Положение Подкарпатской Руси и русинов в составе Чехословакии в 1919 г. в оценках карпато-русских деятелей и чешских чиновников

С первых месяцев установления чехословацкого контроля над населенной русинами областью к югу от Карпат как рядовые жители, так и местные политики активно демонстрировали свои культурно-языковые предпочтения и цивилизационную ориентацию. Уже весной 1919 г. многочисленные представители карпато-русской общественности в своих обращениях к пражскому правительству подчёркивали своё стремление «быть членами чехословацко-русской республики, но при этом в культурном отношении оставаться русскими, поскольку мы происходим от одного великого русского народа»[1]. В меморандуме депутации крестьянского сословия Подкарпатской Руси, направленном президенту Масарику 10 февраля 1920 г., подчеркивалось, что «наш русский народ жил у подножия Карпат… русской культурой, поддерживаемый непоколебимой верой в лучшее будущее, ожидаемое им с Востока, от его брата, Русского великана… Наш народ не переставал надеяться, что рано или поздно он непременно должен слиться хотя бы только культурно со своим могучим братом, родным ему по языку и вере»[2]. Примечательно, что взгляд на восточное славянство как на единый социокультурный и цивилизационный организм, составными частями которого являются и Россия, и Украина, и карпатские русины, характерен и для представителей более поздних поколений русинской интеллектуальной элиты. «На протяжении столетий население этого края обращало свои взоры на восток, туда, где за Карпатскими горами жили их кровные братья, мечтая воссоединиться  с ними, – писал в одной из своих последних работ известный историк-славист, уроженец Закарпатья А. Пушкаш. – Передовые слои населения края, немногочисленные представители местной интеллигенции прекрасно осознавали, что за Карпатским хребтом живут «свои», регулярно посещали основные культурные центры России и Украины, стремясь обеспечить себе всестороннюю поддержку со стороны Москвы и Киева в борьбе за воссоединение с братьями – восточными славянами»[3].

Широкое распространение подобных настроений в 1919 г. находило свое подтверждение и в некоторых отзывах о положении в регионе находившихся там чешских чиновников и военнослужащих. В своем пространном донесении в министерство обороны ЧСР 7 октября 1919 г., позже переданном в канцелярию президента республики, подпоручик-легионер 66-го пехотного полка Шимон Палайда отмечал, что карпато-русская общественность в Карпатской Руси разделена на две основные партии, которые он именовал «русской» и «русинско-мадьяронской, примыкающей к украинцам». «Русскую партию» Палайда характеризовал как «партию простого народа», прежде всего крестьян[4]. По словам чешского офицера, «русский крестьянин в Карпатской Руси всегда стремился к русской книге и к русской культуре, что лучше всего доказывает Мармарошский процесс… Крестьяне тайно посещали Россию, чтобы познать там свой братский народ и свою веру, которая преследовалась во времена мадьярского господства. Принципиальная позиция бывшего венгерского правительства заключалась в том, чтобы полностью мадьяризировать карпаторусский народ, что ей частично удалось, особенно по отношению к интеллигенции»[5].

Противоположную партию так называемых «русинов-мадьяронов» Палайда характеризовал как партию мадьяризированной части карпато-русской интеллигенции и греко-католических священников, значительное число которых являлось убежденными мадьяронами. По наблюдениям подпоручика Палайды, греко-католические священники между собой предпочитают говорить исключительно по-венгерски, считая карпато-русский язык «языком необразованного и неинтеллигентного простонародья»[6]. В своих донесениях в Прагу Палайда высказывал мысль о том, что чехословацкое правительство должно безоговорочно поддержать именно «русскую партию», поскольку, по его мнению, в случае поддержки «русинско-мадьяронской» партии местное карпато-русское крестьянство может «потерять доверие к чехословацким властям»[7].

Приведя ряд конкретных примеров небезуспешной венгерской пропаганды в регионе и саботажа со стороны местных венгерских чиновников, Палайда указывал на беспокойство в карпато-русском обществе в связи с возвращением в Подкарпатскую Русь известного мадьярона греко-католического епископа И. Новака, получившего разрешение чехословацких властей на приезд в Чехословакию. По мнению чешского офицера, «епископ Новак, будучи мадьяроном, был и останется врагом карпато-русского народа и духовенства. Такие действия, как допуск епископа Новака и оставление мадьярских и мадьяронских чиновников на их должностях облегчают работу мадьярам… и поддерживают венгерскую агитацию в Карпатской Руси»[8]. Палайда настоятельно рекомендовал Праге назначать на административные должности в Карпатской Руси представителей «русской партии» либо из данного региона, либо из соседней Галиции, а также тех чешских чиновников, которые знают русский язык, поскольку, по его мнению, без знания языка трудно было рассчитывать на доверие со стороны местного населения.

