Территория Северной Буковины, населенная в основном православными русинами и румынами и вошедшая в состав Австрийской империи в 1775 г., в XIX веке стала пограничной областью Австрии на стыке с Россией и Румынией. При занятии Буковины «австрийским правительством руководили, прежде всего, военные соображения»,[1] вызванные стремлением обеспечить надежную коммуникацию между Галицией и Трансильванией, которые к этому моменту вошли в состав Австрии. Именно по этой причине внутренняя политика австрийских властей в данном многонациональном и православном крае отразила основные приоритеты официальной Вены как в этнокультурной, так и в конфессиональной области. Учитывая этнокультурную и конфессиональную специфику Буковины, являвшуюся смешанным восточнославянско-румынским регионом, Вена настойчиво проводила политику, направленную, с одной стороны, на ослабление православия и усиление католичества и униатства в данном регионе; с другой стороны, на системное насаждение украинской идентичности среди русинов Буковины и на отрыв их от русского языка и культуры.
Если первоначально в своей политике в данном регионе Вена делала ставку на экономически доминировавших в Буковине румын в ущерб местным русинам, то со второй половины XIX века с появлением независимой Румынии австрийские власти стали активно поощрять немецкую и польскую колонизацию Буковины, опасаясь роста румынского ирредентизма. Данные опасения со стороны Вены были обоснованы, поскольку в Румынии все большую популярность приобретали планы присоединения тех австрийских областей, где компактно проживало румынское меньшинство, в первую очередь Трансильвании. Отношения Румынии с Австро-Венгрией во второй половине XIX века «отличались особой щепетильностью из-за национального вопроса и экономических интересов, – отмечают современные румынские историки. – С установлением дуализма усилилась борьба румын, находившихся под австро-венгерской оккупацией, за свои национальные права».[2] По этой причине в конце XIX – начале XX века в отношениях между Румынией и Австро-Венгрией «вырисовывалась пропасть. Гнет, которому подвергались соотечественники в Трансильвании, вызывали в Румынии протесты».[3]
Любопытные свидетельства о внутреннем положении в Северной Буковине и о культурно-национальной политике австрийских властей в данном регионе содержатся в воспоминаниях С.М. Горяинова, который с 1891 по 1896 годы занимал должность консула Российской империи в столице Буковины г. Черновцы. Свидетельства С.М. Горяинова имеют особую ценность, поскольку он, будучи профессиональным дипломатом, прекрасно разбирался в особенностях данного региона и за годы своей работы в качестве русского консула в Черновцах основательно изучил Буковину и её население, установив многочисленные непосредственные контакты с представителями духовенства и чиновничества этого края.
* * *
С.М. Горяинов характеризовал Буковину как плодородный край, «богатый хлебом, пастбищами и лесами».[4] К моменту присоединения Буковины к Австрии в 1775 г. «в этом крае существовали почти исключительно волошские поселения, поместья волошских бояр, основанные ими и господарями православные монастыри, а в Карпатских горах и лесах укрывалось приютившееся от нашествия различных народностей православное русское племя, известное теперь под названием гуцулов, к которому присоединились впоследствии русские пришельцы из Галиции».[5] По данным С.М. Горяинова, к концу XIX века численность русинов в Буковине составляла 42% от общего количества населения, насчитывая примерно 280.000 человек, в то время как численность румын составляла около 210.000 человек. Русины и румыны вместе составляли две трети населения Буковины.
Оценивая социально-экономическое положение различных народов Буковины, С.М. Горяинов подчеркивал, что «численное превосходство русского племени над другими народностями не давало ему преобладающего значения; напротив того, русские были до последнего времени элементом самым угнетенным в крае. Один вид русских селяков носил на себе отпечаток унижения и забитости… Они поразили меня своею неприглядною и печальною наружностью…».[6] По словам русского консула, к моменту вхождения в состав Австрии практически все землевладение в Буковине было в основном в руках румынских помещиков, монастырей и поселений; румыны полностью доминировали в административной сфере, контролируя местное управление и церковные дела. При этом, хотя все церковное имущество, как движимое, так и недвижимое, формально принадлежало австрийскому министерству земледелия, «доходами с них пользуется черновецкая митрополия и духовенство… Румынское духовенство, обладая такими богатствами, допускало к пользованию ими исключительно румын; митрополитами выбирались всегда румыны или русские, отказавшиеся от своей национальности. Румыны предпочтительно назначались священниками даже в русские приходы. В 1890-х годах из 262 православных приходов 115 находилось в местностях с чисто русским населением. Преподавание в духовных семинариях и академии велось на румынском языке…».[7] Православная церковь в Буковине, таким образом, длительное время выступала в качестве эффективного орудия румынизации местного восточнославянского населения.
