Аннотация. Статья представляет собой рецензию на монографию Л. Белея о современном русинском этнополитическом движении. Выявлены и проанализированы дискуссионные и ошибочные утверждения автора, который в своей критике русинских активистов не брезговал манипулятивными интерпретациями отдельных фактов.
_________________________________________________________
В этнополитологии существует несколько базовых подходов к пониманию природы этносов и наций. Сторонники эссенциализма заявляют о сугубо биологическом (кровно-генетическом) происхождении этносов, примордиалисты обращают внимание на устойчивость и преемственность объективных этнических признаков (этнонимы, мифы об общем происхождении, язык, пищевые и эстетические представления и др.) и декларируют тезис об «изначальности», первичности этничности. Конструктивисты интерпретируют нацию или этническую общность как социальный конструкт – воображаемые сообщества, порождения культуры. Сторонник данного подхода английский антрополог Б. Андерсон в своей знаменитой работе «Воображаемые сообщества» описал процесс формирования наций и национальной идентичности как результат сознательного действия элит (создание литературных языков и национальной литературы, прессы, страноведческих карт, музеев истории, национальной школы, проведение переписей населения и др.). Еще одним подходом к пониманию этничности является инструментализм (некоторые авторы считают его не отдельной концепцией, а разновидностью конструктивизма). Суть данного подхода заключается в том, что этнос и этничность – это своеобразный инструмент или ресурс, используемый отдельными индивидами, социальными группами, различными элитами в борьбе за свое благосостояние, статус, власть. Конституирование этнической группы, формирование ее коллективного сознания происходит не потому, что ее члены испытывают по отношению друг к другу врожденную неприязнь, а потому, что это политически выгодно.
Монографию известного украинского лингвиста и антрополога, ярого борца с русинским этнополитическим движением Л. Белея (1962–2018 гг.) «“Русинский” сепаратизм: нациестроительство in vitro» [1] трудно однозначно отнести к одному из указанных подходов. Сложно в полной мере согласиться с мнением известного российского ученого П.В. Осколкова, который в своей работе «Очерки по этнополитологии» обратил внимание читателей на работу Л. Белея как на пример радикального конструктивизма. По мнению российского специалиста, Л. Белей рассматривал формирование русинской идентичности как процесс конструирования и инструментального использования политических мифов [2, с. 126].
Действительно, Л. Белей рассматривал русинское этнополитическое движение, зародившееся в Советской Украине и в странах Центральной Европы (Чехословакия, Венгрия, Румыния, Югославия) на рубеже 1980-х – 1990-х гг., с позиций радикального конструктивизма и инструментализма. Логика профессионального исследования требует последовательности в использовании данного подхода и при характеристике сложных процессов украинского нациестроительства. Подобной последовательности в монографии Л. Белея нет: украинский этнос рассматривается как некая изначальная и «единственно правильная» культурная стихия, все отклонения от которой (в том числе русинское этнополитическое движение) являются результатом исключительно «злонамеренной деятельности» внешних сил (Москвы, которая хочет не допустить консолидации украинской нации; региональных элит Закарпатской области, которые хотят с помощью разыгрывания «русинской карты» увеличить собственный политический капитал; властей центральноевропейских государств, которым выгодно иметь «карманное» русинское меньшинство, лишенное ирредентистских настроений).
Безусловно, факты и выводы, представленные в работе Л. Белея, заслуживают внимания и отражают некоторые аспекты действительности, однако явно упрощают и стереотипизируют их. Можно согласиться с тезисами автора о том, что власти Венгерского королевства (начало ХХ в.) и особенно хортистской Венгрии (1938–1944 гг.) поддерживали тех представителей интеллигенции, которые отстаивали тезис о существовании отдельного русинского народа. Недопущение участия местного населения в «широких» русофильском и украинофильском национально-культурных движениях рассматривалось венгерской элитой как путь к последующей ассимиляции восточнославянского населения Подкарпатья. Л. Белей приводит любопытные данные о том, что в середине 1950-х гг. отдельные советские этнографы (например, директор Института этнографии им. Н. Миклухо-Маклая Академии наук СССР Л. Потапов) утверждали, что восточные районы Чехословакии заселены не украинцами, а отдельным народом – русинами [1, с. 108–109]. Можно согласиться с доводами автора о том, что некоторые представители региональных элит Закарпатской области заигрывали с активистами русинского движения с целью получения политических дивидендов (в качестве примера Л. Белей приводит соответствующую деятельность известного украинского политика В. Балоги и его родственников) [1, с. 91–95]. Не вызывает возражений довод автора о том, что в конструировании русинской идентичности ключевую роль сыграла лингвистическая деятельность активистов движения (попытки создания русинского литературного языка, максимально отличающегося от украинского языка) и создание собственного исторического нарратива с не всегда однозначной трактовкой событий прошлого (особое внимание Л. Белей уделил творчеству патриарха русинской историографии П.Р. Магочи) [1, с. 175–276].
