Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Вслед за высшим духовным началом и в его непосредственное развитие и воплощение черносотенцами утверждалось Самодержавие как исконная для русской души и государственного устроения народной жизнисильная единоначальная (монархическая) власть, свободная и защищённая от посягновений различных влиятельных групп, всегда и везде существующих и периодически норовящих узурпировать власть, установив олигархическое правление для отстаивания своих частных интересов при постоянных готовности и намерении вмешательстве в этот процесс со стороны западных центров силы. Устав «Союза русского народа» определял второй столп священной триады просто: «Самодержавие русское создано народным разумом, благословлено Церковью и оправдано историей; самодержавие наше – в единении царя с народом». Подлинное Самодержавие – это не подавление воли русского народа, а её выражение и решительное утверждение вопреки противодействию злых воль.
Самодержавную власть черносотенцы, в строгом соответствии с христианским вероучением (от которого отступил католицизм и совершенно радикально – протестантизм), исповедовали как священную и богоданно-благодатную, признавая не народ, а Бога источником верховной власти, к свободному признанию которого народ как раз и призван. Священность царской власти тысячелетиями утверждали все без исключения святые Отцы Церкви. Исключительную богоугодность самодержавия до мельчайших подробностей разобрал и раскрыл святитель Серафим (Соболев) в труде «Об истинном монархическом миросозерцании».
Царская власть в черносотенном учении полагалась в своём исконном многовековом понимании как всенародная, надсословная и представляющая собою патриархальный образ власти заботливого отца – Царя-батюшки, – но к тому же несущей священную ответственность перед Самим Богом за всю державу и её народы с межэтническим миром среди них. Метафизическую сущность православной монархии раскрывает тот же священномученик Андроник: «Наша конституция, наше Царское Самодержавие – покоится не на верности Царя случайному партийному большинству, то и дело меняющемуся по разным, иногда чисто случайным или искусственно создаваемым условиям, а на верности высшему и для Царя, и для народа закону, закону вечному, Божескому и отголоску его – закону совести».
Ничего общего со слепым раболепием или пошлой надеждой на праздно-беспечное гедонистическое благоденствие под царём черносотенное монархическое сознание никогда не имело: в нём заключались возвышение духа с живой верой в Божий Промысл, глубокое разумение законов бытия, в том числе общественного, которое раскрывается в таких фундаментальных трудах по теории монархического государства, как «Монархическая государственность» Льва Тихомирова, «Народная монархия» Ивана Солоневича, «Великая ложь нашего времени» (о демократии) обер-прокурора Синода Константина Победоносцева. Призвание Царя – не угождать народу или сильным мира сего, а править их жизнь по высшим законам, руководить к трудам и подвигам, утверждать подлинное правосудие.
Царская власть – это власть, принимаемая народом от Бога в Таинстве помазания на царство и понимаемая не как вожделенная цель и «актив», а как подвижнический крест, власть одного лица, находящегося на виду у всех, в свете своих правивших предков, перед лицом последующих поколений, готовящегося к служению с начала жизни, не нуждающегося в благоволении влиятельных вельмож (опоры на олигархат) и одобрении анонимной толпы (манипулируемой и переменчивой в воле), не думающего о росте личного (и ближайшего семейного круга) богатства, планирующего политику не на электоральный срок, а на десятилетия и за пределы своей жизни (в качестве завета наследникам).
Царь менее всего нуждается в низменной лести, в подхалимстве приближенных, в пропагандистском приукрашивании (или даже перекрашивании) реальности, в неказистом и безликом окружении, на фоне которого он мог бы красоваться: напротив, более всего он нуждается в выдающихся соратниках, в нелицемерных и мудрых советниках (в которых не видит себе угрозы), в поднятии по служебной лестнице наиболее достойных, нелицемерных, даже неудобных лиц из народа (прежде всего, конечно, от высшего образованного слоя) – в отличие от демократии, которая, наоборот, стремится вынести наверх лиц властолюбивых, алчных, тщеславных, демагогичных, льстивых, «своих» (кумовство).
Царь более всего ищет мудрого и честного совета, разумного мнения (в том числе от глубинного и самого простого народа) – в отличие от демократии, субъекты которой, напротив, борются за установление диктатуры собственной индивидуальной или групповой (в частности, классовой) воли, боясь и подавляя слово правды и разума, лишь прикрываясь «совещательностью». Иными словами, именно при монархии достижимо подлинное (земское) народовластие – как способность лучших представителей всех слоёв народа (и через них) довести до верховной власти и добиться претворения в жизнь всего ценного и подлинного благого, – в отличие от парламентской демократии или охлократии, устанавливающих власть сильных, богатых и искусных манипуляторов на низменных качествах личности и соответствующих слоях общества (вплоть до уголовников).