Констатировав подчиненное положение русинов Буковины, русский консул проводил параллель с положением русинов в других областях Австро-Венгрии, подчеркивая при этом, что «русскому племени в Австро-Венгерской империи было суждено находится в подчинении других национальностей и терпеть притеснения. Угро-руссы подавлялись венгерцами, галичане – поляками, русское население Буковины… подпало под господство румын, в ряды которых перешли его немногочисленные роды и некоторая часть духовенства. Таким образом, – заключал С.М. Горяинов, – в православном мире Буковины вся интеллигенция, вся мыслящая часть населения принадлежала к румынам».[8] Подобное положение вещей в значительной степени было результатом политики Вены, поскольку «до 1700 года богослужебным и правительственным языком в целом крае был язык славяно-русский…».[9] По замечанию современника, после инкорпорации данного края в состав Австрии, «австрийское правительство выдвинуло на первое место румын перед русскими, соединенными с Россией единством языка и православной веры… Буковина получила немецко-румынскую окраску и в школах долгое время все преподавание происходило на немецком языке».[10] Предпочтение, которое отдавали румынам австрийские власти, объяснялось в первую очередь их стремлением подавить местное православное русинское население, прорусские симпатии которого вызывали опасения Вены в связи с наличием общей границы с Российской империей.
Однако конфессиональная специфика Буковины состояла в том, что как господствующая национальность в лице румын, так и подчиненная в лице русинов принадлежали к православной церкви. По этой причине, отмечал С.М. Горяинов, «в Буковине русскому народу дышалось вольнее, чем в Галиции, каковое обстоятельство возможно приписать тому, что как румыны, так и русские были православными, тогда как в Галиции уния, исповедуемая русскими и носящая у народа название русской веры, противополагалась, как вера угнетенного населения, …католичеству, религии, исповедуемой народом, первенствующим в Галиции, – поляками…».[11]
В конце XIX века польская политика в Галиции, направленная на борьбу с галицко-русским движением и на поддержку украинского движения, выступавшего против России, начинает оказывать все большее влияние на положение в Буковине. При активной поддержке австрийского правительства «поляки перенесли агитацию среди галицко-русского народа на Буковину, в которой русские, будучи православными, тяготели к Великой России, к ее языку и культуре. В угоду полякам венские власти поощряли усиление польского элемента в Буковине посредством перевода чиновников из Галиции, назначения в черновицкий университет и гимназии профессоров из русских галичан-униатов… Польские помещики стали покупать недвижимость в Буковине. Развилась в герцогстве усиленная пропаганда католическая и униатская… Центральные власти поощряли проникновение польского элемента в край…».[12]
В качестве примера С.М. Горяинов упоминал о том, что в год его приезда в Буковину в 1891 году в столице края Черновцах состоялась торжественная закладка католического костела на 3000 человек во имя Сердца Иисуса. Храм строился поляками-иезуитами на центральной базарной площади города. Наряду с этим, иезуиты содержали в городе ряд благотворительных учреждений и стремились активно влиять на образование молодежи в Буковине. Поскольку иезуиты, как отмечал С.М. Горяинов, были польского происхождения, то очевидно, что «ими одновременно с религиозной пропагандой велась и национальная».[13] Активность иезуитов вызывала опасения членов городского магистрата, которые выражали озабоченность по поводу того, что их деятельность может подорвать традиционную веротерпимость, характерную для Буковины. Основания для подобных опасений были, поскольку если «ко времени захвата Буковины Австрией во всем крае не жило ни одного немца и поляка, …все население составляли русские и румыны», то к концу XIX века в крае насчитывалось 50 тысяч немцев, до 20 тысяч поляков и до 100 тысяч евреев, быстро занявших ведущие позиции в торговле.[14] Примечательно, что в результате миссионерской деятельности униатского духовенства из соседней Галиции в ранее полностью православной Буковине количество униатов к началу XX века составило примерно 23 тысячи человек.[15]
Еще одной формой «польского вторжения в Буковину» стала экспансия украинского движения из Галиции, борьба с русским литературным языком и насаждение ранее принятого в Галиции украинского фонетического правописания. Так, уже в 1894 году «во всех первоначальных училищах в Буковине…, в которых преподавался местный русский язык, было введено фонетическое правописание, несмотря на протесты ученых и политических обществ, а также частных лиц. На этих протестах центральному правительству было собрано более 40.000 подписей… Одновременно министерство народного просвещения в Вене одобрило русскую грамматику Смаль-Стоцкого и Гартнера, изданную на средства казны во Львове по распоряжению наместника Галиции графа Бадени, и рекомендовали его как руководство для всех средних учебных заведений Буковины и Галиции…».[16]
