Кроме антирусского направления листовка несла в себе еще и антиправославное. Причем отношение к Православию было достаточно радикальным. Униатская карта разыгрывалась достаточно осознанно. Повстанцы хотели найти как можно больше отличий между населением Северо-Западного края и центральных российских губерний. А поскольку у великорусов и большей части белорусов была одна общая вера – православие, то нужно было создать определенную оппозицию, чтобы разграничить крестьян на «своих», то есть неправославных, и «чужих».
В «Мужицкой правде» православие подвергается не только критике, но и откровенным нападкам и оскорблениям. Судя по всему, авторы не очень хорошо представляли, как логически можно объяснить свой призыв к белорусским крестьянам о переходе их в униатство, поэтому решили попросту скомпрометировать православие путем навешивания на него различных негативных ярлыков. В листовке православие называется схизмой и собачьей верой, всем православным авторы угрожали вечными мучениями на том свете[1].
Листовка пыталась играть на религиозных чувствах крестьян, поскольку крестьянство являлось достаточно религиозным слоем населения. Интересен факт, что листовка печаталась на гродненском диалекте, а предназначена была для крестьян Восточной и Центральной Белоруссии, поскольку призывы переходить в униатство касались православного населения, а Гродненщина была в основном католической. Это еще один момент, который подтверждает то, что крестьяне не воспринимали «Мужицкую правду» как «свою» листовку, написанную крестьянином.
Примечательно, что в «Мужицкой правде» нет ни одного упоминания о католиках. Складывается ощущение, что среди крестьян их вообще на территории Белоруссии не существовало. Это еще одно доказательство антиправославной и антирусской направленности листовки, поскольку католики, по мнению руководителей восстания, должны были априори поддерживать восстановление католической Польши, поэтому к ним не было смысла обращаться с призывами переходить в греко-католицизм. Опять же из данного расклада становится ясно, что ни о каком этнонациональном самоопределении белорусских крестьян речи не шло, так как агитация предназначалась только для белорусов-православных, а белорусы-католики могли спокойно оставаться католиками, хотя если белорус должен был быть униатом, то католические крестьяне-белорусы по логике вещей также обязаны были бы перейти в униатство.
«Мужицкая правда» нападает на православие, в то время как подавляющая часть белорусских крестьян являлись православными. Конечно, часть из них в недавнем прошлом были униатами, но с того момента прошло уже более 20 лет. Молодое поколение крестьян не переживало опыта перехода в другую веру. Оно могло судить об униатстве лишь по рассказам старших, поэтому белорусская крестьянская молодежь не несла в себе идею возвращения непонятной для нее и не утерянной ей униатской веры. В восстании же в основном принимала участие молодежь, что дало повод дореволюционному исследователю А.И. Миловидову называть восстание 1863 – 1864 гг. «мятежом детей»[2]. Для крестьянской молодежи 60‑х гг. XIX в. униатство не несло сакрального смысла и не являлось той идеей, к возвращению которой нужно было стремиться. Именно поэтому антиправославная агитация не имела под собой серьезной почвы и была скорее наивной попыткой сплотить будущих польских подданных в единый монолит с помощью религии. Причем исходя из соображений польского повстанческого руководства с православием нужно было бороться жесткими методами, поскольку в случае возрождения Польши православная Россия постоянно бы имела среди ее православных подданных своих союзников, что создавало бы проблемы сепаратистских движений и давало бы возможность вмешиваться во внутренние дела под знаменем защиты единоверного населения, что уже произошло в конце XVIII в. и вылилось в разделы Первой Речи Посполитой между соседними государствами. Страх возможности антигосударственных движений в будущей Речи Посполитой со стороны православного населения объяснялся и тем, что представители польско-католических кругов постоянно занимались этим в составе Российской Империи и, судя по всему, представляли любое сепаратистское движение именно в таком ключе.
Авторы «Мужицкой правды» исходили из своих идеологических соображений и были уверены, что такими же категориями должны мыслить и крестьяне, к которым были обращены их послания. Они пытались связать социальный статус крестьянина с исповедованием униатства. По их маркировке лишь крестьянин-униат был законным жителем края, кроме того, этот крестьянин должен был с ненавистью относиться к великорусам. Только такое поведение давало возможность вернуть Польшу, которая, по утверждению авторов «Мужицкой правды», была самым идеальным местом существования крестьян.
Под именем Яськи-гаспадара из-под Вильно известен еще один документ – его «Письмо Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской», написанное на белорусском говоре и распространяемое в пределах Белоруссии. Письмо выдержано в той же стилистике, что «Мужицкая правда», но более конкретно определяет политические предпочтения автора (или авторов). В нём четко прописано то, что население Белоруссии живет на польской земле, ест польский хлеб и является поляками [3]. Исходя из подписи и особенностей печатного слова, одним из предполагаемых авторов может быть К. Калиновский. Однако историк Г.В. Киселев утверждает, что авторство К. Калиновского сомнительно, поскольку тот не мог исповедовать подобные мысли. Других весомых доказательств того, что К. Калиновский не писал это воззвание, нет. Однако реальный К. Калиновский как раз исповедовал взгляды, подобные тем, которые содержались в «Письме Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской». Вымешенному же белорусскому мифическому Кастусю Калиновскому пропаганда и обслуживавшая её историческая наука приписала белорусские националистические взгляды. Именно взглядам вымышленного К. Калиновского не соответствовало «Письмо Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской», реальный К. Калиновский вполне мог быть его автором.
