При изучении социальных стереотипов «свой», «другой», «чужой», которые в том числе включают в себя представления о религиозных особенностях, достаточно эффективным является использование качественного контент-анализа. В частности, в настоящей статье представляются результаты интерпретации восприятия белорусской идентичности через призму категорий «свой» – «чужой», полученные с помощью этого метода при анализе церковных периодических изданий, выходивших в православных епархиях в пределах губерний Западного края в 1910 г. В целях изучения нами использовались следующие периодические издания: «Вестник Виленского православного свято-духовского братства» [1], «Полоцкие епархиальные ведомости» [10], «Могилевские епархиальные ведомости» [6], «Минские епархиальные ведомости» [5] и «Гродненские епархиальные ведомости» [2]. В текстах выявлялись упоминания о белорусах и Белоруссии как историко-географическом регионе. В результате было выявлено 506 упоминаний лексем «белорус» и «Белоруссия», а также всех производных от этих слов. В процессе анализа были выделены следующие категории: «белорусы-католики», «православные белорусы», «белорусы как социальная общность», «Белоруссия», а также для случаев, когда семантика лексемы сводилось к административным (например, словосочетание «белорусское губернское правление») или географическим значениям, использовалась категория «определитель».
Если говорить о применимости классификации свой – другой – чужой как определенных маркеров по отношению к белорусам, то получаем интересное распределение. В церковной публицистике о белорусах преимущественно говорится в трех вариантах: как о католиках (21,7 %), как о православных (11,1 %) и как об определенной социальной группе, которая обладает специфическими признаками (31,4 %). В ряде случаев последняя категория сочетается с описанием белорусов как католиков или, напротив, как православных, а иногда просто без упоминания вероисповедания. Однако поскольку акцент делается не столько на конфессиональной составляющей, сколько на описании белорусских особенностей или принадлежности к этнической, социальной группе как таковой, то было принято решение о выделении отдельной категории. Наконец, контекст, в котором используется слово «Белоруссия» (23,1 %), позволяет дополнить особенности восприятия белорусов, которые выстраиваются на основании анализа первых трех категорий.
В тех случаях, когда на страницах церковной периодики писалось о белорусах-католиках или влиянии на них римско-католической церкви, достаточно четко разграничивалась конфессиональная и этническая принадлежность. В подавляющем большинстве случаев на страницах используется оборот «белорусские католики», «окатоличенные белорусы», «белорусы-католики» или «католического вероисповедания, белорусского происхождения». Это достаточно важное наблюдение, поскольку в начале XX в. уже невозможно однозначно утверждать, что конфессиональная принадлежность являлась доминирующей в определении своей идентичности. В свою очередь принадлежность к католичеству однозначно связывалась с польской национальной ориентацией. Это приводило к тому, что, с одной стороны, отмечалось, что, несмотря на католичество, белорус все еще не отождествляет себя с поляками. В частности, один из авторов издания утверждал, что в «крайнем случае потерявший национальное сознание белорус-католик скажет – я тутэйший (здешний), но не скажет «я поляк» [3, c. 483]. Было вполне допустимо появление даже таких суждений, что «среди ксендзов белорусов Минской губ. была сильна национальная идея и было живо чувство русской государственности» [4, с. 117]. С другой стороны, осознавалась угроза утраты белорусской идентичности под воздействием ассимиляционных процессов, вызванных принадлежностью к римско-католической церкви. В 54 % всех случаев, которые попали в категорию «белорусы-католики», напрямую писалось о полонизации как прямой угрозе для белорусского населения. Например, утверждалось, что цель католической агитации заключалась в том, чтобы посредством общей принадлежности к католичеству утверждать мысль о том что «все католики – это поляки, что поэтому они братья между собою, а что враги их только русские, православные» [14, c. 314]. В результате белорусы-католики «забывают свой родной русский язык, забывают свое родное отечество» [14, с. 314]. Католическое вероисповедание воспринимается как переходный этап на пути ассимиляции в состав польской национальной общности. Например, утверждалось, что «полонизация белоруса православного и униата, униженного и задавленного поляком» возможна только путем «латинизации» [16, с. 450]. Тематика полонизации поднималась 11 (13,7 %) раз, когда авторы изданий рассуждали об историческом прошлом Белорусии. Специально в текстах подчеркивалось, что католичество появилось в пределах белорусских земель позже православия и не без применения религиозного насилия или политического давления. Это, по мнению авторов, лишний раз подчеркивало чуждость католичества для белорусского населения. В частности, такая идея варьировалась в 15 (18,7 %) случаях при упоминании Белоруссии. Таким образом, белорус-католик из числа пока еще условных «своих» в перспективе с высокой вероятностью оказывался в категории «чужих», но уже в качестве поляка.
