Вооруженное выступление польских революционеров-националистов в 1863–1864 гг., цель которого состояла в восстановлении польской государственности, в узком смысле поставило вопрос о политической лояльности Российской империи населения ее западных, в первую очередь белорусско-литовских, губерний. В более широком понимании речь шла о том, насколько глубоким было не столько политическое и социально-экономическое, сколько религиозное и культурное включение в русский историко-культурный мир широких народных масс Северо-Западного края империи за прошедшие после разделов Речи Посполитой десятилетия. Проблема заключалась в том, что до февраля 1839 г., когда состоялся Полоцкий Собор униатского духовенства, объявивший о разрыве Брестской церковной унии и общем воссоединении униатов с православными, почти 3/4 белорусов оставались католиками-униатами. Уния, изначально, а в особенной степени начиная с последней четверти XVIII в., являлась проводником латинизации церковной жизни предков современных белорусов, а также полонизации греко-католического духовенства, что сопровождалось навязыванием людям русофобии. Поэтому восстание 1863–1864 гг. стало проверкой успешности преодоления после 1839 г. униатского наследия и, соответственно, прочности позиций Русской Православной Церкви на бывших территориях Польско-Литовского государства.
Большое значение религиозного фактора в событиях 1883–1864 гг. подчеркивают многие историки. В работе «Powstane Styczniowe 1863–1864» польский исследователь Славомир Калембки пишет: «Часть западных губерний Российской империи была населена несколькими народностями. Среди насчитывающего почти 5500 тыс. населения этих земель наибольшую группу составляли белорусы (51, 05%), далее литовцы (19,82%), евреи (10,44%), поляки (8,27%), украинцы (3,5%), русские (2,99%), латыши (3,34%), немцы (0,47%), татары (0,12%)… В губернии Виленской было их (поляков – А.Р.) больше всего – 17,31% от общего количества проживающих, в Минской – 11,71%, в Гродненской – 9,53%, в Витебской – 5,49%, в Ковенской 2,95%, в Могилевской 2,75%. Около 60% проживающих на этих землях поляков было сосредоточено в губерниях Виленской и Минской». Из приведенных данных видно, что православные белорусы, украинцы и русские составляли 57,99% от общего населения края, в то время как поляки-католики, к которым С. Калембки относит и полонизированную белорусскую шляхту, – только 8,27%. Даже в местах наибольшей концентрации польского католического населения оно, по сравнению с православными, находилось в значительном меньшинстве. Исключение составляли только сама столица Северо-Западного края – Вильно – и прилегающие к ней окрестности. Католиков-литовцев в данном случае не имеет смысла принимать во внимание, поскольку они, несмотря на пропаганду революционеров, серьезно не влияли на ход событий. Отсюда следует, что восставшие надеялись на поддержку со стороны православного большинства местного населения. Их надежды могли питаться только расчетом на культурно-историческую близость к ним белорусов, а следовательно, на их сочувствие политическим интересам Польши. «Во время восстания, которое вспыхнуло на территории Польши, Литвы и Белоруссии в 1863–1864 гг., – пишет В.В. Григорьева, – делалась ставка на то, что идеи униатства еще не погасли в душах бывших униатов и их священников».
На самом деле никто доподлинно не знал, как в такой ситуации поведут себя белорусы и местное духовенство, вернувшиеся в лоно православия 24 года назад. Важным в таких обстоятельствах становилось отношение к восстанию со стороны воссоединенного в 1839 г. из унии белорусского духовенства, еще помнившего униатские времена, и их детей – нового поколения белорусских пастырей. От направления их влияния на воссоединенный из унии православный народ не во всем (большую роль играло освобождение крестьян от крепостной зависимости), но во многом зависели масштаб и судьба восстания. В конфессиональной плоскости вопрос заключался в религиозной и народной правде упразднения в 1839 г. Брестской церковной унии, как цивилизационной победе России.
В исследованиях, посвященных восстанию 1863–1864 гг., позиция, которую заняло православное духовенство в отношении восставших, раскрыта вполне удовлетворительно. Отмечается, что священники в целом сохранили верность российскому правительству. Из исследования О.В. Карповича, осуществившего попытку перепроверить и согласовать противоречивые данные, приводимые разными авторами касательно поддержки восставшим со стороны православного духовенства, следует, что содействие мятежникам в той или иной форме оказали то ли 8, то ли 10 лиц, принадлежавших православному духовному ведомству.
Здесь имеет смысл детальнее рассмотреть некоторые наиболее показательные примеры действий православных священников, которые как церковными, так и светскими властями были квалифицированы в качестве поддержки восставшим.
Так, православный священник одной из церквей Волковысского уезда Антон Шишко оказался под подозрением властей за то, что «не донес начальству об уходе его сына в шайку мятежников». Безусловно – это странная вина.
Ссылаясь на материалы Национального исторического архива Беларуси в г. Гродно, О.В. Карпович пишет, что некий священник Куханович находился в составе брестского отряда Казимира Нарбута, одного из жестоких повстанческих начальников Брестчины. Однако этот случай можно поставить под сомнение. Дело в том, что в фундаментальном труде священника Григория Сосны, в котором представлены имена всех униатских и православных священнослужителей белорусских земель, действовавших в XIX – XXI вв., нет сведений о священнике Кухановиче, который мог бы участвовать в событиях 1863–1864 гг. Вполне можно допустить, что это был либо самосвят, либо извергнутый из сана бывший священник.
