Особенностью конфессиональной ситуации на белорусских землях после разделов Речи Посполитой было существование здесь Католической Церкви латинского и униатского обрядов. Соответственно, организация церковного управления для Католической Церкви стало первой заботой императрицы Екатерины II в 1772 г. Образцом для первоначального устройства послужил устав католической общины Петербурга, а апелляции на судебные решения католического епископа Могилевского должна была принимать лифляндская юстиц-коллегия[1]. Безусловно, уже при самых первых шагах к организации католической епархии было официально заявлено, что католическое духовенство ни под каким видом не имеет право обращать православных в свою веру[2], чем было сообщено о новом (терпимом) статусе католичества. В жалованной грамоте императрицы на учреждение Белорусской католической епархии в Могилеве, говорилось, что ее глава будет управлять всеми приходами и монастырями в Российской империи, для чего в помощь ему создавалась духовная консистория, католическому епископу предоставлялось право самому распределять приходы по округам и посвящать для них священников, а костельное имущество оставалось неприкосновенным во всей своей целости[3]. Одновременно запрещалось исполнять папские буллы прежде их одобрения в сенате[4]. Монастыри подчинялись ведению местных епископов, а не своему орденскому начальству, находящемуся за пределами России[5]. Католические семинарии тоже поступали в ведение епархиальных архиереев. На территории белорусско-литовских губерний действовали Виленская (1781 г.), Могилевская (1788 г.) и Минская (1803 г.) семинарии[6]. В 1803 г. последовал указ о преобразовании виленской семинарии в Главную (богословский факультет) при Виленском университете для подготовки будущих епископов, каноников и других высших должностных лиц церковной иерархии, содержание этой семинарии было возложено на католические и униатские монастыри за исключением иезуитских и нескольких других[7]. Таким образом, Католическая Церковь получила достаточно автономное устройство с обязанностью исполнять государственные распоряжения[8], сохраняя в первое время принцип единоначалия (все подчинялись католическому Могилевскому митрополиту) в отличие от Православной, которую возглавлял коллегиальный орган – Св. Синод. Причем на содержание католического епископа по штату выделялось большая сумма, чем на содержание православного епископа Могилевского (10 тыс. руб. против 6 тыс.)[9].
Вместе с тем со стороны государственной власти было поставлено обязательное условие принесения верноподданнической присяги католическим духовенством. Соответственно, в 1779 г. вышел указ, запрещавший духовным лицам «римского и униатского законов» приезжать в новоприобретенные провинции и вмешиваться в церковное управление, это не исключало, правда, визиты по личным нуждам, но в таком случае приезжие должны были следовать с сопровождением к епархиальному начальству, которое и несло за них полную ответственность[10]. Впрочем, в 1784 г. было дано разрешение Могилевскому архиепископу Станиславу Сестренцевичу принимать в клир священнослужителей из-за границы при условии принесения ими верноподданнической присяги[11]. В 1800 г. император Павел I запретил произносить с кафедры и издавать сочинения на политические темы, касающиеся государственного управления[12]. В контексте нарушения гражданских законов трактовалось распространение монахами Освейского монастыря в 1803 г. слухов о том, что правительство готовится насильно обратить униатов в Православие, почему им нужно якобы скорее переходить в латинский обряд – на виноватых в распространении таких слухов духовных лиц налагался арест[13]. После польского восстания, в 1832 г., было принято правило, что назначение на священнические места теперь должно совершаться по согласованию с губернатором, который проверял лояльность кандидатов правительству[14]. Данное решение ограничивало прерогативы епископской власти, но оно не простиралось далее традиционной практики колляторства и не отнимало у духовного начальства исключительного права на подготовку и выдвижение кандидатов[15]. То же самое нужно сказать и о другом указе 1832 г., согласно которому после приема в католическую семинарию местные гражданские губернаторы проверяли список студентов на предмет их сословного происхождения и других препятствий к поступлению (очевидно, политического характера)[16]. Таким образом, речь идет не о переходе решения о приеме от духовной власти к светской, как это порой не совсем корректно интерпретируется[17], а об усилении административного контроля над кадровыми действиями католической иерархии.
