Современная Украина представляет собой полиэтническое государственное образование. Украинское национальное движение выкристаллизовалось в XIX в., когда большинство территорий современной Украины входило в состав двух крупных монархий – Российской империи и Австро-Венгрии. В Российской империи в этот период наблюдались процессы интенсивного научного изучения украинского (малорусского) народа. Отмечая этнокультурную самобытность украинцев, ученые подчеркивали их естественную принадлежность к общерусскому цивилизационному пространству. Так, один из основоположников профессиональной российской этнографии Н. Н. Надеждин в статье 1847 г. отмечал, что восточнорусское (великороссийское) и западнорусское (малороссийское) племена являются «двумя оттенками народности общерусской» [1, с. 83]. Подавляющее большинство жителей малороссийских губерний Российской империи в то время не видело существенной разницы между малороссами и великороссами. Имелись предпосылки к тому, что их сознание могло формироваться в общерусском варианте, особенно у тех крестьян, которые переселялись в города, получали образование. Этому способствовали процессы социально-экономической модернизации, когда личные возможности человека повышались в зависимости от овладения общегосударственным языком. Многие крестьяне приобщение к русскому языку не воспринимали как «преступление перед нацией» (что следовало из логики сторонников зарождавшегося украинского национального движения) и видели в этом не утрату своей этнической природы, а пропуск в «широкий мир» [2, с. 80].
Зарождение украинского национального движения в Российской империи относят к концу первой половины XIX в. В 1845 г. было создано Кирилло-Мефодиевское общество, в котором состояли историк Н. И. Костомаров, писатель П. А. Кулиш, поэт Т. Г. Шевченко и др. В проектах членов общества Украина должна была получить автономию в составе «федерации славянских народов» – обновленной России. Первые десятилетия своего существование украинское национальное движение было крайне малочисленным. Лидер Украинской радикально-демократической партии Е. К. Чикаленко указывал, что на сентябрь 1910 г. общее число его сторонников составляло примерно 2 000 человек, из них активных членов было не более 300. Политик с нескрываемой иронией оценивал потенциал украинского движения. В августе 1903 г. в Полтаве открывали памятник писателю И. П. Котляревскому. На церемонию съехались сторонники украинской национальной идеи со всех регионов Российской империи и из-за рубежа. Е. К. Чикаленко вспоминал, что большинство активистов занимало два вагона поезда, ехавшего из Киева в Полтаву, и если бы он сошел с рельсов, украинскому движению был бы нанесен тяжелый удар [3, с. 158–159].
Сущность украинского национального движения характеризуется известным российским историком А. В. Марчуковым следующим образом: «Ненависть к России – и как к политико-государственному организму, и как к историческому пути и духовному опыту – стала альфой и омегой идеологии и практики украинского движения, его объединительным механизмом, мерилом отношений к текущей жизни, важнейшей составляющей идеологии его адептов» [2, с. 94–95]. Подобный подход был чужд не только большинству населения малороссийских губерний, но и представителям интеллектуальных элит края (М. В. Юзефович, А. И. Савенко и др.). А. И. Миллер отмечал: «Эти люди вовсе не были предателями украинского народа, потому что, сохраняя малорусскую идентичность и веря, что лучше понимают интересы края, чем их оппоненты-украинофилы, они отрицают сам проект украинской нации и связанную с ним версию идентичности. Они были русскими националистами в том смысле, что выступали сторонниками проекта большой русской нации, составной частью которой они видели малороссов, вовсе при этом не считая, что приносят интересы малороссов в жертву великороссам. Они совсем не обязательно полагали, что малороссы должны отказаться от своей идентичности в пользу великорусской» [4, с. 53–54].
Принципиально иным было положение активистов украинского национального движения в Габсбургской монархии. Во второй половине XIX – начале ХХ в. украинское движение Галиции пользовалось активной поддержкой Вены. Австрийским правительством преследовались две цели: создать противовес польскому господству в Галиции и использовать украинское движение как инструмент в борьбе против российского влияния. Лидеры украинского движения Австро-Венгрии (К. Левицкий, Н. Василько и др.), заверяя Вену в лояльности, желали реализовать свои прагматические цели (например, тщетно пытались добиться открытия украинского университета) [5, с. 216, 268]. В конце XIX в. при поддержке центральных и региональных властей в школах Галиции начинает использоваться украинское фонетическое правописание. По словам известного галицийского русофила О. А. Мончаловского, эта мера носила сугубо политический характер: «чтобы Червоная Русь не употребляла такого правописания, какое употребляется в России, именно этимологического». В то же время даже Галиция до Первой мировой войны еще не являлась пространством безальтернативного господства украинской национальной идеи. В начале ХХ в. депутаты австрийского парламента русофильских взглядов Д. А. Марков и Н. П. Глебовицкий требовали для русского языка официального статуса наравне с прочими языками монархии. Присланные в 1908 г. в львовский сейм и венский парламент многочисленные (около 70 000) петиции отдельных лиц и обществ об официальном использовании русского языка в школе, администрации и суде были оставлены правительством без всякого внимания [6, с. 146, 151–152].
