В результате трёх разделов Речи Посполитой в конце XVIII века почти все этнические белорусские земли – за исключением Белостокской области – вошли в состав Российской империи. Императрица Екатерина II (1762-1796), в отличие от многих российских аристократов основательно изучившая русскую историю, прекрасно понимала, что речь в данном случае идёт о возвращении в состав Российского государства исконно русских земель, являвшихся неразрывной составной частью Древней Руси. Именно поэтому по её повелению была отчеканена медаль с символичной и предельно исчерпывающей по смыслу надписью «Отторженное возвратих». Российская императрица, таким образом, совершенно определённо подчёркивала, что участие России в разделах Речи Посполитой означало восстановление для неё долгожданной исторической справедливости, поскольку Российское государство возвращало себе свои исконные земли, древнее достояние династии Рюриковичей, ранее несправедливо отторгнутые Польшей в результате её многовековой экспансии на Восток.
Именно по этой причине, как считают некоторые белорусские историки, целесообразнее употреблять не официально принятый термин «разделы Речи Посполитой», отражающий исключительно польский взгляд на происшедшее и полностью игнорирующий этнокультурную сущность Западной Руси, а подчёркивать освобождение от многовекового польского ига и воссоединение с Россией этнически белорусских и малороссийских земель.
Понимание немкой по происхождению Екатериной II исторической и этнокультурной специфики западнорусских земель намного опережало уровень и состояние тогдашнего российского общественного мнения, которое вплоть до второй половины XIX века наивно считало земли Западной и Юго-Западной Руси составной частью коренной Польши. Так, русские офицеры, попав в Восточную Галицию в ходе венгерского похода русской армии в 1849 г., удивлялись тому, что подавляющее большинство населения данной области, которую они совершенно искренне считали частью Польши, составляют вовсе не поляки, а русины, язык которых был близок малороссийским диалектам. Осознание истинной историко-культурной природы Белой Руси стало медленно проникать в широкие круги российской общественности только в ходе потрясений, вызванных польским восстанием 1863-1864 годов.
***
К концу XVIII – началу XIX веков окончательно завершился длительный процесс полонизации местной аристократии и шляхты бывшего Великого княжества Литовского (ВКЛ), которые, переходя в католичество, стремительно и полностью усваивали также польскую культуру, язык и польскую идентичность. Ярким и убедительным показателем процесса полонизации высших сословий ВКЛ, который приобрел особый динамизм и размах после заключения Люблинской унии 1569 г. и образования Речи Посполитой, стал тот факт, что уже в конце XVII века польский язык окончательно вытеснил бытовавший здесь ранее западнорусский язык из административной и судебной сферы.
По сути, сам факт заключения Люблинской унии 1569 г. между ВКЛ и Польшей, как справедливо замечал известный русский историк М.К. Любавский, стал результатом глубокой полонизации общественных и государственных институтов ВКЛ. По словам М.К. Любавского, к моменту заключения Люблинской унии «Литва близко подошла к Польше, когда литвин в Польше стал находить то же самое, что и дома… Великий вальный сойм Литовско-Русского государства… ко времени Люблинской унии являлся наилучшим показателем тех успехов, которые сделало это государство во внутренней ассимиляции своей с Польшей…» (Любавский 1900: 6)[1].
Размышляя об исторических судьбах Великого княжества Литовского, известный русский историк М.И. Коялович, профессор Санкт-Петербургской Духовной академии и уроженец Гродненщины, замечал, что «над Литовским княжеством как будто носился злой дух и подстерегал малейшие проявления его самобытности для того, чтобы поразить их в самом начале. На этот раз он поразил их окончательно, – подчёркивал Коялович, имея в виду Люблинскую унию 1569 г. – Литва вместо независимости пошла к слиянию с Польшей» (Коялович 2006: 149)[2].
Полностью лишившись своей элиты, социальные низы ВКЛ в лице крестьянства и низшего духовенства остались единственными носителями традиционного языка и самосознания. Белорусский народ с момента полной и окончательной полонизации его элиты представляли лишь «поп да хлоп», что было типологически схоже с ситуацией в Восточной Галиции и в Угорской Руси.
«Всё, что было сознательным, развитым и культурным в Белоруссии, стало или становилось польским, – характеризовал положение в белорусских землях после Люблинской унии 1569 г. известный русский историк М.К. Любавский. – Край в значительной степени утратил свой русский характер и приобрёл характер польский…» (Любавский 1918: 19)[3].