В соответствии с сеймовой конституцией 1726 г., отменившей право епископским кафедрам и монастырям приобретать новые имения дарением, покупкой или наследованием (как это было по Литовскому статуту 1588 г.), императрица Екатерина II своим указом в 1786 г. запретила получение земель, разрешая пожертвование только деньгами[18]. Как и в случае с Православной Церковью государственная власть, произведя секуляризацию, не допускала роста церковного землевладения. Однако данная мера ограничивала католическое духовенство в России больше, чем на соседней территории Речи Посполитой, почему архиепископ Станислав Сестренцевич обратился в сенат за разъяснением и в итоге получил указ (в 1788 г.), в котором говорилось, что запрет на приобретение земель касается только церковных обществ, а не лиц из духовенства, имеющих дворянское происхождение, последние могут добывать себе имения, остающиеся затем в их частном распоряжении и передающиеся родственникам по наследству[19]. Что же касается кафедральных и монастырских имений (на территориях, присоединенных после второго и третьего разделов секуляризация до 1841 г. не проводилась), то они по решению сената, одобренному императором Александром I в 1804 г., считались на правах казенных владений и подлежали по всем спорным вопросам разбирательству главных судов и сената, минуя церковную юрисдикцию. Тут же говорилось, что «села, деревни, фольварки, земли, леса, огороды, сенокосы, озера, рыбные ловли и всякие тому подобные угодья, равномерно и денежные суммы капитальные и процентные и проч. белого и черного духовенства стяжания суть общее их достояние, то и запрещается всем монастырям продавать их, дарить и выменивать, равно как и от них оныя отбирать без особенного монаршего соизволения»[20]. Однако в 1822 г. данное запрещение было повторено в связи с претензиями кредиторов к залогам бывших иезуитских имений, очевидно, запрет на финансовые операции с церковным имуществом не всегда исполнялся[21]. Накануне проведения секуляризации церковных имений в 1841 г., которая затронула как бывшую униатскую церковь, так и Католическую[22], латинское духовенство было материально самодостаточным, его капитал насчитывал более 6 млн руб. серебром, приходское духовенство и монастыри владели 132 тыс. крепостных крестьян, земельных владений (кафедральных, монастырских и приходских) насчитывалось более 646 тыс. десятин с годовым доходом более 550 тыс. руб. серебром[23]. Даже после введения штатов в 1842 г., которыми уравнивались кафедры и приходы католические и православные, католическое духовенство оставалось фактически лучше обеспеченным (с учетом различной помощи состоятельных помещиков католического вероисповедания и того очевидного обстоятельства, что священнослужители латинского обряда не имели обязанности заботиться о семье и детях)[24].
Суд над католическим духовенством по церковным делам принадлежал епископам. В 1801 г. император Александр I реорганизовал созданный в 1797 г. католический департамент при Юстиц-коллегии, принимавший апелляции на судебные приговоры епископов, в духовную коллегию, которой подчинил епархиальных архиереев и консистории (главой коллегии был назначен католический Могилевский митрополит) и таким образом расширил принцип коллегиального управления Католической Церковью в Российской империи[25]. Хотя католическая коллегия состояла из духовных и двух светских лиц, в ней не было должности, аналогичной обер-прокурору Св. Синода. Со стороны государства контакты с Католической Церковью курировало Главное управление духовных дел разных вероисповеданий (с 1832 – департамент МВД). Судебная система для католического духовенства предусматривала по делам канонического характера суд консистории в первой инстанции и петербургской коллегии во второй, а по делам общего характер – суд светский по гражданскому законодательству (поветовый и главный) с участием депутатов от белого духовенства (с 1810 г. должность депутата сделалась постоянной)[26].
