Клир униатский во многих правовых актах Российской империи от времени разделов рассматривался как часть духовенства католического. Например, уже при организации епархиального управления на присоединенных территориях в 1772 г. императорским указом предписывалось подавать апелляции на решение католических и униатских епископов в лифляндскую юстиц-коллегию, которая прежде ведала дела только католической (латинского обряда) иерархии и протестантских общин[1]. Точно так же трактовалось правило подчинения униатских монахов своим епископам (как вообще всем католическим монахам), почему за непокорность своему архиепископу Ираклию Лисовскому за границу были высланы в 1793 г. два игумена[2].
Особенностью конфессиональной политики самодержавия были колебания в вопросе о судьбе унии. С одной стороны, конфессиональная близость униатов Православию давала надежду на их возвращение, что поощрялось как переход в господствующее вероисповедание в 1781–1784 гг. в 1794–1796 гг., а с другой – официально гарантировалась свобода веры для неправославных церквей. В последнем случае униаты рассматривались как форма католического вероисповедания, но поскольку его разделение на унию и латинство обеспечивалось различием обрядов, царские указы (согласно также более ранним предписаниям из Рима) неоднократно запрещали перевод униатов в латинский обряд. Таким образом, прихожане-униаты то открыто переходили в Православие, то негласным способом переводились в латинство, что сказывалось на состоянии униатского духовенства.
В первом случае правительство пошло на оказание материальной поддержки для оказавшихся без кафедр и приходов униатских епископов и священников, назначив им в 1795 г. годовую пенсию (митрополиту – 6000 руб., епископам –3000 руб., священникам – от 50 до 100 руб.)[3]. После приостановки переводов в Православие при императоре Павле I в 1797 г. (официально обращение не отменялось, но исключались способы административного давления) были приняты меры к запрещению обратных переходов (из Православия в унию) в 1800 г.[4] В то же время, по императорскому указу о введении в католическую юстиц-коллегию двух светских людей, представители униатской иерархии вовсе не допускались в этот орган церковного управления под председательством католического митрополита, так как они не считались самостоятельными, а административно присоединенными к «нам или католикам»[5]. Соответственно, по вопросам судебной апелляции униатское духовенство должно было обращаться к прелатам латинского обряда. К каким это приводило казусам, стало ясно уже скоро, когда в 1803 г. вышел указ о прекращении беспорядков в униатской иерархии, вызванных разрешением папского нунция игуменам базилианских монастырей титуловаться архимандритами (то есть повышать свой статус до настоятеля крупного монастыря, даже если в их обителях проживало малое число монахов)[6]. Одновременно правительству пришлось отказывать католической коллегии в ее представлениях об удержании в латинском обряде тех униатов, которые в него сначала перешли, а затем стали возвращаться обратно[7]. Поводом послужили многочисленные жалобы министру внутренних дел от белорусского униатского духовенства, очевидно, эти обращения не находили удовлетворения в коллегии, которая поддерживала переходы униатов в латинство. Все эти конфликты привели к тому, что император Александр I в 1804 г. допустил в католическую коллегию четырех представителей униатской иерархии, чтобы каждый из них имел при голосовании два голоса ради уравнения с членами коллегии от латинского обряда[8]. Но и этот порядок оказался неудобным, почему в 1805 г. католическая коллегия была разделена на два департамента (римско-католический и униатский) для решения своих внутренних дел каждому в отдельности, а для рассмотрения общих – на совместных заседаниях[9].
Таким образом, на законодательном уровне две иерархии одного католического вероисповедания были разделены по вопросам судебного и административного распоряжения, как это было еще во время Речи Посполитой, хотя духовенство обеих иерархий в глазах русского правительства принадлежало к одному сословию.
Относительно принятия церковного сана и, соответственно, поступления в духовное звание для униатского духовенства также имело значение развитие системы семинарского образования. В 1806 г. в Полоцке при Софийском соборе была открыта первая униатская семинария, выпускники которой получили право поступать затем в Главную семинарию при Виленском университете. В 1828 г. была учреждена такая же семинария в Жировичском монастыре. Духовное образование стало играть определяющую роль при назначении на церковные должности. В частности, указ 1806 г. сделал обязательным для кандидатов на священство получение подтвердительных документов от епископа и консистории, без учета которых ктиторы (колляторы) храмов не могли уже выдавать презенту[10]. Фактически эта мера подготовила полную отмену практики получения от помещика письменную рекомендацию для назначения на униатский приход в 1833 г.[11] Несколько ранее (в 1828 г.) была отменена еще такая архаическая традиция, как сбор десятины от униатов в пользу духовенства латинского и переадресован священникам униатским[12].