Неким реликтом, напоминавшим о существовании ВКЛ и его былой славе, величии и государственности, были термины «Литва» и «литвины», которые продолжали широко употребляться, но смысл которых, однако, претерпел существенную трансформацию. По авторитетному мнению известного белорусского историка И.А. Марзалюка, в XIX веке в устах местной польской и полонизированной шляхты термин «Литва» употреблялся исключительно как традиционное наименование одной из польских провинций, являвшейся составной частью бывшей Речи Посполитой, подобно Куявии или Мазовии; при этом местная полонизированная шляхта, имевшая белорусское либо литовское происхождение, демонстрировала ярко выраженное польское и католическое самосознание с некоторыми региональными оттенками. И.А. Марзалюк обоснованно подчёркивает, что «термины «литвин», «мазур», «поляк-крулевяк» в условиях шляхетской реальности конца XVIII – середины XIX в. никогда не использовались их носителями для национального противопоставления; эти названия региональные, субэтнические, так как все они – поляки и имеют одну родину – Польшу» (Марзалюк 2014: 144).[4]
Если сразу после разделов Речи Посполитой в период правления Екатерины II на возвращённых от Польши белорусских землях проводилась весьма энергичная и последовательная внутренняя политика, что выразилось, в частности, в конфессиональной сфере и в начавшемся широкомасштабном процессе возвращения белорусских униатов в православие (Романчук 2025)[5], то с приходом на трон внука Екатерины II императора Александра I внутриполитическая ситуация существенно изменилась. Будучи в молодости убеждённым либералом и деятельным полонофилом, Александр I, по сути, щедро предоставил господствующей польской элите белорусско-литовских земель полный карт-бланш на проведение внутренней политики, включая сферу образования. В результате, как справедливо отмечает современный российский историк Д.А. Короткова, «в первые десятилетия XIX в. польское культурное влияние в белорусских землях, несмотря на присоединение их к Российской империи, только усилилось. Благодаря политике Александра I в сфере образования, деятельности Виленского университета, шла полонизация не только местной шляхты, но и городских слоёв» (Короткова 2019: 26)[6].
Созданный по инициативе Александра I Виленский учебный округ, который возглавил личный друг императора польский аристократ князь А.Е. Чарторыйский, далёкий потомок некогда православного аристократического древнерусского рода, а также образованные в рамках Виленского учебного округа учебные заведения, в первую очередь Виленский университет и Кременецкий лицей, действительно стали мощными и эффективными инструментами полонизации местных белорусов, малороссов и литовцев. Масштабные образовательные реформы Александра I, таким образом, создали исключительно благоприятные условия для резкого усиления полонизации исторических земель Западной и Юго-Западной Руси.
По словам известного русского учёного-слависта А.Ф. Гильфердинга, тонкого знатока русско-польских отношений, «увлечение Западом и уступчивость наша старым польским идеям достигла своего апогея при Александре I, воспитаннике Лагарпа, друге Чарторижского… Известно, что его русские подданные даже сетовали на него за предпочтение, которое он оказывал полякам… Заняв после поражения французов в 1812 году Варшавское герцогство, то есть Польшу в собственном смысле, землю польского народа, русский государь решился восстановить польское королевство с полной гражданской и даже военной автономией, и он исполнил это вопреки сильнейшему противодействию главных европейских держав…» (Гильфердинг 2009: 182)[7].
Весьма критически оценивал русский славист и политику императора Александра I в белорусско-литовских губерниях. «В речи при открытии в Варшаве сейма поляки были выставлены перед Россией как образец, к которому ей следовало стремиться, – писал А.Ф. Гильфердинг. – При Александре Павловиче правительство дало в западных губерниях такой простор и оказывало такое покровительство польской стихии, что значительная часть тамошнего местного дворянства именно в это время перешла в католицизм и приняла польскую народность» (Гильфердинг 2009: 183)[8].
Одновременно существенно укрепилась административная власть польских помещиков над своими белорусскими, малороссийскими и литовскими крепостными крестьянами – в отличие от поздней Речи Посполитой с её управленческим хаосом, произволом и недееспособным административным аппаратом, в Российской империи власть помещиков над крепостными крестьянами поддерживалась всей мощью централизованного абсолютистского государственного аппарата, что объективно вело к усилению степени эксплуатации крестьян со стороны польских помещиков и ухудшению их социально-экономического положения.
На этом фоне резко усилился прозелитический натиск римско-католической церкви на белорусских униатов, который выразился в существенно возросших масштабах перевода греко-католиков в римское католичество. По сведениям хорошо информированного галицко-русского церковного и общественного деятеля о. И. Наумовича, именно в начале ХIХ века в римское католичество были переведены десятки тысяч белорусских униатов на территории Виленщины и Гродненщины. По словам галицко-русского деятеля, многочисленные обещания Рима «о почтении русской обрядности совершенно ложны; все грамоты пап, которыми униатам воспрещается принимать латинство, были только ловушкой; на деле латинские ксендзы перетягивали в латинство целые селения и за это удостаивались наград, но никогда не получали упрёков от папы и римской курии. Посмотрите на окрестности Вильны, Полоцка, Холма, – призывал своих читателей И. Наумович. – Все почти деревни вокруг этих городов совершенно олатинены и ополячены и такое олатинение долго не прекращалось даже под русским правительством» (Наумович 1889: 34)[9].