Политика правительства, направленная на поддержку католичества и униатства, на цивилизационный отрыв русинского населения Буковины от России и на его полонизацию и окатоличивание, вызвала противодействие православной церкви Буковины, возглавлявшейся в основном румынским духовенством. Экспансия католичества и униатства встретила «решительного противника в лице митрополита буковинского Сильвестра Андриевича Мораря… Сын орумынившегося русского сельского священника…, он близко стоял к местному сельскому населению и пользовался его особой любовью… Получив воспитание в черновицкой семинарии, в которой преподавание производится на румынском языке, и в такое время, когда румынский дух сильно господствовал в крае, Морарь забыл о своем русском происхождении и примкнул к партии, мечтавшей превратить Буковину в румынскую область. Он первоначально усердно способствовал орумынению русского православного духовенства и введению румынского языка в богослужение в приходах с русским населением».[17] Однако польская экспансия и активизация католической пропаганды в православной Буковине, стремившейся усилить раскол между православными русинами и румынами, заставили Сильвестра «опомниться в последние десять лет его пастырства. Всей последовавшей деятельностью Сильвестр старался загладить тот вред, который он нанес православию вообще и православному русскому народу Буковины в особенности».[18]
Прекрасно понимая взаимосвязь между украинским движением в Галиции и экспансией униатства, Сильвестр стремился противостоять украинской пропаганде и «старался оградить русское население от воздействия на него украинцев, для чего… в своих посланиях предписывал священникам противодействовать распространению в русских селах изданий и газет с украинским направлением, напечатанных фонетическим правописанием. Несмотря на требование правительства, он не дал своего согласия на введение фонетики в школах, содержимых на средства православной церкви…».[19] Православные иерархи в Буковине, таким образом, пытались оказывать сопротивление украинизации русинского населения Буковины, которая открыто поддерживалась правительством и шла рука об руку с экспансией униатства и католичества.
Однако противостоять политике правительства было очень сложно. С.М. Горяинов отмечал, что после назначения главой Буковины влиятельного австрийского чиновника графа Гесса в начале 1890-х годов ярко проявилось «твердое намерение австрийского правительства всеми мерами способствовать отчуждению русского народа и местной православной церкви от России и постепенно ограничивать, посредством придирок и притеснений, сферу влияния православия на народ».[20] В качестве примера репрессивной политики Вены С.М. Горяинов приводил закрытие местными властями русского общества студентов черновицкого университета «Буковина». Причиной закрытия, по словам русского консула, было то, что члены общества называли себя русскими, а не русинами, получали бесплатно газеты и журналы из России и в своем кругу говорили на русском литературном языке, а не на местном диалекте.[21] Еще одним ярким примером австрийской этнокультурной политики в регионе было последовательное навязывание украинского фонетического правописания, которые было объявлено властями обязательным в образовательной сфере. Кроме того, уголовный суд г. Черновцы признал все православные издания Киево-Печерской лавры на церковно-славянском языке «по своему содержанию возбуждавшими к государственной измене, посему подлежавшими конфискации и уничтожению»,[22] что было мощным ударом по позициям православной церкви в регионе. В конце XIX века резко ужесточилась правительственная цензура в отношении к местным русским печатным изданиям. Хотя местная русская пресса никогда не публиковала материалов антигосударственного характера, её издания часто конфисковывались властями «за одно отождествление слов «русский» и «российский» и указание на национальное единство всей Руси…».[23]
Впрочем, С.М. Горяинов упоминал и о тех немногочисленных представителях австро-венгерских властей, которые демонстрировали позитивное отношение к православию и к России. Одним из них был командир расквартированного в Черновцах 41-го австрийского пехотного полка полковник Маноилович, православный серб из Славонии, которого Горяинов характеризовал как «милого и любезного собеседника». Жена полковника Маноиловича, «сербка из королевства, ревностная православная, – вспоминал Горяинов, – собирала пожертвования на нуждавшиеся православные церкви в Далмации и мне удалось ей выхлопотать пособия на этот предмет из средств Св. Синода…».[24]
