Конфессиональные взгляды князя Константина-Василия Острожского уже давно получают неоднозначные оценки. Чего только стоит характеристика известного украинского публициста и этнографа XIX в. Пантелеймона Кулиша: «Вокруг него увивались представители всех вероучений, точно вокруг Киевского Владимира. От того-то берешь теперь с библиотечной полки одну книгу, положим русскую, и находишь в ней, что князь Острожский – «главный деятель защиты православия против католичества», «глава православного движения», и тому подобное, а развернешь латинскую, польскую, или даже немецкую книгу – тот же князь Острожский является приверженцем лютеранства, кальвинства, деизма, а современный ему папский нунций Маласпина называет его прямо атеистом»[1]. Связи Острожского с протестантами Речи Посполитой были более устойчивыми, чем его планы церковной унии с Римом. При этом он всегда оставался верен Вселенскому Православию и был самым значительным покровителем западнорусской Церкви. Такое сочетание конфессиональных взглядов было, конечно, отражением сложной эпохи XVI в., насыщенной религиозной полемикой и политическими интригами. Этим и объясняется интерес историка к личности православного магната.
Материалом для изучения становятся письма, послания Острожского, различные воспоминания о нем современников. Спор, разгоревшийся вокруг Брестского церковного собора 1596 г., активным участником которого был князь, привел к публикации важнейших его писем в разных полемических сочинениях того времени[2]. Однако многое до сих пор остается неопубликованным и рассеянным по разным архивам и библиотекам Санкт-Петербурга, Москвы, Варшавы, Кракова и др. Поскольку интерес к истории Брестской унии никогда не ослабевал, то явились более или менее полные исследования личности Константина Острожского в этом отношении. Коротко останавливался на связях православных с протестантами во время Острожского известный историк литовской унии Михаил Коялович[3]. Значительным вкладом в изучение вопроса стали сочинения маститого церковного историка Платона Жуковича[4] и польского историка Казимира Левицкого[5]. Наконец, в настоящее время польский исследователь Томаш Кемпа написал две объемных монографии, имеющих отношение к нашей теме. Первая книга историка посвящена князю Острожскому[6], вторая – взаимоотношениям протестантов и православных в Речи Посполитой на рубеже XVI-XVII вв.[7]
Князь Константин (в крещ. Василий) Острожский получил традиционное для своего времени православное воспитание и образование под руководством своей матери Александры Семеновны Слуцкой. Домашние учителя научили его писать по-русски и по-польски, сообщили ему поверхностное знакомство с латынью. Что касается религиозного благочестия то, по собственному признанию Константина Острожского, он был воспитан родителями в приверженности к православной вере[8]. Однако духовное образование молодого магната вряд ли можно было считать глубоким, если князь Андрей Курбский в последствии упрекал Острожского, что тот обращался с вопросами по вероучению к последователю социниан Мотовиле, очевидно, от недостатка собственного знания Священного Писания («нерадения ради прочитаний Священных Писаний»)[9]. Выступить за пределы обычных норм благочестия, которое выражалось в строительстве и украшении храмов, богомольях и постах, богатого русского магната побудила все более усиливающаяся конфессиональная полемика. Учреждением школы и типографии он внес значительную долю своего участия в дело духовного просвещения в Западной Руси. Однако богатство и знатность рода привлекали к нему не только ревнителей православной веры. При его дворе было много иноверцев. В разное время тут бывали известные иезуитские проповедники Петр Скарга и Антонио Поссевин. Жена князя София Тарновская была католичкой. Старший сын Януш перешел в католичество вместе со своей женой. Тайное обращение среднего сына Константина восстановило Острожского против иезуитов и их проповедей. Младший и любимый сын Александр остался верен Православию. Обе дочери (католички) были выданы за протестантских литовских магнатов: Екатерина за кальвиниста Христофора Радзивила Рыжего, Елизавета за покровителя социниан Яна Кишку. В княжеских имениях основывались не только церкви, но и протестантские зборы (кальвинские и социнианские)[10]. Очевидно, что Константин Острожский был человеком широких взглядов на свободу совести и сторонником мирных взаимоотношений с иноверцами[11].
