны в этом крае» [6, л. 72 об.]. Главным средством для постепенного изменения сложившегося положения губернатор считал кардинальную реформу римско-католических учебных заведений в империи: от переноса семинарии в центральные губернии России до полного перевода обучения на русский язык за исключением литургического языка католической церкви и пересмотра содержания учебных программ.
Именно с польской проблемы начинает свой всеподданнейший отчет за 1910 г. гродненский губернатор В.М. Борзенко. Источник конфликтов на национальной и религиозной почве в губернии «происходит от яростной атаки, направляемой фанатическим польским римско-католическим духовенством на русскую народность и православную веру» [7, л. 31]. При этом речь идет о целенаправленной политике полонизации «по строго обдуманной и разработанной программе», на первом этапе которой предусматривается агрессивное миссионерство среди православных с целью перехода последних в католичество, а на втором – стирание таких признаков как «русский разговорный язык и стремление к русской культуре, к русской грамоте» [7, л. 31]. Способами достижения этой цели являются негласные запреты детям-католикам посещать народные и церковно-приходские школы, требование преподавания Закона Божия католикам исключительно на польском и подготовка к первому причастию. В этой связи губернатор В.М. Борзенко ходатайствовал перед императором Николаем II о передаче школьному руководству права определять язык для обучения, в том числе и основ веры. Однако разрешить вопрос, по мнению губернатора, удалось бы только оздоровив «самый дух этого духовенства, пока для подготовки будущих ксендзов, взамен нынешних архипольских римско-католических семинарий, не будет создана школа, способная дать, вместо воспитанных в узко-фанатичном польском духе ксендзов, русское римско-католическое духовенство, смолоду воспитанное в любви к России» [7, л. 32 об.]. Поскольку подобная трансформация настроений католических священников является делом достаточно длительным, то в текущих условиях самой рациональной политикой стало бы «скупое отношение к разрешению построек новых костелов» и применение «строгих репрессий» [7, л. 32 об.] против священников, которые вместо пастырской деятельности, занимаются политической пропагандой.
Для минского губернатора А.Ф. Гирса в 1913 г. было очевидно, что поляки составляют «крупный, культурный, сильный своею сплоченностью землевладельческий класс и мелкую шляхту, владеющую небольшими участками земли и недвижимостью в городах» [8, л. 365 об.]. По мнению Гирса, основными инструментами по поддержанию польского влияния в крае являлись «помещичья усадьба, польский костел и тайная польская школа» [8, л. 365 об.]. Так, дворянские гнезда местных польских помещиков в глазах главы местной администрации являлись «средоточием польской культуры, старошляхетских польских традиций, вечного недовольства русскою властью и русской государственностью, вечного протеста против этой власти, вылившегося в 1830 и 1863 годах в открытые восстания» [8, л. 366]. Если открытые вооруженные восстания рассматривались губернатором как безопасные для территориальной целостности и прочности власти по причине безусловной лояльности большинства населения к империи, то в начале XX в. «польские помещики края поняли, что пока в душе местного белорусского населения будет прочно держаться исторически доказанная преданность престолу и отечеству» надеяться на реставрацию Речи Посполитой не приходится. Именно поэтому они полностью изменили тактику своей политики, главной целью которой являлось стремление «уничтожить в душе белорусского крестьянина его верноподданнические чувства, сделать его врагом русского государства». Только после этого можно было настроить «население не против себя, как в 1863 году, а за собою, на своей стороне» [8, л 366 об.]. Проблема заключалась в том, что в новых условиях вся эта деятельность стала проводиться «под флагом культуры и с внешней стороны, в некоторых своих открытых проявлениях, представляется совершенно легальною» [8, л 366 об.]. Опираясь на экономические основания и преимущества в овладении передовыми методами ведения хозяйства, находясь в тесном союзе с католической церковью, польский общественно-политический активизм был трудноуловим для политического и административного контроля со стороны властей «в виду разбросанности и захолустности многих польских усадеб» [8, л 366 об.]