Вообще, колебание унии между Православием и Католичеством было закончено в царствование Николая I. Монарх занял вполне определенную позицию в этом вопросе: униаты должны возвратиться на лоно Восточной Церкви[13]. Униатскому духовенству суждено было сыграть важную роль в этом деле, ведь каковы бы ни были намерения отдельных представителей униатской иерархии (епископов Иосифа Семашко, Василия Лужинского и Антония Зубко) перейти в Православие, они не осуществились бы при решительном сопротивлении большинства униатских священников. Следует заметить, что названные епископы были выходцами из белого духовенства, хорошо понимали его положение, а униатские клирики видели в них своих лидеров. Кроме того, недавние переходы из унии в Православие или латинский обряд части униатской паствы ставили перед священниками вопрос о будущности самой унии. Понятно, что прихожане могли сохранить свой статус и в Православной, и в Католической Церкви, но не семейные священники. Последние никак не могли последовать за своими прихожанами в латинский обряд, для них был возможен переход с сохранением сословного статуса только в Православную Церковь. Соответственно, правительству необходимо было проводить курс на сближение униатского и православного духовенства.
Первые шаги в этом направлении укрепляли положение белого духовенства в униатской иерархии. В 1828 г. последовал указ о ротации членов униатских духовных консисторий. Теперь они не назначались все разом единовременно на четыре года, а ежегодно избирался один член: сама консистория определяла двух кандидатов из священников городских соборов и предлагала на выбор епископу. Таким образом, состав консистории постоянно обновлялся. Из четырех священнослужителей-членов консистории только один был монахом[14]. В то же самое время в Русской Церкви в консисториях допускалось только равенство членов из монахов и белого духовенства (два на два)[15]. Другим важным распоряжением относительно управления униатской церкви было выделение униатского департамента из римско-католической духовной коллегии и преобразование его в 1828 г. в самостоятельную греко-униатскую коллегию[16]. Четверо из членов этой коллегии были из белого духовенства по выбору из каждой епархии. Униатская иерархия вышла из административной связи/подчинения иерархии латинского обряда. В том же году было запрещено поступление униатов в Главную семинарию при Виленском университете, для завершения образования нужно было поступать в Полоцкую духовную академию[17]. Униатский клир обособлялся от духовенства латинского обряда.
В 1829 г. дети униатских клириков при поступлении на военную и гражданскую службу были приравнены в правах к детям православного духовенства[18]. В частности, при устройстве на гражданскую службу в качестве канцелярских служителей дети священнослужителей причислялись к классу личных дворян[19], а при вступлении на военную службу учившиеся в духовной семинарии получали права вольноопределяющихся, то есть могли претендовать на возведение в офицерский чин после выслуги восьми лет (быстрее, чем служащие по рекрутскому набору). В 1833 г. на униатское духовенство было распространено положение 1829 г. о денежных выплатах православному клиру малодоходных приходов[20]. В 1834 г. для детей духовенства (православного, униатского и протестантского) была установлена выслуга в два года до получения низшего гражданского чина в табели о рангах (14-ого) – коллежского регистратора[21]. Еще одной мерой по конфессиональному обособлению униатского клира от католичества стало запрещение в 1837 г. посвящать в духовный сан кандидатов, имеющих жен латинского обряда (последним предлагалось перейти в унию ради рукоположения их мужей)[22]. Затем было сделано исключение для униатских церковнослужителей (псаломщиков), которые были освобождены от выплаты подушного налога на период своего служения при храме и тем самым включены в состав духовного сословия (католические церковнослужители, не имеющие духовного сана, остались в податном состоянии)[23]. Таким образом, духовенство униатское фактически было уравнено в правах с православным клиром в порядке получения образования, назначения на приход, выделения материальной поддержки, дети священнослужителей при поступлении на гражданскую и военную службу приобрели те же льготы, что и отпрыски православного духовенства.