В деятельности протестантов православного князя привлекала их издательская и просветительская активность, стремление к порядку и внутренней дисциплине. В своем письме к еп. Ипатию Потею от 21 марта 1595 г. он писал: «А што се тычет зъездов, а бы были такие у нас, як у тых, што зовемо некрещчоными людми: арърыаны, новрещенъцами, геретиками, которые, коли зъедутъся, все постановят и держат; знать, же не ездят на банкеты, ани на здрады, але штобы до скутку речей святобливых и побожных приходили: для того у них школы, друкарне, и шпиталеи всюды, и казнодеев множство, без личбы»[12]. При таких симпатиях Острожский имел неосторожность воспользоваться услугами одного из своих приближенных в полемике с иезуитом Петром Скаргой. Ответ на книгу последнего об унии 1577г. написал по поручению князя некий шляхтич Мотовило, находившийся у него на службе. «Твой любимый слуга», – не без обиды назвал Мотовилу Андрей Курбский[13]. Получив от Острожского книгу Скарги вместе с рукописью-ответом, Курбский написал резкое письмо и отослал рукопись обратно. Он был возмущен, что православный князь обратился за помощью к иноверцу, чтобы опровергать «иезуитские софизмы». Ведь Мотовило, последователь учения социниан, отвергал божественность Христа, Его предвечное рождение, поэтому вопреки православной традиции толковал предсказания пророков и обещал наступление тысячелетнего царства земного[14]. Суровая отповедь Курбского («в какие дерзости и глупости окунулись христианские начальники, если… считают их защитниками веры и своими помощниками») возымела свое действие, и Острожский не дал санкции на издание сочинение Мотовилы. Однако этот частный случай дал повод социнианам, или как они себя еще называли «унитариям», считать, что православный князь есть их тайный покровитель (fautor et patronus)[15]. Желание использовать протестантский опыт в полемике с католическими проповедниками унии получило негативную оценку в кружке ревнителей православного просвещения при дворе Острожского. В сочинении свящ. Василия «О единой истинной православной вере» (1588г.)[16], своим острием направленной против выступлений иезуитских проповедников Петра Скарги и Бенедикта Гербеста, есть глава о святости храмов и об иконопочитании. В заключении автор пишет, что от некоторых христиан можно услышать, что еретики в здешних краях служат как бы щитом от насилия зловерных (латинян), которые не могут поэтому принудить православных к перемене их веры, но от этого малодушные христиане «з единое прелести в другую поскакуючи: з люторское в калвинскую, а с тоее в арианскую»[17]. Сам князь Острожский понимал эту опасность, происходящую от равнодушия к своему исповеданию. В письме к еп. Ипатию Потею от 21 июня 1593 он пишет: «Людие нашое религии згоршили, и так суть в набоженствах своих оспалы, ленивы, недбалы, иж не только абы мели постерегать повинности своее християнское и застановлятися за Церковь Божию и за веру свою старожитную, але еще сами, многие, насмеваючися з нее и опускаючи до розмаитых сект утекают»[18]. Чтобы возродить интерес к своей Церкви, необходимо обратиться к источникам православного богословия, трудам великих отцов Церкви эпохи Вселенских Соборов. Большое значение в связи с этим имели две книги острожской типографии: св. Василия Великого «О постничестве» (1594 г.) и «Маргарит» св. Иоанна Златоуста (1595 г.) В самом издании известной Острожской Библии (1581 г.) можно видеть начало движения к своим истокам, признак духовного обновления. Ведь Священное Писание, по слову главного справщика Герасима Смотрицкого, помогает «избавитися тревлънения противных еретических ухищрений»[19]. Издание богослужебной литературы (Псалтирь, Часослов, Служебник, Требник) так же как и издание библейских текстов способствовало внутреннему укреплению западнорусской Церкви.