В свою очередь сочетание конфессионима православие и этнонима белорус ассоциировалось со значением преданности вере предков, древней церковной традиции. Такое понимание высказывалось в 13 (23 %) из 56 случаев. Основной акцент делался на том, что приверженность православию является существенной частью белорусской идентичности. В частности, многократно используется словосочетание «православный белорусский народ». Особенно ярко связь с православием как родной и отеческой верой просматривается при упоминании в тексте слова «Белоруссия». Например, такое понимание отчетливо выражается в 26 (32,5 %) случаях из 80.
Однако не меньший интерес представляет характеристика белорусов как отдельной социальной и этнической общности. Во-первых, белорусы воспринимаются преимущественно как крестьянское сообщество. Им свойственны такие черты, как неспособность к абстрактному критическому мышлению и пассивное следование внешнему авторитету власти. Эту особенность в равной степени проявляют как крестьянин-католик, который в «делах веры … слепо, не рассуждая, идет за ксендзом и паном» [9, c. 57], но также и крестьянин-православный «не в силах разобраться в сложных для него вопросах и слепо идет за „панством” и „начальством» [12, c. 190].
Рассуждая о перспективах распространения среди белорусского крестьянства баптизма авторы церковного издания отмечали, что широкое проникновение последнего маловероятно в силу того, что крестьянам «чужда философская, рационалистическая подкладка баптизма, требующая большого запаса отвлеченного мышления, большей склонности к отвлеченным рассуждениям и обобщениям» [7, с. 503]. В другой публикации белорус аттестуется как «мало развитый» [8, с. 4], но чаще встречается характеристика «темный» или «невежественный». Крестьянам присуща недоверчивость к чужакам и всем тем, кто не входит в ближний круг человека. В своей жизни они руководствовались преимущественно узко понимаемыми прагматическими соображениями. По словам издания, крестьянин-белорус – это «практик с очень малым запасом идеальных запросов и стремлений» [7, с. 503]. Белорусским крестьянам скорее свойственно поведение, которое является пассивной реакцией на внешние обстоятельства, чем активное преследование своих целей и преобразование окружающего их мира. Например, на страницах церковной периодики воспроизводится представление о том, что белорус «был способен только на пассивное сопротивление» [8, с. 3]. Весь жизненный уклад обрекал его на то, чтобы «мужичек не играл никакой роли, не мог иметь никакого влияния на судьбы истории» [15, с. 148]. Отнюдь не случайно, что в 14 (30 %) из 47 случаев, когда речь заходила о качествах белорусов, использовались такие эпитеты, как «многострадальный», «беззащитный», «приниженный», «забитый» и даже «быдло». В 9 (11 %) упоминаниях из 80, когда лексема «Белоруссия» использовалась для обозначения исторического региона или страны, это слово сочеталась с такими определителями, как «несчастная», «злосчастная» или «многострадальная». Справедливости ради отметим, что такая покорность судьбе не мыслилась в категориях врожденных свойств, поскольку отмечалось, что со времен отмены крепостного права наблюдаются изменения к «укреплению в нем чувств независимости и личного достоинства, особенно в крестьянах-белорусах» [8, с. 21]. Однако все же доминирует идея о том, что белорусы нуждаются в патерналистском руководстве и защите властей с целью ограждения их от более активных и конкурентноспособных соседей. Еще одной чертой, в которой видели белорусскую специфику, называлась бедность. Например, в одном случае утверждалось, что «более имущественно-жалкого, более разоренного крестьянина, чем белорус, вы в России не сыщете» [11, с. 454].