Идеал самодержавия включал в себя и выражал собою черносотенный идеал сильной государственной власти как таковой – как залог самогó государственного могущества Российской Державы (против чего с разных стороны выступали либералы, социалисты и национал-сепаратисты). Он был отражён в программе «Русской монархической партии»: «Сильная Государственная Власть есть основное условие для жизнеспособности Государства, для охранения его от разложения внутри и от потери своего независимого существования среди прочих государств… Необходимо, чтобы сильная, разумная и справедливая Государственная Власть, сосредоточенная в руках Самодержавного Монарха…, всюду водворяла законный порядок и обезпечивала мирную и безопасную жизнь граждан, а затем энергично охраняла их от…смуты, улучшая их гражданское благополучие строго согласованными, полезными реформами».
Разумеется, трезвый и сведущий в истории христианский разум, свойственный черносотенству, не обожествлял царя как земного человека, осознавая неизбежность, несмотря на все изначальные благие основания и преимущества, нахождения на троне не самых выдающихся личностей, порой греховных. Но при этом прекрасно понимая, что всё это не без духовных причин и Божьей воли: что данное искушение не преодолевается методами либерально-демократической борьбы за власть «лучших» и революций, но решается путём смирения (не молчаливого, а исповедующего истину – в том числе путём возражения царю) и обращения к Богу за помощью. И история (особенно Христианства) неизменно доказывала, что недостойные правители либо не задерживались надолго на троне, либо со временем самой жизнью преображались в достойных, и все длительные правления были благотворные, и притом благотворность плодов росла по мере накопления лет и умудрения правителя.
Самое непростое дело для идеологов черносотенства, как и для русской консервативной философской мысли в целом, состояло в верном раскрытии сути третьего столпа священной триады – Народности. Однако союз православной интеллигенции и идущего от трудового быта простого народа позволял разрешать эту задачу замечательным способом. Народность охватывала собою всю многообразную полноту традиционной многовековой жизни русского народа и народов, связавших с ним своё исторический путь, на началах Православия – подлинного христианского духа, миросозерцания, жизненного уклада. Так диалектически раскрывается триединство священной Триады: Православие раскрывается в Народности под зорким надзором Самодержавия, которые вкупе Православие хранят и утверждают. По сути, в черносотенной Народности была зашифрована вся глубина понятия Русского мира, квинтэссенцией которого является Святая Русь.
Здесь в свете христианской истины разрешались вопросы государственного устройства, иерархии целей и ценностей народно-государственной жизни, традиционных нравственных устоев, всей полноты культуры, языка, межнациональных отношений, уклада хозяйственной жизни. В этом плане само черносотенное движение стремилось к тому, чтобы олицетворять собою эту самую Народность: «“Союз русского народа есть собрание людей всех сословий и состояний, братски объединённых между собою одною мыслью, одним стремлением охранять и отстаивать начала исконного исторического бытия России”, – утверждалось в Своде основных понятий и положений русских монархистов, выработанных Всероссийским съездом Русских людей в мае 1912 года».
Святой Андроник заключает всю феноменологию черносотенства формулой: «На основании всего того, что подробно сказано выше, мы теперь должны твердо сказать и запомнить, что “Союз Русского Народа” – не партия… “Союз” есть сам Великий Русский народ, под впечатлением злосчастных освободительных событий последних трёх лет приходящий в себя и постепенно собирающийся с духом, чтобы отстоять своё достояние от всех возможных бед. Это есть сам народ, отгребающийся или освобождающийся от натиска всяких партий, от всего партийного и наносного, а не народного. Потому-то он так ненавистен всяким партиям, что опасен им своею беспартийностью и глубокою и исключительною народностью».
Мы не случайно указали в числе первой из составляющих черносотенной доктрины Народности (как антитезы социалистическому народничеству) государственное устройство. Кому-то могло бы показаться, что этот вопрос разрешён во втором члене триады – монархии. В действительности, православная монархия – лишь начало русской государственности, более того, она-то сама как раз и есть первое проявление духа русской народности. Однако сама монархия может быть подлинной, живой и действенной, и тем паче православной, только тогда, когда она является соборной, – чем пренебрёг Пётр I, подорвав основы русского самодержавия, что открылось сразу после кончины революционного реформатора, а окончательно – в 1917 году.