На отношение князя К. К. Острожского с протестантами имели большое влияние подготовка и заключение Брестской унии. Его взгляды на унию с Римом сначала не отличались постоянством. При избрании короля Речи Посполитой в 1587 г. он стал на сторону кандидатуры убежденного католика Сигизмунда III. Однако православный сенатор не разрешил своему сыну-католику Янушу ехать в апостольскую столицу, чтобы получить благословение от папы для новоизбранного короля, да не возникнут подозрения в нетвердости веры его отца[20]. Спустя несколько времени, в 1593 г., в переписке с еп. Ипатием Потеем Острожский уже высказывает свое позитивное отношение к унии и предлагает условия соглашения. Здесь он становится на ту каноническую точку зрения, что решение об унии должно приниматься соборным голосом Церкви с участием восточных патриархов и патриарха московского[21]. Однако когда подготовка унии стала проводиться западнорусскими иерархами скрытно при поддержке короля и сената, князь заявляет в 1595 г. свой сеймовый протест и, между прочим, ссылается на нарушение акта Варашавской конфедерации 1573 г.., который на время бескоролевья утверждал «мир между разделенными в вере людьми»[22]. Этот акт, добытый преимущественно стараниями протестантских сенаторов и шляхты Речи Посполитой, гарантировал имущественные права православных (a beneficyja kościołow greckich iudziom tejże greckiej wiary dawane byc mają)[23]. Свой протест против действий епископов Потея и Терлецкого Константин Острожский выражал, «бачачи великую отмену через особы вышеименованные в старожитной релеи нашей, а звлаща правом, волностям нашим, привилеом и конфедерации Варшавской речь противную»[24]. Когда стало очевидным, что правительство не принимает во внимание ни его протесты, ни недовольство православных сеймовых послов, князь в том же 1595 г. обращается со своими обидами к протестантскому Торунскому съезду. Это собрание разноверцев не получило санкции короля, который не скрывал своей ревности к распространению католичества, и было организовано для подготовки единой программы действий в защиту своих прав. Сюда прибыли представители православных сеймовых послов из Литвы, Волыни и Киевщины, а также посол от князя Острожского Каспер Лушковский[25]. В своем обращении к съезду православный сенатор предлагал взаимную поддержку, «беручи их милостей крывду за свою властную», и высказывал надежду «яко о братьи своей хрестиянъских людей, иж кгды их милость… наши противности и долеглости… за свою кривду брати будут». Здесь же Острожский допустил резкие высказывания в адрес папы и короля, призывал протестантов к совместной деятельности с православными на сеймиках и, в случае необходимости, предлагал даже силовое выступление против правительства. Он также приглашал разноверцев принять участие в имеющем быть православном соборе по поводу унии. Объединение в видах успешной политической борьбы мыслилось им широко, с привлечением даже социниан, исключенных из Сендомирского соглашения[26]. В послании князя прозвучали, между прочим, и такие слова: «Вси тыи, которые вызнаваемо Отца и Сына и Духа Светого, естесмо вси одное веры, только порозненье деется в некоторых церемониях»[27]. Не на этом ли основании Томаш Кемпа заключает, что Острожский уже тогда был готов к обсуждению церковного объединения с протестантами[28]? Думается, что это скорее указание на общую основу для совместных политических действий. Вопрос о возможности религиозного единства отчетливо встанет поздней, при подготовке виленского съезда. Православные убеждения князя были хорошо известны собранию. Не смотря на сочувствие его посланию, предложение министра Филиппа Бохвича из Койданова о направлении к Константину Острожскому кальвинского министра, чтобы тот склонял воеводу к протестантству, не нашло поддержки. Собравшиеся также не решились открыто поддержать призывы Острожского[29].
Православный Собор в Бресте 1596 г. из-за противодействия подписавшегося на унию местного еп. Ипатия Потея проходил в доме социнианина пана Райского. Кроме православных панов и шляхты в работе «светского кола» принимали участие и протестанты. Секретарем (маршалком) этой секции был избран последователь учения Социна Демьян Гулевич. Накануне Константин Острожский приглашал литовских сенаторов-протестантов Христофора Радзивила и Яна Абрамовича быть неподалеку от Бреста[30].