Своеобразным «окном возможностей» для представителей украинского национального движения стали события, последовавшие после Октябрьской революции 1917 г. в России. Лидеры многочисленных государственных и квазигосударственных образований, возникших в этом время, находились в постоянном поиске ситуативных союзников, были вынуждены считаться с быстро меняющимися настроениями и ориентациями местного населения. А. В. Шубин описывает данные процессы следующим образом: «Исход борьбы разнообразных стратегий зависел как от перипетий гражданской войны на территории бывшей Российской империи и вооруженной борьбы с поляками в Восточной Галиции, так и от внутриукраинских факторов – прежде всего от соотношения социальной и национальной мобилизации. Это соотношение на Украине действовало как своеобразные качели: то более успешной была мобилизация масс под национальными лозунгами (что придало силу Украинской народной республике в 1917 г.), то под социальными (сторонники Советской власти в начале 1918 г.), то снова под национальными с использованием социальных (Директория в конце 1918 г.), то снова под социальными (сторонники УССР в первой половине 1919 г.), то под национальными в связи с недовольством социальной политикой (национальное антикоммунистическое повстанчество в середине 1919 г.). К концу гражданской войны и революции эти «качели» остановились на национал-коммунистическом компромиссе национального и коммунистического проектов, на «украинизации» Советской Украины» [7, с. 561]. Украинские политики того времени не гнушались заключением союзов с силами, весьма далекими от поддержки украинской национальной идеи. Так, деятельность лидера Западно-Украинской народной республики Е. Е. Петрушевича некоторое время пользовалась поддержкой белой эмиграции. Но уже в 1923 г. Е. Е. Петрушевич по конфиденциальным каналам (через австрийских представителей в Москве) декларировал свое согласие на присоединение Восточной Галиции к СССР [8, с. 155, 173–174]. Эти факты биографии политика не помешали глорификации его фигуры в современной Украине.
Определяющее влияние на формирование основ украинской нации, границ Украины оказал советский этап ее истории. В рамках политики украинизации украинский язык внедрялся во все сферы общественной жизни, активно развивались образование и культура, происходило выдвижение «коренных кадров» на руководящие государственные должности. В то же время мероприятия в рамках украинизации зачастую имели директивный характер, создавали напряженность в обществе, обостряли межнациональные отношения. Особенно острой данная проблема была в восточных и юго-восточных районах УССР. Крупнейший российский специалист по истории советской украинизации Е. А. Борисенок в своих работах приводит множество примеров сопротивления жителей Советской Украины насильственной украинизации. Вот как описывал рабочий-партиец в своем письме в ЦК КП(б)У положение в Луганске: «Убежден, что 50 % крестьянства Украины не понимает этого украинского языка, другая половина, если и понимает, то все же хуже, чем русский язык… Тогда зачем такое угощение для крестьян?» [9, с. 140]. Многие представители интеллигенции, первоначально с сочувствием наблюдавшие за культурными преобразованиями в Советской Украине, вскоре разочаровались в их методах. Н. Н. Могилянский – известный ученый и дипломат, политический деятель, занимавший в 1918 г. должность заместителя государственного секретаря Украинской державы – в эмиграции писал: «Многие из тех прогрессивных русских деятелей, которые с симпатией относились к стремлениям культурного украинства, к развитию украинского языка, литературы и национального творчества во всех областях жизни, теперь с ужасом отшатнулись от своих прежних симпатий, увидев бездну человеческого страдания, принесенного в качестве жертвы на алтарь национальной обособленности» [10, с. 205].
Интересные процессы в первой половине ХХ в. наблюдались в Закарпатье (исторические названия – Подкарпатье, Угорская Русь, Подкарпатская Русь) – регионе, который стал частью Советской Украины в 1945 г. До этого времени край входил в состав монархии Габсбургов (до 1918 г.), Чехословакии (межвоенный период), хортистской Венгрии (1938–1944 гг.). Местное восточнославянское население окончательно приняло украинскую модель национальной идентичности только во второй половине ХХ в. В межвоенный период украинофилы с переменным успехом боролись за влияние на жителей края с русофильской интеллигенцией, представители которой считали русинов частью общерусского культурно-цивилизационного единства, выступали за использование русского языка в различных сферах общественной жизни. В годы Второй мировой войны, когда Закарпатье входило в состав Венгрии, на официальном уровне декларировалась идея существования отдельного русинского народа, который мог развиваться исключительно в рамках венгерского государства. В это время именно коммунистические деятели (члены Коммунистической партии Чехословакии, Коммунистической партии Венгрии, Коминтерна и др.) оставались наиболее последовательными сторонниками идеи украинской национальной природы населения края. Так, в инструкции Политического секретариата Коминтерна от 13 августа 1927 г. отмечалось: «Центральным комитетом Коммунистической партии Чехословакии рекомендуется принять к сведению заявление Краевой организации Закарпатской Украины о том, что как в отношении языка, школы, так и национальности закарпатские товарищи объявляют себя украинцами. В соответствии с этим товарищам из Коммунистической партии Чехословакии рекомендуется избегать в печати, в парламенте, на собраниях старую терминологию «русины», «Закарпатская Русь» и т.п.» [11, л. 56]. Коммунистические газеты одними из первых в культурном пространстве Закарпатья отказались от традиционного этимологического письма и начали использовать украинское фонетическое правописание.