Общее ужесточение национальной и церковной политики Вены в Буковине в конце XIX века было вызвано растущими противоречиями между Австро-Венгрией, с одной стороны, и Румынией и Россией, с другой стороны. Если ранее Вена использовала румын в качестве противовеса и инструмента нейтрализации русинского населения Буковины, то с конца XIX века отношение австро-венгерских властей к румынскому меньшинству резко ухудшилось, что было связано с ростом румынского национального движения в Австро-Венгрии, которое пользовалось поддержкой Бухареста. В частности, власти венгерской части Дунайской монархии крайне болезненно воспринимали деятельность образованной в 1891 году Лиги за культурное единство всех румын, которая активно занималась румынской национальной пропагандой, вызывая тревогу Будапешта.[25] О высокой степени конфронтации между Веной и Бухарестом в начале ХХ века свидетельствует письмо начальника австро-венгерского генерального штаба генерала К. Гётцендорфа министру иностранных дел Австро-Венгрии 21 октября (3 ноября) 1913 года. В своем письме Гётцендорф отмечал, что «идея Великой Румынии настолько окрепла, что Трансильвания и Бессарабия стали ближайшими целями политики Румынии… Вопрос о Великой Румынии поднимается уже на протяжении тридцати лет».[26]
Подобная этнокультурная и конфессиональная политика Вены, осуществлявшаяся на протяжении десятилетий, привела к тому, что в начале ХХ века украинское движение в Буковине, как признавал С.М. Горяинов, «сильно развилось».[27] Неблагоприятные для России изменения произошли и в румынском обществе Буковины – на смену старшему поколению православных помещиков-румын, настроенных в основном сочувственно в отношении России, пришло молодое поколение румынской интеллигенции, получившей образование в западноевропейских университетах и не разделявших пророссийских взглядов своих отцов.
Тем не менее, С.М. Горяинов полагал, что установление контроля над Буковиной со стороны России в ходе Первой мировой войны «должно преследовать соединение русского племени Буковины с Великой Россией и способствовать преуспеянию его, как преобладающего элемента в крае».[28] Воссоединение Буковины с исторической Россией в это время казалось ему совершенно реальным и естественным. Однако надеждам С.М. Горяинова, высказанным им в конце 1916 года, не было суждено сбыться. Неудачи России на завершающем этапе Первой мировой войны и революционные потрясения 1917 года, приведшие к распаду исторической России и к кровавой Гражданской войне, сделали невозможным подобный сценарий развития событий.
ЛИТЕРАТУРА
Виноградов, В.Н. Румыния в годы первой мировой войны. Москва, 1969.
Горяинов, С.М. Воспоминания русского консула в Буковине // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1916. № 12.
Де-Витте, Е. Буковина и Галичина. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской Пустыни, 1914.
История Румынии. Координаторы Иоан-Аурел Поп, Иоан Болован. Москва, 2005.
[1] Де-Витте, Е. Буковина и Галичина. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской Пустыни, 1914. С. 6.
[2] История Румынии. Координаторы Иоан-Аурел Поп, Иоан Болован. Москва, 2005. С. 483.
[3] Виноградов, В.Н. Румыния в годы первой мировой войны. Москва, 1969. С. 39.
[4] Горяинов, С.М. Воспоминания русского консула в Буковине // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1916. № 12. С. 669.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Там же. С. 669-670.
[8] Там же. С. 670.
[9] Де-Витте, Е. Буковина и Галичина. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской Пустыни, 1914. С. 5.
[10] Там же. С. 7.
[11] Горяинов, С.М. Воспоминания русского консула в Буковине // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1916. № 12. С. 670.
[12] Там же. С. 671, 678.
[13] Там же. С. 671.
[14] Де-Витте, Е. Буковина и Галичина. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской Пустыни, 1914. С. 5-6.
[15] Там же. С. 12.
[16] Горяинов, С.М. Воспоминания русского консула в Буковине // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1916. № 12. С. 672.
[17] Там же. С. 673.
[18] Там же.
[19] Там же. С. 674.
[20] Там же. С. 679.
[21] Там же. С. 679.
[22] Там же.
[23] Де-Витте, Е. Буковина и Галичина. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской Пустыни, 1914. С. 13.
[24] Горяинов, С.М. Воспоминания русского консула в Буковине // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1916. № 12. С. 678.
[25] История Румынии. Координаторы Иоан-Аурел Поп, Иоан Болован. Москва, 2005. С. 490.
[26] Там же. С. 479.
[27] Горяинов, С.М. Воспоминания русского консула в Буковине // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1916. № 12. С. 680.
[28] Там же. С. 680.