Несколько иную картину положения в Подкарпатской Руси осенью 1919 г. нарисовал в своем пространном отчете секретарь министерства почт и телеграфа ЧСР доктор Отокар Ружичка, представивший свой доклад руководству министерства 12 ноября 1919 г. В самом начале своего доклада Ружичка, посетивший Подкарпатье в самом начале ноября, констатировал крайнюю сложность положения и нарастающий хаос в подкарпатском регионе, подчеркнув острую необходимость проведения здесь четко выверенной политики, без которой, по его мнению, угроза потери Карпатской Руси для Праги была совершенно реальной перспективой. В отличие от подпоручика Палайды, явно симпатизировавшего местной «русской партии» и призывавшего Прагу делать ставку на местных русофилов, бдительный Ружичка отмечал, что, по его наблюдениям, именно деятели «русского направления» более склонны к провенгерской деятельности. По словам чешского чиновника из Праги, «у представителей великорусского направления мы обнаружим весьма мало любви и преданности к чехословацкой республике… Они проявляют свою преданность лишь внешне, но их агитация в народе и их собрания убеждают нас в обратном»[9].

По мнению Ружички, именно «местное направление», к которому он относил Волошина и Жатковича, «в наибольшей степени соответствует интересам нашей республики; общегосударственные интересы полностью говорят в пользу местного направления»[10]. При этом, как специально подчеркивал пражский чиновник, «украинское направление было бы для нашей республики также нездоровым»[11]. Ружичка обращал особое внимание на различные языковые предпочтения противостоящих друг другу группировок среди карпато-русской интеллигенции. «Если великорусское направление использует великорусский литературный язык, ‒ отмечал Ружичка, ‒ то местное направление в языковом вопросе придерживается компромисса, используя малорусский язык, т.е. местное наречие, с великорусским правописанием»[12]. Ссылаясь на опыт своих личных контактов с местным населением, секретарь чехословацкого министерства почт и телеграфа делал отнюдь небесспорное, но при этом категоричное заключение о том, что местный русин «на практике» значительно лучше понимает чешский, а не русский литературный язык. Любопытно, что рекомендуемый Ружичкой в качестве представителя «местного направления» лидер американских русинов Жаткович был скорее негативно охарактеризован подпоручиком Палайдой в его донесении в министерство обороны ЧСР от 7 октября 1919 г. По словам Палайды, «личность доктора Жатковича вплоть до переворота была совершенно незнакома в Карпатской Руси… На первом собрании в Ужгороде он говорил на словацко-русинском наречии, как говорят в Шарише и в Земплине… Уже на первом собрании раздавались голоса, недовольные тем, что он не говорит по-русски…»[13].

Еще более критические отзывы о представителях «русского направления» в Карпатской Руси содержались в отчетах инженера Яромира Нечаса, активиста чешской социал-демократической партии и известного политического публициста, некоторое время работавшего в аппарате первого губернатора Подкарпатской Руси Г. Жатковича.

В своих пространных донесениях в канцелярию президента республики в Прагу Я. Нечас резко раскритиковал представителей «русского направления» в Карпатской Руси за то, что он воспринимал как «насильственное навязывание русского литературного языка населению» и отрыв от этноязыковых реалий карпатского региона. Жёсткой критике Нечаса «за чрезмерную русофилию» подверглись и некоторые высокопоставленные чешские чиновники в Подкарпатской Руси. «Нынешнее региональное правительство в Ужгороде вводит на всей территории Русинии чужой, непонятный населению великорусский язык, ‒ утверждал Нечас в своем отчете в Прагу, датированном 2 ноября 1919 г. – Тем самым усложняется и без того запутанный языковой вопрос и возбуждается негативная реакция подкарпатских русинов. Правительственные газеты «Русская земля» и «Русское слово» народ не понимает. По-великорусски понимают и говорят лишь те чиновники из Галиции и Буковины, которых наше правительство взяло на службу»[14].