Логичным было бы сделать следующий шаг и признать, что в процессе формирования украинской нации можно проследить многие из тенденций, выявленных Л. Белеем при анализе русинского этнополитического движения. Общеизвестно, например, что украинское движение в Галиции активно поддерживалось властями Австро-Венгрии накануне и в период Первой мировой войны. Апелляция к культурной самобытности региона, к которой прибегали чиновники Закарпатской области с целью усиления своих политических позиций, имеет прямые аналогии в советском прошлом (в том числе на Украине). Весьма удачно данный процесс описал в одной из своих работ российский историк А.В. Марчуков: «Примером увязывания вопроса о правах республик с национально-культурной составляющей служит курс первого секретаря ЦК КПУ П. Шелеста. Он не мыслил Украины вне СССР, но при этом выступал за ее более широкую самостоятельность, прежде всего в экономике. Апелляция к этнокультурной специфике выступала как доказательство законности требований о необходимости соблюдения и расширения республиканского суверенитета. А стремление к более широкой самостоятельности проистекало из повышенного внимания Шелеста к национальному вопросу (положению украинского языка, состоянию украинской культуры и т.п.)» [3, с. 248].
В работе Л. Белея встречаются спорные и откровенно ошибочные утверждения. В частности, всех мыслителей, которые относили закарпатские говоры к малороссийскому наречию, автор трактует как сторонников украинской национальной идеи, что, естественно, было не так. Например, вызывает большие сомнения правомерность отнесения автора «Грамматики языка славяно-русского или старославянского и говора малорусского, который и теперь живой в Карпатах» (1830 г.) М. Лучкая к «предтечам украинства» [1, с. 19]. Во введении к данной Грамматике М. Лучкай прямо заявлял, что литературный язык не мог быть приближен к живому языку окрестных сёл. По мнению М. Лучкая, «совсем простой» язык был непригоден для изучения философских и религиозных текстов, а церковнославянский язык в Подкарпатской Руси был понятен не всем. В результате М. Лучкая предлагал пользоваться «языком средним» [4, c. 109], который совмещал в себе элементы русского литературного и церковнославянского языков с широким использованием местных диалектов. Как видим, никаких отсылок к украинской природе русинов Подкарпатья в рассуждениях М. Лучкая нет.
Л. Белей не упоминает о том, что власти межвоенной Чехословакии (особенно в 1920-е гг.) сознательно поддерживали сторонников только что зародившегося тогда украинофильского движения, рассматривая их как инструмент давления на соседнюю Польшу, для которой украинский вопрос являлся одним из наиболее болезненных факторов внутренней политики. Данный процесс детально охарактеризовал К.В. Шевченко в своей фундированной монографии «Славянская Атлантида» [5], которая, как и многочисленные статьи данного историка, была проигнорирована Л. Белеем. «Триумф» Украинского национального объединения на выборах в автономный парламент Карпатской Украины в феврале 1939 г. (в условиях фактической агонии чехословацкой государственности), описанный автором рецензируемой работы [1, с. 65], в реальности был весьма сомнительным: «выборы» проходили на безальтернативной основе, в условиях запрета русофильских политических сил, открытого запугивания избирателей и террора со стороны парамилитарной проукраинской организации «Карпатская Сечь» [6]. Л. Белей отвергает тот очевидный факт, что русинское население Подкарпатья в директивном порядке было объявлено украинским только после присоединения региона к СССР в 1945 г. Автор утверждает недопустимость отождествления украинизации с советизацией (хотя в данном случае эти процессы были связаны друг с другом самым тесным образом), в качестве довольно сомнительного довода утверждает, что в первые годы советской власти были репрессированы исключительно сторонники идеи украинской национально-культурной идентичности жителей Подкарпатья [1, с. 202–203]. Жертвами репрессий в первые послевоенные годы стали также и влиятельнейшие русофильские политики (А. Бродий, С. Фенцик), один из крупнейших русинофилов А. Ильницкий и др. В перечень репрессированных «сознательных украинцев», приведенный Л. Белеем, включен И. Ковач – последовательный и сознательный русофил.
Л. Белей для «разоблачения» своих оппонентов из числа активистов русинского движения зачастую приводил сомнительные исторические и лингвистические доводы, призванные доказать искусственность данного явления современной этнополитики. При этом украинская нация рассматривалась автором с примордиалистских (если не с эссенциалистских) позиций. Такой странный эклектизм оказал очевидное негативное влияние на качество данного научного исследования.
Литература
1. Белей Л.О. «Русинський» сепаратизм: націєтворення in vitro. Київ: Темпора, 2017. 392 с.
2. Осколков П.В. Очерки по этнополитологии: монография. М.: Аспект Пресс, 2021. 176 с.
3. Марчуков А.В. Советские этноэлиты и этноинтеллигенции: социальный аспект национального вопроса (1960-е – первая половина 1980-х гг.) // История народов России в исследованиях и документах. – 2023. – Вып. 10. – С. 231–258.
4. Лучкай М. Церковные беседы // Письменность и литературные языки Карпатской Руси / вст. ст., тексты, коммент. А.Д. Дуличенко. – Ужгород, 2008. – С. 109–112.
5. Шевченко К.В. Славянская Атлантида. Карпатская Русь и руси-ны в XIX – первой половине ХХ в. М.: Regnum, 2011. 414 с.
6. Казак О. Русофилы Подкарпатской Руси в период существования Второй Чехословацкой Республики (1938–1939 гг.). URL: https://naukaverakuljtura.com/%d1%80%d1%83%d1%81%d0%be%d1%84%d0%b8%d0%bb%d1%8b-%d0%bf%d0%be%d0%b4%d0%ba%d0%b0%d1%80%d0%bf%d0%b0%d1%82%d1%81%d0%ba%d0%be%d0%b9-%d1%80%d1%83%d1%81%d0%b8-%d0%b2-%d0%bf%d0%b5%d1%80%d0%b8%d0%be%d0%b4/ (дата обращения: 08.01.2024).