Соборность веками почиталась русским народом как святыня, идеал, одна из высших традиционных ценностей – как перенос церковности (догматически устроенной на соборных началах) на государственный и весь общественный (начиная с семейного) строй. В свете соборности можно вполне точно выразить всю сущность русской народности как организации народа по образу единой крепкой семьи, строящей свою жизнь на духовно-нравственных началах, включая живую память предков и верность их заветам, доверительное расположение к верховной власти и соборное вовлечение (вплоть до Всероссийского народного собрания как возрождения древнего опыта земских соборов) в совместное с ней и с дружественными народами строительство государства – Империи.
И первым же воплощением соборности в политической жизни народа является церковно-государственное единство в виде симфонии властей – церковной и государственной, – олицетворенной союзом Царя и Патриарха, но пронизывающим собою церковную и государственную жизнь на всех уровнях. Это единство рассмотренных ранее первых двух столпов черносотенства – Православия (воплощением которого является Церковь) и Самодержавия (воплощённая в монархической государственности). Символом этого единства и является священный для черносотенства Двуглавый Орёл, унаследованный Россией (а также Сербией) от Византийской Империи. В него вложен смысл не просто взаимной поддержки Церкви и Монархии, но их действенной синергии в утверждении богоугодного, прославляющего Бога, проповедующего истину другим народом, направляющего души ко спасению строя народной жизни, а также в противостоянии направленным против него вызовам и угрозам. Реформы Петра I (на западный манер) и особенно последующие за его смертью подорвали священную Симфонию, и черносотенцы стремились к её восстановлению.
Черносотенный идеал соборности полностью разрушает миф о черносотенцах как о политических «ретроградах», не желающих никаких перемен. Напротив, этих перемен сугубо требовали черносотенные сердца, – и притом направленных не на подавление воли народа (якобы революционной), но именно на усиление народного участия в государственных делах и преодоление значительного разрыва, с петровской эпохи установившегося между простым (черносотенным) народом и верховной властью, высшими и низшими сословиями, и который, на самом деле, лелеяли все революционные силы (и ещё более усилила большевистская власть). Устав «Союза русского народа» прямо утверждал: «Современный бюрократический строй, заслонивший светлую личность русского царя от народа и присвоивший себе часть прав, составляющих исконную принадлежность русской самодержавной власти, привёл отечество наше к тяжёлым бедствиям, и потому подлежит коренному изменению; при этом…изменение действующего строя должно совершиться отнюдь не проведением в жизнь ограничительных начал…, но путём учреждения органа, являющего из себя создание непосредственной связи между державною волею царя и правосознанием народа».
А вот расхождение между охранителями и революционерами в понимании генезиса данных разрывов и методов их преодоления – политического участия и общего образа государственного устроения – было кардинальным. Сторонники либерализма и социализма с коммунизмом (и соответствующие партии) глубинную причину социальных бед видели в самом русском народе, его «порочном» характере (грубом, рабском, лапотном, обывательском), в отказе от следования вполне западному пути развития, в котором они видели эталон и маяк прогресса, в русских политических и в целом культурных архетипах и, в конечном итоге, в их религиозном фундаменте Православия. Черносотенцы же истоки общественных болезней видели, ровно в противоположном: в уклонении на западный путь с петровских времен, в отказе (особенно высшим сословием) от следования самобытному пути и православному укладу политической, сословной, экономической и в целом культурной жизни.
Соответственно, путь разрешения всех общественных противоречий и пороков революционные партии видели в упразднении старого строя во главе с монархией и замещении его демократией в том или ином её виде с явной поправкой на групповые интересы тех классов, которые они представляли, в том числе самозванно, – но с посулами достижения максимального всеобщего счастья. Напротив, черносотенство направлялось противоположным путем – к укреплению и охране монархического самодержавия, в том числе представляющего собою надсословную силу, способную оградить народ от произвола тех или иных могущественных слоёв и группировок (в том числе иностранных) и обеспечить его полноценное участие в государственном управлении как на местном, так и на имперском уровне. Парламентскую демократию, охлократическую революцию и партийную диктатуру черносотенцы справедливо почитали злом и обманом, при котором власть непременно обречена оказаться в руках тех самых общественных слоёв и группировок, которые имеют наибольшие финансовые и информационные ресурсы, и, что важнее всего, наиболее устремлены к получению власти, а главное – враждебны к Христианству с его антагонистичными им добродетелями и идеалами.