В своем очередном донесении в канцелярию президента республики 20 ноября 1919 г. Нечас обрушился с резкими нападками на главу чехословацкой гражданской администрации в Подкарпатской Руси доктора Брейху, который, по словам Нечаса, «проводит партийную политику, окружил себя камарильей старорусов из Галиции и Буковины и без колебаний выступил против представителей местного русинского направления»[15]. Обвиняя местных карпато-русских политиков русской ориентации в том, что их политическая программа является «реакционной, шовинистической и нетерпимой к другим», Нечас призывал официальную Прагу полностью поддержать «местное направление, которое соответствует мышлению и настроениям интеллигенции». Помимо этого, Нечас настоятельно рекомендовал проводить политику «благожелательного нейтралитета» в отношении украинцев, «предоставив карпатским русинам возможность естественного развития» и «воздержавшись от введения в Подкарпатской Руси русского языка в школы и в административные органы»[16].

Нельзя не обратить внимание на то примечательное обстоятельство, что несколько ранее Нечаса, 9 октября 1919 г. письмо аналогичного содержания непосредственно президенту Масарику направил один из ведущих русинских политиков Подкарпатской Руси греко-католический священник А. Волошин, перешедший к этому времени в стан украинофилов. В своем письме Масарику от 9 октября 1919 г. Волошин резко критиковал «москвофильскую» часть местной интеллигенции за навязывание русского литературного языка местному населению, призывал «освободить от непрошенных гостей-москвофилов», называя конкретные имена, а также упрекал главу чешской администрации Подкарпатья доктора Брейху за покровительство «москвофилам»[17]. В заключение Волошин делал далекоидущий вывод об опасности «москвофильской агитации» не только «для нашего народа, но и для всей республики»[18]. Согласованность по времени и сходство аргументов, использовавшихся в донесениях Нечаса и в письме Волошина, позволяют предположить, что имела место скоординированная акция Я. Нечаса, А. Волошина и их единомышленников с целью повлиять на чехословацкую политику в подкарпатском регионе. Как показало развитие событий, данная акция оказалась успешной. О связях Я. Нечаса с А. Волошиным и с лидерами украинского движения, в частности, с К. Левицким, упоминал в одном из своих донесений в министерство обороны ЧСР в ноябре 1919  г. подпоручик Ш. Палайда[19].

В дальнейшем политика Праги в отношении Подкарпатской Руси в большей степени ориентировалась именно на рекомендации Я. Нечаса, который, сделав успешную политическую карьеру, в 1920-е годы работал в канцелярии президента республики, курируя там вопросы, связанные с Подкарпатской Русью и оказывая серьезное влияние на практическую политику чехословацких властей в данном регионе. Это обстоятельство в значительной степени объясняет курс официальной Праги на «мягкую украинизацию» русинов Подкарпатья в 1920-е годы, что наиболее рельефно проявилось в области культуры и образования. Данный курс, вопреки многочисленным протестам местной русофильской интеллигенции, проводился чехословацкой администрацией вплоть до конца 1930-х годов, значительно усилив в итоге позиции сторонников украинского движения в подкарпатском регионе.

По обоснованному мнению А. Пушкаша, важной причиной поддержки Прагой украинского направления в Подкарпатской Руси стало поражение на муниципальных выборах в Чехословакии в июне 1919 г. Национально-демократической партии, после чего её лидер К. Крамарж покинул пост главы правительства ЧСР. «Этим в Подкарпатье потеряли официальную поддержку Праги сторонники русофильского направления, – констатирует А. Пушкаш. – В чешской печати публиковались статьи и выходили брошюры, подчёркивавшие, что у чехов только одно дружеское им течение – украинское, поэтому на него и нужно опираться…»[20]. Практическим проявлением проукраинской позиции чешской администрации в 1920-е годы стала всемерная поддержка украинских активистов в сфере образования. По словам А. Пушкаша, глава школьного управления Подкарпатской Руси чех Й. Пешек уже в начале 1920 г. пригласил в Ужгород из Галиции украинского лингвиста И. Панькевича, который подготовил грамматику, призванную обеспечить «переход закарпатских диалектов к литературному украинскому языку»[21].

