Область исторического знания уже давно стала сферой различных спекуляций. Будь то государственные или партийные деятели, идеологические работники или просто писатели, зарабатывающие на производстве «сенсаций» и обнаружении «исторических тайн», всякий раз из событий прошлого каждый озвучивает нужное для своих целей и умалчивает о том, что этим целям не соответствует. Этот выборочный метод хорошо известен, от него не вполне свободны даже профессиональные историки, посвятившие свою жизнь историческим исследованиям. Однако история ни как научное занятие, ни как учебная дисциплина не должна превращаться в прислужницу партийных интересов, политической конъюнктуры или идеологии. Этого можно достичь, в частности, повышая культуру исторического чтения, развивая вкус к исторической литературе высокой пробы.
В связи с поставленной задачей, хотелось бы обратиться к такому сюжету, который далеко не всегда освещается в пособиях по истории, рассчитанных на широкую читательскую аудиторию в России и Белоруссии. А именно, для чего изучается и пишется история вообще, почему есть государственная концепция отечественной истории, обязательные учебные программы, и вместе с тем циркулируют альтернативные версии, мифологемы, их разоблачения и новые «тайные истории»? Начиная с 1980-х гг. этим вопросам посвящаются специальные исследования в Германии, Франции, Великобритании и США. На конструктивистский характер исторического знания здесь обращают внимание уже со школьной скамьи, когда в соответствующих учебниках и пособиях появляются пункты, где разбираются предвзятость, ангажированность и пропаганда в исторической литературе. Конечно, наличие таких объяснений не исключает само существование книг и статей, обусловленных той или иной конъюнктурой, но с их помощью юный читатель готовится к информационным атакам, учится мыслить критически, рассуждая, что не каждому печатному слову нужно верить.
В самом деле, изучение истории как учебной дисциплины происходит в определенном социальном контексте, почему принято говорить о культуре исторического мышления (нем. Geschichtskultur). Этому феномену даются различные определения: «формы представления прошлого в настоящем» (В. Хардтвиг), «практическая артикуляция исторического сознания в жизни общества» (Й. Рюзен), «способ, с помощью которого общество обращается с прошлым и своей историей» (Г. Пандель). Действительно, школьная программа предписывает, что должен знать и уметь ученик, на каких принципах основывается историческая дидактика (например, патриотизм, объективность, системность и др.). При этом сочетаются объяснения событий прошлого, понимание настоящего и ожидания будущего. Обучение истории всегда имеет направленный, заданный, социально-обусловленный характер. Для этого предназначены учебные планы и пособия, на это работают университеты и музеи, той же цели служат различные культурные мероприятия в дни государственных праздников. Так прививается эстетическое воспитание, дается политическая ориентация и развивается познавательный интерес. Государственная польза здесь очевидна: обучение истории должно способствовать поддержанию определенного социального порядка.
Впрочем, излишняя «стандартизация» исторического знания может иметь и свои крайности, как впрочем, и излишняя «либерализация». Обсуждение этой проблемы привело к появлению нескольких открытых обращений вроде французского Appel de Blois (2008 г.), где, между прочим, говорится: «История не должна быть рабой текущей политики и не может писаться по заданию конкурирующих форм [исторической] памяти. В свободном государстве нет никакой политической силы, у которой есть право определять историческую правду и ограничивать свободу историка угрозой наказания». Декларативные заявления, временами звучащие в Европе, производят двойственное впечатление, но, как говорится, сейчас не об этом.
Здесь важно то, что наряду с официально поддерживаемой и нормированной культурой исторического мышления в обществе существуют конкурирующие формы исторической памяти (нем. Erinnerungskultur). Это перенесенные в прошлое ожидания будущего у различных социальных групп (будь то политические партии, религиозные или этнические меньшинства). Тут открытое поле для произрастания исторических мифов всевозможной направленности от социального утопизма до национализма. Здесь главенствует принцип: история, которую мы хотим. Историческая память в таком контексте также обставляется своими датами, именами, событиями, знаковыми местами. Есть свои празднования, ритуалы и символика. В отличие от культуры исторического мышления, ориентированной на понимание, историческая память пробуждает коллективное бессознательное, обращается не к разуму, а к чувствам, эмоциональной сфере. Зачастую происходит отождествление себя нынешнего и героев прошлого. Смешение прошлого, настоящего и будущего вообще отличает стихийно появляющиеся формы исторической памяти. Здесь важна коммуникативная, объединяющая функция памяти: мы едины, потому что у нас общее прошлое. Например, это «мы победили монголов при Синих Водах», «мы разбили крестоносцев при Грюнвальде», «мы поразили москалей в битве под Оршей». Однако люди прошлого были совсем другие «мы» со своими характерными представлениями об этнической или конфессиональной принадлежности…
Почему наряду с историей официальной, которую «должно знать», имеются конкурирующие интерпретации истории, которую «мы хотим знать»? Это обусловлено наличием недовольных современным положением дел и их стремлением найти опору для надежд на перемены в будущем. Воспоминание есть всегда активный процесс форматирования прошлого. Нормы и ценности, важные для представлений о будущем у той или иной социальной группы, закрепляются с помощью «уроков истории». Стремясь популяризовать их, группа добивается официального одобрения своих исторических представлений и внедрения своих взглядов в учебный процесс. Появление различных «национальных исторических концепций» отечественной истории в государствах на постсоветском пространстве характерный тому пример.
Таким образом, при изучении истории следует различать событийную сторону, которую хочется осмыслить, связать воедино и понять, и избирательную особенность исторической памяти, актуализировать то, что обусловлено сегодняшними переживаниями и планами на будущее. В истории познает себя не только каждый человек, но и общество в целом. Этот сложный процесс самопознания, состоящий из переплетения интересов общих и частных, государственных и партийных, определяет общий уровень культуры исторического мышления. Своеобразным мерилом этой культуры является умение критически читать книги по истории, чтобы отделять серьезное сочинение от пропагандистской литературы. Где тот или иной автор сообщает факты, а где высказывает только свое отношение к фактам, и почему частное мнение не нужно путать с действительностью. Собственно, для того, чтобы хорошо разбираться в истории, нужно почаще задаваться вопросом, как и для чего она пишется.