Демократическая система – на условиях ли влиятельного меньшинства, ограждённого силою либерально-конституционного закона («правые»), или охлократического большинства, опирающегося на грубую силу («левые»), – создавала в глазах черносотенцев систему отрицательного отбора, возводящую, как правило, на высоты государственной власти наименее достойных лиц. Либеральная и социалистическая демократия предполагала уничтожение всякой традиционной общественной иерархии, включая сословную и общинную (а в ней авторитетную, половую и возрастную), со смешением всех людей в бесчинную эгалитарную бескачественную массу, в которой ситуативное большинство элементов (а подспудно – диктатура из анархической стихии) должно было гипотетически производить самые верные и справедливые решения.
Вопреки данной абсурдной логике, черносотенное решение соборного устройства государственного управления предполагало не радикальные реформы с упразднением традиционного сословного и в целом патриархального порядка общества, но разумное исправление его в целостности, в которой у каждого сословия (в том числе у высших), а также половозрастной группы и отдельного лица будет своё место, обусловленное справедливым соотношением прав и обязанностей. Как было на этот счёт сказано в программе «Русской монархической партии», таковая «видит в безконечном раздроблении Русского народа и превращении его в ничтожные песчинки грозную опасность для Государства, которое должно строиться не из песка, а из крупных, прочных камней. Такими лежащими в краю углов камнями являются исторически-сложившиеся сословия Русского народа, которые имеют, каждое, своё особое служебное назначение и свои интересы в Государственном организме».
Основанное на укреплённом сословном строе выборное представительство и политическое участие широких слоёв народа во власти организовывалось не на демократических, а на сущностно отличающихся от них соборных началах, – отрицающих количественно-агрегированную, слепую, изменчивую, обезличенную, безотчётную и профанированную волю, но утверждающих качественные начала личностного и ответственного представительства. При таком представительстве волю народа доносят до Царя и правительственных органов наиболее авторитетные лица согласно достопочтенности в государстве представляемых ими общественных слоев (в разрезе территориальных общин) и соответствующей заботе не о корыстных интересах, а об общем благе и нравственном долге, включающем обеспечение справедливости, гарантом которого является сам Государь.
Практической формой такого сущностно-политического различения у черносотенцев служило отвержение идеи либерально-демократической Государственной Думы и выдвижение вместо её Земского собора как народного оплота Самодержавия, органично дополняющего Государственный Совет, который, в свою очередь, следовало собирать, как указывалось отдельным пунктом той же программы, уже не по бюрократическому механизму выслуги на чиновничьей службе, но «выбором Государём выдающихся по дарованиям, жизненному опыту и преданности Самодержавию Русских людей».
Утверждение народно-соборного Самодержавия в рамках черносотенной идеологии консервативно-соборного преобразования государственного строя непременно предполагало возвышение государственной службы и занятой на ней существенной части имперской элиты путём системного замещения недостойного чиновничества достойным – краеугольной проблемы и в настоящий день. Без верных государевых слуг или мужей народно-соборное Самодержавие как державоустроительная сила невозможно.
В программе «Русской монархической партии» утверждалось, что «государственная служба, как показали последние события, не стоит у нас на должной высоте. Во всех её сферах встречаются лица, нарушающие законы Государства, или потакающие их нарушителям, из малодушия или своекорыстия; содействуя этим понижению Правительственного авторитета и развращению общества, они, сверх того, причиняют неисчислимый вред Государству. Монархическая партия с негодованием отвергает этих неверных и лукавых слуг Царя, полагая, что на Царской службе не могут быть терпимы лица, считающие служение своё за выпавшую на их долю привилегию, а не за долг и обязанность, исполняемые не за страх, а за совесть перед Царём-Самодержцем и Родиной». Главным же средством формирования достойного чиновничества, наряду с духовным воспитанием, у черносотенцев была защита царской кадровой политики от партийно-парламентского подчинения и влияния в пользу укрепления деятельностной воли Государя, которую и должны были соборно укрепить совещательные органы Государственного совета и Земского собора.
Этим вкупе и обеспечивалась «народная монархия», воспетая выдающимся имперским мыслителем и деятелем белорусского происхождения Иваном Солоневичем.