Весьма оживленные контакты с представителями украинского движения в межвоенный период официальная Прага поддерживала не только в культурно-образовательной области, но и в сфере деятельности спецслужб. По воспоминаниям хорошо информированного советского разведчика П.А. Судоплатова, активно работавшего с лидерами украинского националистического движения в Европе, включая Е. Коновальца, «в Чехословакии ОУН имела мощную поддержку со стороны властей. У президента Бенеша были с Коновальцем отношения еще со времен Первой мировой войны. Однако, когда ОУН «вышла из-под контроля» властей и осуществила убийство Перацкого,[22] эти отношения ухудшились»[23]. Обращая внимание на явную политическую разнородность государств, лидеры которых по тем или иным причинам сотрудничали с украинскими националистами, Судоплатов констатировал, что поддержку украинскому националистическому движению «оказывали Гитлер в Германии, Бенеш в Чехословакии и федеральный канцлер Австрии Дольфус»[24]. Более того, по авторитетному свидетельству П.А. Судоплатова, украинский боевик Мацейко, убивший в июне 1934 г. министра внутренних дел Польши Б. Перацкого, бежал через Карпаты в Чехословакию, поскольку «его подружка, украинская террористка Чемеринская, организовала его побег в Чехословакию, использовав свои связи в чешской полиции»[25].

Однако в долговременной перспективе заигрывание с украинским направлением в регионе оказалось для Праги контрпродуктивным. Практически неизвестное к 1919 г. украинское движение в Подкарпатской Руси постепенно усилилось, пустило корни и, завязав контакты со спецслужбами Германии после установления там нацистской диктатуры, внесло свою немалую лепту в дестабилизацию положения в Чехословакии в трагические для республики 1938‒1939 гг.

Впрочем, в то время как чешские чиновники внимательно изучали крайне сложное положение в Карпатской Руси, пытаясь определить вектор оптимальной для Праги политики в регионе, карпато-русские деятели и общественность довольно быстро разочаровались в реалиях чехословацкой политики. Вопреки изначально завышенным ожиданиям русинских деятелей от вхождения Карпатской Руси в состав Чехословакии после «Великой войны», их недовольство политикой чехословацких властей стало проявляться уже с весны 1919 г. Так, председатель Карпато-Русской Народной Рады в Прешове А. Бескид в своем обращении к премьер-министру ЧСР К. Крамаржу уже 14 апреля 1919 г. негодовал по поводу «подавления естественных прав русского народа на его собственной земле»[26], критикуя местных чехословацких чиновников за «шовинизм», «незнание местного населения», а также за «преследования и угрозы» в адрес карпато-русского населения[27]. Примечательно при этом, что именно А. Бескид и возглавляемая им Карпато-Русская Народная Рада в Прешове первыми среди прочих карпато-русских структур четко и однозначно заявили о своей чехословацкой ориентации.

Правительство ЧСР серьезно отнеслось к жалобам А. Бескида и на своем заседании 5 мая 1919 г., отметив необходимость «относиться к народности карпато-русской с предельной осторожностью и охранять её», поручило министру внутренних дел обратиться к министру по делам Словакии В. Шробару с предложением тщательно расследовать жалобу А. Бескида[28]. Кроме того, В. Шробару предлагалось поручить подчинённым ему чиновникам на местах «с максимальным вниманием относиться к национальности, обычаям и языку населения, находящегося под их управлением»[29].

Сразу после подписания Сен-Жерменского мирного договора в сентябре 1919 г. представители практически всех политических сил и культурных направлений среди русинов стали выражать крайнее недовольство тем, что административная граница между Словакией и Подкарпатской Русью оставила значительное число этнически русинских земель в составе Словакии, а обещанная автономия так и не была предоставлена. Симптоматично, что активно поддержавший присоединение русинов к Чехословакии «Американский Русский Вестник» с этого времени стал все более резко критиковать русинскую политику Праги. Если в феврале 1919 г. «Американский Русский Вестник» с оптимизмом писал, что «уния Угро-Русинов с Чехословаками будет означать для Угро-Русинов отдельный особый Угро-Русский штат, который будет иметь верховенство в местных делах и в котором русский будет языком официальным, употребляемым в школах и судах»[30], то уже в октябре 1919 г. это же издание с сочувствием сообщало о манифестации русинов в г. Гуменне в Восточной Словакии, протестовавших «против отделения западнорусских жуп от автономной Подкарпатской Руси»[31]. В дальнейшем «Американский Русский Вестник» на своих страницах постоянно критиковал официальную Прагу за отсутствие автономии Подкарпатской Руси, за нежелание объединить всех карпатских русинов в рамках одной административной области и за проукраинскую политику в культурной сфере.