После начавшегося раскола западнорусской Церкви вокруг Брестского Собора началась острая полемика. На одном из сеймовых совещаний 1597 г. король и сенат вынуждены были выслушать резкое выступление упомянутого выше Гулевича. Участник униатского Брестского синода, известный идеолог унии Петр Скарга, написал его «Оборону». С другой стороны вступил в спор участник православного Собора под псевдонимом Христофора Филалета. Его возражение под названием «Апокрисис» (греч. «ответ») было напечатано в 1597 г. Принято считать, что под псевдонимом скрывался последователь одного из гуситских толков («чешские братья») Мартин Броневский, участник «светского кола». В письме к Христофору Радзивилу Константин Острожский называет его своим добрым приятелем[31]. Похоже, что князь решил повторить свой опыт возражения Скарге спустя 20 лет, снова поручив дело иноверцу. Однако нельзя сказать, что слова Курбского пропали даром. Теперь автор-протестант угадывается скорее своими полемическими приемами, чем проповедями. Книга написана с размахом. Здесь прилагаются королевские привилеи и сеймовые протесты и конституции. Автор приводит множество ссылок на святых отцов и, особенно, на сочинения латинских историков, с которыми западнорусы были мало знакомы. Его православные читатели могли найти не так уж много поводов для смущения. Это несколько искусственная ссылка на известное место Павлова послания к Римлянам «праведный верою жив будет» (Рим. 1,17) в рассуждении об «артикулах веры» униатских владык, тайно совещавшихся об унии. Ссылка на слова из послания ап. Петра о «царственном священстве» (1 Петр. 2,9) в ответ на упрек Скарги об участии мирян в духовном Соборе. Ссылка на ап. Павла об отлучении явного грешника всем христианским собранием (1 Кор. 5, 4-5) по поводу участия мирян в суде над епископами. Сюда же можно отнести неясную ссылку на бл. Иеронима о равенстве епископов и пресвитеров, а также рассуждения о возможности суда над духовными лицами вопреки высоте их иерархического положения. Слова Скарги о превосходстве собрания в храме над собранием в еретической комнате-молельне парируются примерами из библейской истории о собраниях под открытым небом и, в общем-то, вполне резонным замечанием, что не святость места производит святость дел, а наоборот. Такие примеры[32] выглядят совсем не броско в общем контексте и не умаляют других достоинств этого полемического сочинения, которое вызывало у латинян большое раздражение.
В борьбе против объявленной унии Константин Острожский очень надеялся на помощь протестантов. Политический союз с ними мог бы принести эффект особенно в посольской палате сейма. Однако здесь не было единодушия между разноверцами. Этим воспользовалась католическая партия и в деле экзарха св. Никифора (Кантакузена), и при удовлетворении посольских жалоб накануне отъезда короля Сигизмунда в Швецию. Было ясно, что главной причиной слабости диссидентов являлись их конфессиональные различия. Православный князь, награжденный в 1597 г. почетным титулом патриаршего экзарха, решил еще раз предложить протестантам политический союз, но на этот раз с обсуждением возможности и церковного объединения. Эту инициативу поддержал и зять его, виленский воевода Христофор Радзивил. В 1599 г. в Вильно в доме Острожского состоялся съезд представителей протестантских исповеданий (кальвинистов, лютеран, чешских братьев) и православных. Со всех сторон принимали участие как духовные лица, богословы, пасторы, так и шляхта. Православные делегаты были преимущественно из Киевщины и Волыни. Представитель чешских братьев, епископ Симеон Феофил Турновский, давний сторонник объединения с православными, представил на одобрение пункты согласия. Здесь говорилось о важности для веры Священного Писания, о единстве веры в Бога – Троицу, признавался апостольский Символ веры, о Христе говорилось как о Сыне Божием, Едином Главе Церкви, упоминалось о первородном грехе и крещении детей, о причащении под двумя видами и проч.[33] Артикулы были составлены таким образом, чтобы избежать острых конфессиональных противоречий. Например, в пункте об источнике веры говорится о Священном Писании, но не акцентируется его единственность, умалчивается о Священном Предании. Обойден спорный вопрос о существе Евхаристии, об обрядах, постах, иконопочитании. Ясно, что православные участники собора не решились на принятие этих условий без благословения патриарха[34]. Острожский предложил отослать письма протестантских богословов на рассмотрение Александрийскому патриарху Мелетию, который в это время был местоблюстителем патриарха Константинопольского. При обсуждении пунктов политического союза стороны быстрее нашли взаимопонимание. Были приняты предложения Острожского, оглашенные на Торунском съезде: о взаимной поддержке на избирательных сеймиках и главном сейме, о приглашении друг друга на духовные соборы. Также было решено избрать специальных попечителей (провизоров), чтобы удобнее было отстаивать свои права на судебных разбирательствах. Что касается церковного объединения, то в следующем году в Острог прибыл экзарх патриарха Кирилл Лукарис с ответом патриарха Мелетия. Он не выказал желания продолжать начатый конфессиональный диалог и совсем охладил в этом отношении пыл князя Острожского. Это, конечно, сказалось на прочности и без того слабого политического союза. Впоследствии, как известно, стороны искали помощи у единоверных государств: протестанты – в Пруссии, православные – в Московском царстве.