В первые десятилетия XIX в., по данным И.Г. Наумовича, число униатов на белорусско-литовских землях «умалилось до полутора миллионов, за то более чем удвоилось число перехваченных в латинство. Целые селения отказывались от унии и ополячивались. Такие совращения в латинство приводили пап и их слуг в восторг и совратители вознаграждались обильно. …В 1807-1808 годах совратилось более 50.000 униатов в латинство, переходя в него целыми приходами» (Наумович 1889: 37-45)[10]. Приняв римское католичество, местное белорусское население превращалось в «костельных поляков» и стремительно полонизировалось, окончательно усваивая польскую идентичность. И. Наумович обоснованно полагал, что именно таким образом в окрестностях Вильны и Гродно появилось многочисленное польское меньшинство.
Событием поистине эпохального значения, положившим конец окатоличиванию и полонизации белорусов, стал инициированный митрополитом И. Семашко Полоцкий церковный собор в 1839 г., в результате которого была ликвидирована Брестская церковная уния 1596 г. и около полутора миллионов белорусских униатов воссоединилось с Русской Православной Церковью. Тем не менее, римско-католическая церковь продолжала сохранять доминирующие позиции в белорусско-литовских губерниях, поскольку к ней принадлежали экономически господствующие в данном регионе польские аристократы и шляхта.
В течение всего XIX века польская шляхта белорусско-литовских губерний была органической составной частью польского национального движения, активнейшим образом участвуя в польской политической жизни. Так, во время существования Конституции в Царстве Польском с 1815 по 1831 г. польская шляхта бывшего ВКЛ неоднократно ставила вопрос о присоединении территорий исторической Литвы к Царству Польскому, тем более что о такой возможности упоминал сам император Александр I, страдавший хроническим полонофильством.
По мере нарастания противоречий между официальным Петербургом и польской элитой Царства Польского в Вильно возникли и активно действовали польские революционные кружки, выступавшие за возрождение Речи Посполитой в границах 1772 года. Наиболее известными из них были действовавшие в Виленском университете кружки филоматов и филаретов, участником которых был, в частности, уроженец Новогрудка Адам Мицкевич, впоследствии выдающийся польский поэт, общественный деятель и один из ведущих представителей польского мессианизма. Впрочем, сей пламенный польский патриот, о ярко выраженном польском самосознании которого исчерпывающим образом свидетельствует всё его богатое творческое наследие и общественная деятельность, трактуется некоторыми особенно креативными белорусскими интеллектуалами как носитель белорусской идентичности…
[1] Любавский М.К. Литовско-русский сейм. Москва: Университетская типография, 1900. С. 6.
[2] Коялович М.И. Чтения по истории Западной России. Минск: «Беларуская Энцыклапедыя», 2006. С. 149.
[3] Любавский М.К. Основные моменты истории Белоруссии. Москва, 1918. С. 19.
[4] Марзалюк I. Традыцыйная гiстарычная iдэнтычнасць палоналiтвiнскай шляхты ў першай палове XIX ст. // Актуальные проблемы социально-гуманитарного знания в контексте обеспечения национальной безопасности. Минск: ВА РБ, 2014. С. 144.
[5] Романчук А. Правительственная политика Российской империи в отношении униатов в последней четверти XVIII – первой трети XIX в.// Вызовы Православию. От митрополита Семашко до наших дней. Материалы международной научной конференции XVII Чтения памяти митрополита Литовского и Виленского Иосифа (Семашко, 1798-1868) 5-7 декабря 2024 г. в Жировичском монастыре. Белград-Жировичи-Минск, 2025.
[6] Короткова Д.А. Белорусские земли в советско-польских отношениях. Разменная монета в противостоянии двух держав 1918-1921 гг. Москва: Центрполиграф, 2019. С. 26.
[7] Гильфердинг А.Ф. Россия и Славянство. Москва: Институт русской цивилизации, 2009. С. 182.
[8] Там же. С. 183.
[9] Наумович И. Пятидесятилетие (1839-1889) воссоединения с православной церковью западно-русских униатов. Исторический очерк. Санкт-Петербург: В Синодальной типографии, 1889. С. 34.
[10] Там же. С. 37, 45.