В независимой Украине на официальном уровне предпочитают замалчивать влияние советского этапа истории на процесс становления украинской нации. В современной историографии делается акцент на негативных эпизодах данного исторического периода (репрессии, раскулачивание, голод 1932–1933 гг. и др.). Тенденция к негативной оценке советского прошлого с разной интенсивностью проявлялась в периоды всех руководителей украинского государства и достигла наивысшего развития после событий 2013–2014 гг. Весной 2015 г. Верховная Рада Украины приняла Закон «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрете пропаганды их символики», получивший неофициальное название «закон о декоммунизации». Украинский историк Г. В. Касьянов отмечает: «Генеральной линией» государственной политики памяти была декоммунизация символического пространства, которая де-факто вылилась в десоветизацию, а во многих отношениях, как побочный продукт, имела в виду и своего рода дерусификацию» [12, с. 499]. Многие факты переименований топонимов в рамках политики «декоммунизации» видятся абсурдными, так как представляют собой отказ от коммеморации исторических деятелей, которые являлись наиболее последовательными сторонниками украинской идентичности восточнославянского населения различных регионов современной Украины, внесли огромный вклад в развитие украинской культуры. В то же время продолжается героизация деятелей Организации украинских националистов, Украинской повстанческой армии, других националистический структур периода Второй мировой войны, некоторые течения которых имели откровенно коллаборационистский по отношению к нацистской Германии характер и отметились многочисленными военными преступлениями. Закон «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрете пропаганды их символики», тотально запрещающий советский нарратив, весьма избирательно подходит к запрету символики нацизма – была запрещена только атрибутика НСДАП. В то же время в Украине регулярно проходят мероприятия в честь дивизии СС «Галичина» – военного формирования нацистского режима.
Сегодня можно констатировать, что Украине за более чем тридцатилетний период суверенного существования не удалось выстроить грамотную стратегию управления культурно сложным обществом. Модели, которые предлагает властная и интеллектуальная элита Украины (этнокультурная форма национализма, которая строится прежде всего на противопоставлении украинцев и русских, отрицание положительных достижений советского периода), привели к глубокому расколу украинского общества. Данный раскол, на наш взгляд, стал первопричиной драматичных событий, происходящих в Украине в последние годы.
Список использованных источников
1. Лескинен, М. В. «Южноруссы», «малороссияне», «малороссы», «украинцы»: трансформация этнонима в российском этногеографическом дискурсе XIX в. / М. В. Лескинен // Имя народа: Украина и ее население в официальных и научных терминах, публицистике и литературе : сборник статей / редкол.: Е. Ю. Борисенок (отв. ред.) [и др.]. – М.; Санкт-Петербург, 2016. – С. 77–102.
2. Марчуков, А. В. Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы.Цели, методы, результаты / А. В. Марчуков. – М. : Издательство «Центрополиграф», 2015. – 591 с.
3. Чикаленко, Є. Спогади (1861–1907) / Є. Чикаленко. – Київ : Темпора, 2003. – 415 с.
4. Миллер, А. Украинский вопрос в Российской империи / А. Миллер. – Киев : Laurus, 2013. – 416 с.
5. Клопова, М. Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века / М. Э. Клопова. – М. : Индрик, 2016. – 280 с.
6. Шевченко, К. Языковая борьба в Восточной Галиции в XIX веке в оценках галицко-русских общественных деятелей / К. Шевченко // Язык и идентичность. Язык, литература и славянские идентичности в XVIII – XXI веках / ред. К. Шевченко ; Институт политических исследований (Белград, Сербия), Центр евразийских исследований филиала РГСУ в Минске (Минск, Беларусь). – Белград, 2020. – С. 130–157.
7. Шубин, А. В. Мировая революционная волна (1918–1923). Прилив / А. В. Шубин. – М. : Академический проект ; Фонд «Мир», 2020. – 773 с.
8. Зубачевский, В. А. Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект / В. А. Зубачевский. – М. : Политическая энциклопедия, 2019. – 278 с.
9. Борисенок, Е. Феномен советской украинизации. 1920–1930-е годы / Е. Борисенок. – М. : Издательство «Европа», 2006. – 256 с.
10. Красовицкая, Т. Ю. Этнокультурные практики: сущность, социальный аспект образовательного проекта / Т. Ю. Красовицкая // Советский национальный проект в 1920–1940-е годы: идеология и практика / Д. А. Аманжлолова [и др.]. – М., 2021. – С. 175–226.
11. Российский государственный архив социально-политической истории. – Ф. 495. Оп. 103. Д. 112. Л. 56.
12. Касьянов Г. В. Историческая политика в Украине: и десять, и двадцать лет спустя // Политика памяти в современной России и странах Восточной Европы. Акторы, институты, нарративы / под ред. А. И. Миллера, Д. В. Ефременко. – Санкт-Петербург, 2021. – С. 483–519.