Судя по печати на сохранившемся «Письме Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской», оно было напечатано в варшавской типографии. Произошло это летом 1863 г. В этот же период вышел седьмой номер «Мужицкой правды», который был написан не на гродненском, а на брестском диалекте. Там заявлены идеи определенного отличия Белоруссии от этнической Польши, чего не было в предыдущих выпусках листовки. Кроме того, само расположение текста на странице отличалось от предыдущих номеров «Мужицкой правды». На основании этого можно утверждать, что седьмой номер газеты мог готовить не К. Калиновский, а кто-то другой. Если учесть, что «Письмо Яськи-гаспадара к мужикам земли Польской» вышло в это же время, то его выход можно рассматривать как реакцию К. Калиновского (или его искренних сторонников) на седьмой номер «Мужицкой правды», подготовленный оппонентами К. Калиновского из повстанческой среды. Тем более что Центральный Национальный комитет к тому времени признал К. Калиновского как руководителя восстанием в Северо-Западном крае, поэтому у амбициозного двадцатишестилетнего диктатора уже не было резона вступать в конфликт с варшавским руководством. Авторство К. Калиновского (или кого-то из его близкого окружения, разделявшего его взгляды) «Письма к мужикам земли польской» подтверждает и тот факт, что в первых шести выпусках «Мужицкой правды» хотя и не столь явно, но прослеживается такое же наполнение, что и в «Письме Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской». Например, в «Мужицкой правде» нет ни одного упоминания ни о белорусах, ни о литвинах, но постоянно подчеркивается, как хорошо крестьяне жили в период существования Первой Речи Посполитой, что именно польские короли заботились о своих подданных, не эксплуатировали крестьян. Примерно те же слова можно найти и в письме польским мужикам.
Вызывает интерес, что в «Письме Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской» к крестьянам апеллируют не только как к бывшим униатам, но, в первую очередь, как к нынешним полякам. Неэффективность антиправославной пропаганды стала достаточно понятна, поэтому пришлось взывать к «этническим корням», убеждать, что белорусские крестьяне – поляки. Убеждение строилось на достаточно простой логике: «по польской земле ходим, польский хлеб едим», то есть автор «Письма … к мужикам земли польской», считал белорусские земли польскими, что полностью не соответствует тому образу повстанца ‒ белорусского национального героя, который создала из участников польского восстания 1863 – 1864 гг. белорусская историческая школа. Эта не имеющая под собой серьезного фактического основания идея продолжает циркулировать в среде белорусских, а также части зарубежных историков и поныне.
Последним белорусскоязычным произведением К. Калиновского стали так называемые «Письма из-под виселицы», где он выступает как Яська-гаспадар, попавший в тюрьму и готовящийся к казни [4]. «Яська-гаспадар» прощался с крестьянами, призывая их к распространению образования и борьбе против великорусов и православия. Белорусский язык данного послания, судя по всему, можно объяснить лишь тем, что шляхта, начавшая с прибытием в Вильно М.Н. Муравьева верноподданническую кампанию, разочаровала и так не жаловавшего ее диктатора Литвы и Белоруссии, который свято продолжал верить, что единственной социальной группой, которую можно заставить жить по «правильным» идеям, было крестьянство. Возможно, это было лишь желание создать эффект последнего жеста и остаться в памяти народа. Однако этого не случилось, и белорусское общественное мнение начало воспринимать К. Калиновского своим «героем» лишь после долгой работы белорусских сепаратистов по созданию позитивного образа польского повстанца и части его белорусскоязычного печатного наследия.
[1] Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861 – 1862 гг. М.: Наука, 1964. С. 124-133.
[2] Гулюк М.А. Дореволюционная историография о правительственной политике по подготовке педагогических кадров в Виленском учебном округе (вторая половина XIX – начало ХХ в.) // Сучасныя праблемы гістарыяграфіі гісторыі: Матэрыялы рэспубліканская навукова-практычная канферэнцыі. У 3 ч. Ч. 1. Мінск: БДПУ ім. М. Танка, 2003. С. 228
[3] Каліноўскі К. За нашу вольнасць. Творы, дакументы. Мінск: Беларускі кнігазбор,1999. С. 241-242.
[4] Московский исследователь А.Р. Дюков обратил внимание, что «Письма из-под виселицы» написаны К. Калиновским не в тюрьме, как предполагалось ранее, а в конце 1863 г. Арест же произошёл в начале 1864 г.