В деревне Добромысль Пружанского уезда священник Гриневич принимал присягу «на верность польской короне». Однако не совсем ясно: Гриневич делал это по убеждению, либо проявив слабость под угрозой расправы со стороны повстанцев. Подобную слабость проявили молодые священники Гродненской губернии Андрей Жебровский и Филарет Белевич. В мае 1863 г. они под угрозой казни подписали за своих прихожан присягу незаконному польскому правительству. Правящий архиерей митрополит Иосиф (Семашко) запретил обоих священников в священнослужении, а затем отправил их на три дня в Свято-Успенский Жировичский монастырь, чтобы они перед образом Божией Матери очистили свою совесть. Кроме этой епитимии, высокопреосвященный предложил консистории рассмотреть вопрос: «Не уронили ли себя означенные священники малодушным поступком в глазах своих настоящих прихожан, и не следует ли их в таком случае переместить на другие приходы».
На престарелого священника Нарочанской церкви Вилейского уезда Александра Скабалановича вместе с его двумя дочерями, воспитанными в католичестве, пало подозрение в общении с польскими партизанами и снабжении их продовольствием. Назначенное расследование не нашло бесспорных доказательств их вины, но М.Н. Муравьев просил митрополита Иосифа (Семашко) удалить из края и Скабалановича, и его дочерей. В ответ высокопреосвященный Иосиф поместил этого священника на иеромонашескую должность в Гродненский монастырь, но отказался от решения вопроса с его дочерями, т.к. они, рожденные и воспитанные в латинстве, не подлежали ведению православного духовного начальства.
Вопиющий случай поддержки восставших польских патриотов со стороны православного священника связан с именем Николая Мороза, настоятеля храма в деревне Лопатин Пинского уезда. Он был обвинён в том, что «в одно из воскресений после богослужения позвал в свою квартиру 8 православных шляхтичей из окрестностей села Колбы, прочитал им воззвание Народного правительства, призывающее к оружию, а также уговаривал шляхтичей, чтобы вступали в повстанческие отряды. Когда же шляхтичи на это не согласились, то сказал: «За это можно получить и пулю в лоб». Кроме того, прочитал также воззвание своему дьякону Прокоповичу и на замечание того, что когда придут повстанцы, то он убежит в лес, Мороз ответил: «Нечего бояться повстанцев, я и себя, и вас смогу защитить». Слухи о действиях Мороза стали известны священнику Страховичу из Мисятич, который сообщил о его деятельности полиции». Николай Мороз по настоянию М.Н. Муравьева был лишен сана и приговорен к 10-ти годам каторги. Это был исключительный случай для православного духовенства западных губерний России.
Таким образом, можно смело делать вывод об общей верности белорусского православного духовенства Русской Православной Церкви и российскому Престолу. Случаи колебаний и откровенной поддержки восстанию были единичными.
Без сомнения, на отношение священнослужителей к вооруженному выступлению польских националистов повлияла позиция православной иерархии, действовавшей на территориях, наиболее пораженных мятежом. Надо отметить, что правящие архиереи Виленской – митрополит Иосиф (Семашко), Минской – архиепископ Михаил (Голубович), Полоцкой – архиепископ Василий (Лужинский) были теми церковными деятелями, которые искренне послужили воссоединению униатов с православными в 1839 г. Их позиция была выражена в окружных посланиях к подчиненному духовенству.
Например, 15 июня 1863 г. архиепископ Василий (Лужинский) обратился к подчиненному духовенству с архипастырским посланием, в котором говорил: «Мы переживаем теперь такую эпоху, когда в западном крае вера и православие наиболее нуждаются в деятельности духовенства, – такой притом, которая бы сопровождалась пламенным усердием и растворялась любовью, благоразумием и энергией. Неужели же вы, избранные, в благонадежности которых я никогда не сомневался, захотите явить себя пред всем миром несоответствующими своему призванию и назначению, – равнодушными и к долгу службы и присяги своей, и к патриотическим чувствам, заявленным так торжественно всеми сословиями в государстве, тогда, когда на край наш обращено напряженное внимание всей России? Ужели вы уступите место козням врагов порядка и дадите простор в среде народа православного наглой, пагубной деятельности подземного польского революционного комитета и отчаянных покушений пропаганды, посягающих и на целость русской Державы, и на нашу святую веру, и на благоденствие всего народа русского, и на славу отечества нашего – благословенной России, и тем самым захотите заслужить постыдную память своему имени и званию, или название изменников, поправших святость долга службы и присяги, к уничижению детей и внуков ваших пред лицом Церкви и отечества? Вот это было бы вашим истинным несчастьем, вашею нравственною смертью в жизни, а за гробом вы были бы безответными пред Богом, чего я вам не желаю, и отчего да сохранит всех вас милосердый Бог. – Стойте же непоколебимо на страже, служите и действуйте, сколько достанет ваших сил, в вертограде Христовом, чтобы потомство радовалось деятельности вашей, и небесный вертоградарь – Спаситель уготовал вам венец вечной славы там – на небе».
В послании архиепископа Василия содержится призыв к духовенству хранить верность православию и России, но в то же время в них можно уловить слабые нотки неуверенности в том, что все священники займут такую позицию.
Продолжение следует…