Во-вторых, сами белорусы последовательно выделяются и описываются как отдельная этническая группа, но при этом являющаяся частью русского народа. По крайней мере, такое значение прочитывается в 16 (39 %) из 41 случаев, когда о белорусах говорится как об этнической общности. Такое понимание встречается 13 раз, когда характеризовался исторический опыт и настоящее Белоруссии. Для иллюстрации можно привести такую цитату: «Русь Белая не одинока; она вместе с Великою и Малою Русью составляет одно великое и могучее русское тело» [13, с. 600]. Любопытно, что при этом вполне можно сопоставлять Белоруссию и Россию или Белоруссию и «Российскую державу». В большинстве остальных примеров о белорусах говорится как об общности, которая может обладать «национальными чертами», именоваться «народностью» или народом, однако основной смысл заключался в том, что белорусы выделялись в качестве отдельного объекта. Использование «белорус» именно как этнонима и производных от него в качестве этнического маркера прочитывается в текстах в 63 (12,4 %) случаях.
Таким образом, белорусы в целом, несмотря на конфессиональную разделенность, мыслились как единая общность, которая однозначно считалась «своей». Принадлежность к католичеству трактовалась либо как начало перехода в состав «чужих», либо потенциальная вероятность такой трансформации вследствие процессов полонизации. Белорусы как социальная группа описывались преимущественно как крестьянское сообщество, членам которого присущи социальная пассивность, неразвитость рационального мышления, узко понимаемый прагматизм, бедность и недоверие ко всем, кто не входил в состав «малой группы». Вместе с тем исповедание православия представлялось залогом сохранения белорусской культурной идентичности, главным критерием принадлежности к «своим». Строго говоря, возможность белоруса оставаться белорусом мыслилась как сохранение или возвращение к православной церковной традиции. Вместе с тем белорусы, хотя и мыслились как отдельная этническая общность, воспринимались как одна из частей русского народа.
- Вестник Виленского православного свято-духовского братства. Год 4. 1910. № 1 (69)–24 (92).
- Гродненские епархиальные ведомости. Год 10. 1910. № 1–52.
- Инородческие языки в русской школе на окраине // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 23 (91). С. 481–483.
- Миловидов А. Необходимость реформы римско-католической семинарии // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 24 (92). С. 117– 121.
- Минские епархиальные ведомости. Год 43. 1910. № 1–24.
- Могилевские епархиальные ведомости. Год 28. 1910. № 1–24.
- М-в А. Штундо-баптистское движение в Северо-Западном крае и в частности в г. Вильне // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 24 (92). С. 501–507.
- Некоторые статистические данные о народонаселении Западного края // Минские епархиальные ведомости. 1910. № 4. С. 1–25.
- Пашкевич М. Проект организации миссионерской деятельности при братствах // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 3 (71). С. 57–58.
- Полоцкие епархиальные ведомости. Год 37. 1910. № 1–52.
- Поляки и белорусы в их взаимоотношениях // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 22 (90). С. 454-457.
- Русский Из села Заноричи // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 9 (77). С. 189–190.
- Сапунов А. Очерк исторических судеб православия и русской народности в Белоруссии вообще и пределах Полоцкой епархии в частности // Полоцкие епархиальные ведомости. 1910. № 25. С. 596–601
- Светлинский Взгляд римско-католического ученого на главенство римского папы // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 16 (84). С. 313–314.
- Светлинский Мы и поляки // Вестник Виленского православного свято-духовского братства. 1910. № 7–8 (75–76). С. 148–150.
- Свидерский Л. Иоанн Крассовский, Полоцкий униатский архиепископ // Полоцкие епархиальные ведомости. 1910. № 19. С. 447–454.