В Своде законов о состояниях (1835 г.) духовенство католическое наделялось теми же правами, что духовенство православное с тем только отличием, что к духовному сословию не причислялись низшие причетники, выполнявшие служебные должности в костелах (они, соответственно, относились к податным сословиям, из которых происходили)[27]. Также в Своде законов вообще не упоминалось духовенство униатское. Очевидно, оно рассматривалось в правовом отношении как часть духовенства католического.
Таким образом, католический клир благодаря покровительству местного католического дворянства фактически находился в лучшем материальном положении, чем духовенство других христианских исповеданий, хотя de jure он был равен всем остальным.
[1] ПСЗРИ-1. Т. 19. № 13922. С. 688–689.
[2] Там же. С. 689.
[3] Там же. № 14122. С. 913–914. Т. 21. № 15326. С. 383–385.
[4] ПСЗРИ-1. Т. 27. № 21078. С. 1062.
[5] ПСЗРИ-1. Т. 25. № 18733. С. 435. Впрочем, император Павел I предоставил право монашеским орденам в России самостоятельно избирать свое начальство – провинциалов (Т. 26. № 19684. С. 434).
[6] Канфесійны фактар у сацыяльным развіцці Беларусі (канец XVIII – пачатак XX ст.). / В. В. Яноўская (і інш.). – Мінск: Беларуская навука, 2015. – С. 110.
[7] АВАК. Т. XVI. С. 37.
[8] ПСЗРИ-1. Т. 23. № 17380. С. 762–764. Т. 25. № 18504. С. 222–224. № 18734. С. 434–438. № 18892. С. 589. Т. 26. № 19684. С. 433.
[9] ПСЗРИ-1. Т. 19. № 14073. С. 864–865. Соответственно, имения Католической Церкви поступали в казну. Ср.: № 14121. С. 912.
[10] ПСЗРИ-1. Т. 20. № 14891. С. 848.
[11] ПСЗРИ-1. Т. 22. № 15943. С. 58.
[12] ПСЗРИ-1. Т. 26. № 19684. С. 436.
[13] ПСЗРИ-1. Т. 27. № 20748, 20749. С. 584–585.
[14] АВАК. Т. XVI. С. 126–127.
[15] «Епархиальные архиереи… не должны нарушать права… и лишать ктиторов в рассуждении одобрения ими особ к получению приходов в ктиторских владениях, отвергая рекомендуемых ими достойных к тому духовных; ибо тогда в духовном правлении все идет порядочно, когда делается по правам и законам» Пункты об управлении римско-католического духовенства в России императора Павла 1800 г. // Там же. С. 30.
[16] Там же. С. 129.
[17] Канфесійны фактар у сацыяльным развіцці Беларусі (канец XVIII – пачатак XX ст.). / В. В. Яноўская (і інш.). – Мінск: Беларуская навука, 2015. – С. 111.
[18] ПСЗРИ-1. Т. 27. № 16333. С. 537.
[19] Там же. № 16616. С. 1024.
[20] ПСЗРИ-1. Т. 28. № 21394. С. 451.
[21] ПСЗРИ-1. Т. 38. № 29060. С. 219–222.
[22] Отобрание имений в казну не коснулась приходского католического духовенства. ПСЗРИ-2. Т. 16. Ч. 2. № 15153. С. 139.
[23] Філатава А. Салоўная палітыка царскага ўраду ў Беларусі. 1772–1860 г. / А.Філатава // Гістарычны альманах. 2002. – Т. 6. – С. 70.
[24] Там же.
[25] ПСЗРИ-1. Т. 26. № 20053. С. 823–827. Канфесійны фактар у сацыяльным развіцці Беларусі (канец XVIII – пачатак XX ст.). / В. В. Яноўская (і інш.). – Мінск: Беларуская навука, 2015. – С. 100.
[26] ПСЗРИ-1. Т. 31. № 24380. С. 390.
[27] Свод законов Российской империи. Т. IX. О состояниях. СПб., 1857. – С. 71. п. 325, примеч.