. Гирсом была разработана программа по противодействию польскому землевладению. Основная ее суть сводилась к увеличению доли русского землевладения в крае за счет предоставления льготных кредитов православному духовенству, чиновничеству, сельскому учительству на приобретение земельной собственности. Специфика положения католической церкви в белорусских губерниях заключалась в том, что «задачи католической церкви в Северо-Западном крае столь крепко сплелись с противогосударственной польской пропагандой, что почти вытеснили ее чистые божественные стремления» [8, л. 368]. Именно поэтому губернатор был сторонником деполонизации католической церкви путем перевода дополнительного богослужения на белорусские диалекты или русский язык. Помимо этого, он настаивал на изучении основ веры для католиков в начальных и средних учебных заведениях исключительно на русском языке, а также предлагал реформировать систему духовного католического образования. Вместе с тем в католические приходы, по его мнению, следовало назначать исключительно белорусских или литовских священнослужителей. В свою очередь пока католический клир не откажется от «польских фанатиков, притязающих на неотъемлемое русское достояние», местные власти будут «с особой осторожностью относиться к каждому ходатайству католиков о постройке костела или каплицы, ибо она достаточно убедилась, что наши римско-католические храмы служат не только Слову Божию, но также и опасной для Отечества польской пропаганде» [8, л. 370 об.]. Наконец, достаточно убежденно губернатор противодействовал тайным польским школам, учреждаемых католическими священниками при финансовой поддержке поместного дворянства. Если 3 апреля 1892 г. был принят закон, налагающий за нелегальное обучение штраф в 300 руб. или трехмесячный арест, то в 1906 г. он был отменен, что привело к появлению по городам и особенно в сельской местности «множество польских начальных школ» [8, л. 371]. Только в условиях Положения о чрезвычайной охране прошли массовые аресты нелегальных учителей, но после отмены чрезвычайного положения администрация оказалась бессильна против этих педагогических инициатив. По законодательству того времени за открытие школы «без ведома власти» и учительство налагался по суду штраф в размере всего-навсего 5 руб. Предел этой деятельности губернатор попытался поставить с помощью обязательного постановления от 20 января 1911 г., согласно которому за нелегальную учительскую деятельность назначался штраф в 500 руб. или трехмесячный арест.
Таким образом, отдельные губернаторы (Любимов, Гирс, Борзенко) не только констатировали развитие польского национального движения в пределах губернии, но предлагали систему мер по борьбе с польским влиянием или отдельные предложения. Заметно меньше внимания польскому вопросу уделяли начальники Могилевской и Витебской губерний. Интересно, что все губернаторы тесно увязывали польский национализм и деятельность римско-католической церкви, которая в условиях края исполняла роль национальной польской церкви, стремящейся расширить свою паству не столько путем христианского миссионерства, сколько политической национальной пропаганды. Показательно, что все губернаторы исключали путь массовых репрессий и насильственной ассимиляции по отношению к польской национальной общности, но оставались в своих проектах преимущественно в пределах строгой легальности и мер, которые можно с современной точки зрения обозначить как политический менеджмент.
Ирония истории при разрешении польского вопроса в белорусских губерниях в начале XX в. заключалась, по нашему мнению, в том, что «польский узел» разрубила революция 1917 г., уничтожившая российское государство, против политики которого боролась римско-католическая церковь и местное польские элиты. Не ограничивая себя какими-либо правовыми рамками, советская власть фактически уничтожила экономическую основу польского влияния в крае – поместное и частное землевладение, а деятельность римско-католической церкви в БССР до 1939 г. «фактычна была спынена» [9, с. 192], в том числе путем репрессий против католического клира.
- РГИА. Ф. 1263. Оп. 2. Д. 5751а.
- РГИА. Ф. 1263. Оп. 2. Д. 5729.
- РГИА. Ф. 1263. Оп. 4. Д. 51.
- РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 82.
- РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 94.
- РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 124.
- РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 485.
- РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 363.
- Канфесіі на Беларусі (к. ст.) / В.В. Грыгор’ева, У.М. Завальнюк, У.І. Навіцкі, А.М. Філатава; навук. Рэд. У.І. Навіцкі. – Мн.: ВП “Экаперспектыва”, 1998. – 340 с.
