Народная культура живет традицией. Долгое время воспроизводятся одни и те же действия при рождении ребенка, заключении брака, похоронах. В праздничные дни подаются привычные блюда-угощения, в гости или на работу одевается типичная каждому случаю одежда. Однако наперекор устоявшейся традиции действует мода, новое веяние, новая культурная программа. Приверженцы новизны пренебрегают и высмеивают старые традиции, ломают устои, ратуют за перемены. Между старыми и новыми порядками нарастает противоречие, которое может привести общество к культурному разлому. Одни слои продолжают жить традицией, а другие усваивают новизну и обособляются от своего народа, ставят себя выше, чтобы совершенно отделиться от «малокультурных низов». Все это чревато серьезными социальными конфликтами и хорошо известно на примерах истории.
Процесс культурного расслоения жителей Белой Руси проявился в XVI в. До этого в быту еще было много общего. И обязанные военной службой бояре, и простые землепашцы-крестьяне жили в деревянных срубных домах, покрытых щепой, спали на лавках, одевались просто, носили длинные бороды, ели борщ и пили медовуху. Ходили они в одну и ту же церковь, где молились на церковнославянском языке. Но в XVI в. ситуация стала меняться. Землевладельцы сословно обособились от крестьян, приобрели права судить их собирать с них налоги, обязуясь за это нести в пользу литовского господаря военную службу. Это служилое сословие в Великом княжестве Литовском появилось по образцу польского «рыцарства», «шляхты». Завелась новая мода одеваться «по-немецки», брить бороду, носить узкие кители вместо широких рубах и кафтанов. На смену деревянным домам у знатных людей пришли каменные дворцы-палацы с поварнями для приема гостей и псарнями для охоты. На пирах появились венгерские и испанские вина, всевозможные яства с приправами. Для своих выездов магнаты стали обзаводиться колясками и свитой по королевскому образцу. Ее составляли мелкопоместные шляхтичи, многие из которых были по-светски обходительными поляками. Признаком образованности стало употребление польского языка, вырос престиж католической веры и модного тогда протестантизма. На православную веру и церковнославянский язык кичливая шляхта («уроженые» люди) стала смотреть с презрением, как на религию невежественных («подлых») низов. О «грубости» русской веры с акцентом говорило католическое духовенство, например, ректор виленской академии иезуит Петр Скарга.
Западнорусская знать ради приобретения гербов польского рыцарства заключала браки с польскими фамилиями, вместе с польскими женами появлялись при дворах польские духовники, слуги и учителя. Польская речь стала родной для потомков многих русских князей, которые стали подписывать документы на польский манер словами «рука властна» (то есть «собственноручно»).
Однако на фоне шляхетского увлечения западными модами, которые заводили в Великом княжестве Литовском поляки, раздавались голоса критиков пустого подражания и обезьянничества. Примером может служить «Речь» смоленского коменданта (каштеляна) Ивана Мелешко (конец XVI в.), ходившая по рукам в рукописном виде. Автор начинает свое выступление с того, что противопоставляет сеймовые речи своих современников советам прежних времен, когда перед польскими королями и господарями ВКЛ говорили просто, «без сентенций» и «политики», но от сердца «правдой в рот, как солью в глаза, кидывали». И если король Сигизмунд I «Литву и нашу Русь любительно миловал», то его сын Сигизмунд Август, «называя самого себя ляхом (поляком)», раздавал полякам земли, приобретенные его предками, например, Волынь и Подолию. Теперь многие стали подражать полякам, так по-польски научились говорить, что одно лихо баламутят: «Много есть таких, что хоть и наша кость, однако собачьим мясом обросла и воняет».
«Польскому слуге, – говорит Иван Мелешко, – подавай голландское сукно для одежды, корми его жирно и не спрашивай никакой службы: только и дело у него, что убравшись пестро, на высоких каблуках скачет возле девок, да трубит в большой кубок с вином. Господин за стол, и слуга себе за стол; господин за борщ, а слуга за жирный кусок мяса; господин за бутылку, а слуга за другую, а если плохо будет свою держать, то и из рук вырвет. А когда господин из дому, то того и гляди, что к его жене приласкается. И такого бы чертополоха вместе с немцами от нас выгнать, что к нам влезли против права нашего».
В другом месте своей речи Мелешко касается моды на питание: «На моей памяти не было таких яств («прысмаков»), хорошо было: гусятина с грибами, каша с перцем, печенка с луком или чесноком, а как роскошь – рисовая каша с шафраном. Вина венгерского прежде не употребляли – мальвазию пили скромно, медовуху и горелку черпали. А грошей избыток был – возводили стены и войну со славой выдерживали крепче, чем теперь».
Культурная пестрота шляхетского сословия в Речи Посполитой бросалась в глаза всем иностранцам. Различные веяния моды смешивались и приобретали самые вычурные очертания. Одежда была в этом отношении показчиком. Поляки наряжались кто во что горазд: короткое и длинное, с огромным воротником и вообще без воротника, с различными комбинациями шнурков, пуговиц и петлиц. По отзыву польского писателя Николая Рея, у всех народов были свои национальные одежды, только у поляков их не стало, почему кто-то, изображая костюмы других народов, не нашел ничего лучше, чем нарисовать поляка просто с куском ткани.
Не было в Речи Посполитой и религиозного единства. Здесь наряду с католиками находили себе пристанище и умеренные лютеране, и строгие кальвинисты, и сектанты-анабаптисты. Великое княжество Литовское на этом фоне добавляло еще больше разнообразия благодаря массам православного населения сел и городов.
Таким образом в XVI в. на фоне сословного расслоения общества происходил его культурный разлом. Из народа «Русь» в польское шляхетство перетекали одна за другой знатные фамилии, отрекаясь от своего языка, веры и культурных традиций. Они стали одеваться по-другому, есть и пить иначе, показывая всячески свое презрение к традициям «глупой Руси». Фактически совершалась переориентация развивавшегося шляхетского сословия в сторону польской («сарматской») самоидентификации. Хранителем исконных народных традиций и языка оставалось крестьянство и мещанство, подавленное ополячившимся сословием шляхты. Так изнутри в XVI в. рушилось культурное единство жителей Белой Руси. Сословное деление закрепилось конфессиональным: магнаты переходили в католичество или модный протестантизм, средняя и мелкоземельная шляхта подражала своим «заможным» (могущественным) покровителям, а мещане и крепостные крестьяне оказывались в сословной самоизоляции. Такая сложная социальная структура обусловила внутренние конфликты сословного общества на белорусских землях, которые обострялись в ходе военных столкновений с окружающими Речь Посполитую соседними государствами.