Ещё одним серьёзным источником недовольства Прагой со стороны русинов была и проводимая чехословацкими властями политика «мягкой украинизации» русинского населения, ярко проявившаяся в 1920-е годы в сфере образования и вызвавшая, по словам русинских активистов, «языковую войну»[32]. В свою очередь, чешская общественность была крайне недовольна недопустимо высокой, с её точки зрения, степенью мадьяризации карпато-русской интеллигенции, особенно духовенства и учителей[33]. Подобные трения, то сглаживаясь, то вновь обостряясь, продолжались на протяжении всего межвоенного периода, отразившись в карпато-русской и чехословацкой прессе этого времени.

Немаловажной проблемой, наложившей сильный отпечаток на положение в Подкарпатской Руси, где одной из самых популярных политических сил была коммунистическая партия, являлся крайне низкий жизненный уровень населения, по которому Подкарпатская Русь сильно уступала как Словакии, так и в особенности чешским землям. По авторитетному мнению эксперта, «на протяжении всего периода господства чехов в крае не было построено ни одного промышленного перерабатывающего предприятия. Край рассматривали как базу сырья для чешской промышленности и рынок сбыта чешских товаров».[34] Будущий президент Чехословакии и герой Великой Отечественной войны Людвик Свобода, служивший в Подкарпатской Руси в 1920-е гг. командиром пулемётной роты в чине капитана чехословацкой армии, вспоминал, что жизнь в этом краю «в своей инерции напоминала заспанную галицкую провинцию времён старой Австрии. Мы встречали бедно одетых крестьян с широкими и добрыми лицами, которые боялись Бога и уважали пана, – с сочувствием и теплотой писал Свобода. – Паном был приходской священник и поп. В городе панами ещё были доктор, нотариус, почтмейстер, фармацевт, жандарм и офицер. Лесорубы и пастухи с плохо выбритыми загорелыми лицами, с жилистыми шеями, в рубахах без воротников, при встрече покорно снимали свои засаленные шляпы с загнутыми полами… В корчме было принято напиваться мертвецки…»[35].

***

Пребывание в составе межвоенной Чехословакии имело достаточно противоречивые последствия для карпатских русинов. С одной стороны, в условиях демократического политического режима и более благоприятных социально-экономических условий Чехословакии по сравнению с Венгрией русины получили существенно возросшие возможности социальной мобильности, этнокультурного развития и социальной самореализации. Профессор П.Р. Магочи справедливо полагает, что наибольший прогресс в Подкарпатской Руси в период её вхождения в состав Чехословакии был достигнут, прежде всего, в области образования и культуры, так как в отличие от венгерского правительства, стремившегося к мадьяризации русинов, Прага стремилась «поднять культурный уровень славянского населения в самой восточной провинции республики»[36]. Если в 1900 г. в составе Венгрии неграмотность населения в Угорской Руси составляла около 70 %, то к 1930 г. уровень неграмотности снизился почти в два раза до 42 %[37]. Ряд специалистов по истории карпатских русинов обоснованно связывает пребывание Подкарпатской Руси в составе межвоенной Чехословакии со «вторым русинским возрождением». Не будет преувеличением констатировать, что Подкарпатская Русь в чехословацкий период своей истории стала объектом довольно успешного и при этом умеренного модернизационного проекта, продемонстрировавшего наибольшие успехи в культурной и образовательной области. 

С другой стороны, Прага, преследуя собственные политические цели, серьезно влияла на социокультурные процессы среди русинского населения Подкарпатской Руси с помощью методов этнокультурной инженерии, всячески затягивая предоставление обещанной автономии и поддерживая в 1920-е гг. украинское движение на территории Подкарпатья. Это привело к нарастанию напряженности и этнокультурных противоречий в русинском обществе, где наряду с традиционным русофильством появилось динамично развивавшееся украинофильство, трактовавшее местное русинское население как ещё не до конца «пробудившуюся» часть украинского народа. Рост украинского движения, получившего в 1930-е гг. поддержку нацистской Германии, способствовал дестабилизации ситуации в Чехословакии в 1938‒1939 гг. и выступил в роли одного из инструментов политики Берлина в данной части Европы.