После проведения всех мероприятий по воссоединению униатов в 1839 г. бывшие униатские священники получили денежные пособия по 100 руб. в год (с 1841 г.), а также духовенство губернских и уездных городов – льготы по выписке дров[24]. Конечно, нет безусловных оснований полагать, что правительственные меры по поддержке униатского духовенства и сближение его с православным клиром определили согласие подавляющего большинства униатских священников к переходу в Православие. Положение православных священников вряд ли можно считать намного лучше обеспеченным и завидным. Но, тем не менее, нужно учитывать корпоративное мышление духовенства, беспокоящегося о своих правах. Вполне естественно допустить, что учреждение новых духовных семинарий, предоставляющее хорошую возможность к получению церковного сана, создание льготных условий для поступления детей на гражданскую и военную службу шли навстречу пожеланиям униатских священников, беспокоящихся о будущности своих отпрысков. Переход в Православие принес немного материальных выгод, но он обеспечивал бывшим униатским клирикам более действенную законодательную защиту от посягательств католического духовенства латинского обряда, хотя и не отменял многочисленные формы экономической зависимости от помещиков, остававшихся в своей массе католиками. Оказаться в качестве отступников от католической веры означало лишиться остатков сочувствия со стороны местного дворянства, на землях которого находились многие бывшие униатские храмы. Оставалось только еще больше полагаться на помощь и пособия правительства.
Таким образом, нужно заключить, что особое внимание правительства обращалось на духовенство униатское. Сначала для поддержки священников, потерявших приходы в результате присоединения прихожан к Православной Церкви, правительство выделило небольшие денежные суммы. Вместе с тем иерархия униатская оказалась по вопросам судебного характера в зависимости от высшего управления Католической Церкви латинского обряда, чего не было в Речи Посполитой. По этой причине жалобы униатских священников вынудили императоров издавать указы о запрещении переводить униатов в латинский обряд. Наконец, снова взяв курс на возвращение униатов в Православие, правительство осуществило ряд мер по улучшению системы духовного образования, материального обеспечения бедных приходов, наделения льготами детей духовенства, переходящего на гражданскую и военную службу. Эти действия сближали духовенство униатское и православное в сфере сословного права и облегчали готовящееся воссоединение.
[1] АВАК. Т. XVI. С. 2.
[2] Там же. С. 6.
[3] Там же. С. 12–13.
[4] Там же. С. 21–28.
[5] Там же. С. 31.
[6] ПСЗРИ-1. Т. 27. № 21033. С. 981. Т. 28. № 21308. С. 343.
[7] Там же. Т. 27. № 20837, 20838. С. 722–723.
[8] Там же. Т. 28. № 21393. С. 450.
[9] Там же. № 21836. С. 1128.
[10] Там же. Т. 29. № 22397. С. 934.
[11] ПСЗРИ-2. Т. 8. Ч. 1. № 6126. С. 222.
[12] ПСЗРИ-2. Т. 3. № 2190. С. 718.
[13] Хотеев А. С. Роль императора Николая Павловича в воссоединении униатов в 1839 году / А. С. Хотеев // Ортодоксия (научный журнал) № 4 / Гл. ред. : А. В. Щипков. – М.: Русская экспертная школа, 2024. С. 52–71.
[14] АВАК. Т. XVI. С. 117.
[15] ПСЗРИ-1. Т. 24. № 18273. С. 822.
[16] ПСЗРИ-2. Т. 3. № 1977. С. 457.
[17] Никотин И. А. Столетний период (1772-1872) русскаго законодательства в возсоединенных от Польши губерниях и законодательство о евреях (1649-1876). В 2 тт./ И. А. Никотин. – Вильна, 1886. Т. I. С. 142.
[18] АВАК. Т. XVI. С. 119.
[19] ПСЗРИ-2. Т. 2. № 1469. С. 895.
[20] АВАК. Т. XVI. С. 130.
[21] ПСЗРИ-2. Т. 9. Ч. 1. № 7224. С. 660.
[22] АВАК. Т. XVI. С. 154.
[23] ПСЗРИ-2. Т. 13. Ч. 1. № 11358. С. 997–998.
[24] Никотин И. А. Столетний период (1772-1872) русскаго законодательства… С. 166–167.