ЛИТЕРАТУРА

1. ARCHIV KANCELÁŘE PREZIDENTA REPUBLIKY (AKPR). Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č.4.Sign.PR I/4. Karton 1. Županský úřad v Užhorodě, resoluce rolníka Kyrila Prokopa. Užhorod, dne 8 března 1919.
2. ARCHIV ÚSTAVU T.G. Masaryka (AÚTGM). Fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1920. Krabice 400.
3. Пушкаш А. Цивилизация или варварство. Закарпатье 1918-1945. Москва: Европа, 2006.
4. AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č.19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.
5. AKPR.Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 20. Sign. PR I/20. Karton 1. Ministerstvo pošt a telegrafů – úprava poměrů v Rusínsku.
6. AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 25. Sign. PR I/25. Karton 1. Ing. J. Nečas – školská otázka.
7. AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 26. Sign. PR I/26. Karton 1. Zpráva ing. J. Nečase o poměrech na Podkarpatské Rusi.
8. AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 18. Sign. PR I/18. Karton 1. Augustin Vološin – zpráva o zasedání Rusínské Národní Rady.
9. Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930‒1950 годы. Москва: Олма-Пресс, 1999.
10. AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 6. Sign. PR I/6. Karton 1. Dr. A. Beskid, předseda Národní rady v Prešově, poměr k obyvatelstvu.
11. AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 10. Sign. PR I/10. Karton 1. Presidium Ministerské rady – poměry v Přikarpatí.
12. Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 6 februara, 1919. № 5.
13. Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 16 oktobra, 1919. № 40.
14. Думнич Ю. Украинизацiя школы на Пудкарпатськуй Руси пуд час чехословацького периода. Ужгород, 2009.
15. Podkarpatské hlasy. Užhorod, 1925. 13 června. Číslo 48.
16. Svoboda L. Cestami života. Praha, 1996.
17. Magocsi P.R.With Their Backs to the Mountains.A History of Carpathian Rus’ and Carpatho-Rusyns. Budapest – New York, 2015.

---

[1] ARCHIV KANCELÁŘE PREZIDENTA REPUBLIKY (AKPR). Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č.4.Sign.PR I/4. Karton 1. Županský úřad v Užhorodě, resoluce rolníka Kyrila Prokopa. Užhorod, dne 8 března 1919.

[2] ARCHIV ÚSTAVU T.G. Masaryka (AÚTGM). Fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1920. Krabice 400.

[3] Пушкаш А. Цивилизация или варварство. Закарпатье 1918-1945. Москва: Европа, 2006. С. 439.

[4]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č.19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.

[5] Ibidem.

[6] Ibidem.

[7] Ibidem.

[8]Ibidem.

[9]AKPR.Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 20. Sign. PR I/20. Karton 1. Ministerstvo pošt a telegrafů – úprava poměrů v Rusínsku.

[10] Ibidem.

[11] Ibidem.

[12] Ibidem.

[13]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č.19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.

[14] AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 25. Sign. PR I/25. Karton 1. Ing. J. Nečas – školská otázka.

[15] AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 26. Sign. PR I/26. Karton 1. Zpráva ing. J. Nečase o poměrech na Podkarpatské Rusi.

[16]Ibidem.

[17]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 18. Sign. PR I/18. Karton 1. Augustin Vološin – zpráva o zasedání Rusínské Národní Rady.

[18] Ibidem.

[19]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.

[20] Пушкаш А. Цивилизация или варварство. Закарпатье 1918-1945. Москва: Европа, 2006. С. 91.

[21] Там же. С. 92.

[22] Речь идет об убийстве министра внутренних дел межвоенной Польши Б. Перацкого, осуществленного боевиком Организации украинских националистов (ОУН) Мацейко при участии С. Бандеры 15 июня 1934 г. в центре Варшавы.

[23]Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930‒1950 годы. Москва: Олма-Пресс, 1999. С. 27.

[24]Там же. С. 157.

[25] Там же. С. 27.

[26]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 6. Sign. PR I/6. Karton 1. Dr. A. Beskid, předseda Národní rady v Prešově, poměr k obyvatelstvu.

[27]Ibidem.

[28]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 10. Sign. PR I/10. Karton 1. Presidium Ministerské rady – poměry v Přikarpatí.

[29] Ibidem.

[30] Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 6 februara, 1919. № 5.

[31] Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 16 oktobra, 1919. № 40.

[32]Думнич Ю. Украинизацiя школы на Пудкарпатськуй Руси пуд час чехословацького периода. Ужгород, 2009. С. 3‒5.

[33] Podkarpatské hlasy. Užhorod, 1925. 13 června. Číslo 48.

[34] Пушкаш А. Указ.соч. С. 85.

[35]Svoboda L. Cestami života. Praha, 1996. S. 10.

[36]Magocsi P.R.With Their Backs to the Mountains.A History of Carpathian Rus’ and Carpatho-Rusyns. Budapest – New York, 2015. P. 205.

[37]Ibidem.