Князь Константин Острожский был сторонником законной борьбы с Брестской унией. Его частный интерес к просветительской деятельности польских и литовских протестантов в силу известных обстоятельств привел к попыткам создания политического союза, для пущей прочности которого князь готов был обсуждать даже конфессиональное объединение. Однако ни то, ни другое не принесло надлежащего эффекта. Слишком велики были религиозные отличия. Как заметил один из католических наблюдателей на Торунском съезде, протестанты хотели соединения с русскими для совместной защиты, а не для религии, которая у них разная[35]. И если Острожский мог в пылу полемики против унии говорить, что православные обряды более сходны с протестантскими, чем с католическими[36], то не такого мнения придерживалось западнорусское духовенство и, тем более, греческие иерархи. Проповедники унии воспользовались связями православных и протестантов в своей агитации. Они старались таким образом скомпрометировать своих противников. Пройдет немного времени, и известный полемист Мелетий Смотрицкий по своем переходе в унию будет говорить в свое оправдание, что Православие – это завуалированный протестантизм[37]. Преувеличенные слухи будут настолько сильны, что Константинопольский патриарх Досифей в своем предисловии к изданию «Исповедания» митрополита Петра Могилы в 1699 г. назовет их большой опасностью[38]. Князь Константин Острожский был сторонником открытых переговоров в вопросах веры и, конечно, прислушивался к голосу патриарха Константинопольского, убеждавшего своими посланиями не слушать «ни папистов, ни люторов»[39]. И он оставался верен этому голосу, как свидетельствует его знаменитое Окружное послание, всеми силами стараясь служить закону «единыа истинныя веры святое Восточное Церкви»[40].
[1] Кулiш П.А. История воссоединения Руси. СПб., 1874. Т.II. С.276.
[2] Это, в первую очередь, «Апокрисис» и «Антиррисис», изданные соответственно в VII и XIX томах Российской исторической библиотеки. Здесь находится переписка Острожского с Ипатием Потеем (РИБ XIX. Сб. 575-588, 597-600, 983-1040), сеймовая его протестация 1595 г. (РИБ Т.VII. Сб. 1124). Некоторые письма князя к разным лицам были изданы в АЗР. Т.III. №57, 70, 72, 130. Т.IV. № 30, 45, 46, 71, 72, 148, 152,158,170. АЮЗР. Т.I. №139,185. Письма к Христофору Радзивилу, виленскому воеводе, в приложении к Т.II. «Истории воссоединения Руси» Кулиша. Переписка с папой Климентом VIII в Supplementum ad Historica Russiae Monumenta. СПб., 1848. С.155-156.
[3] «Об отношении западно-русских православных к литовско-польским протестантам во времена унии». Христианское чтение. СПб., 1860 .Ч.2.С.225-256.
[4] Жукович П. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией (до 1609г.). СПб.,1901.
[5] Lewicki K. Książe Konstanty Ostrogski a unia brzeska 1596 r. Lwow, 1933. (исследование заканчивается 1597 г.).
[6] Kempa T. Konstanty Wasyl Ostrogski (ok. 1524/1525-1608), wojewoda kijowski i marszałek ziemi wołynskiej. Torun. 1997.
[7] Его же. Wobec kontrreformacji. Protestanci i prawosławni w obronie swobod wyznaniowych w Rzeczypospolitej w koncu XVI i w pierwsyei połowie XVII wieku. Torun. 2007.
[8] Окружное послание 1595 г. АЗР. Т.IV. №71. С. 99-101.
[9] Второе послание Курбского князю Острожскому. Библиотека литературы Древней Руси. СПб.,2001. Т.11. С.544.
[10] Kempa T. Wobec kontrreformacji… S. 65.
[11] Ibidem. S. 65.
[12] РИБ XIX. Антирризис. Сб.597-600.
[13] Второе послание князю Константину Острожскому. Библиотека литературы Древней Руси. С.545.
[14] Третье послание князю Константину Острожскому. Там же. С.549.
[15] Грушевський М. Iсторiя Украiни-Руси. Киiв-Львiв. 1907. Т.VI. С.482.
[16] РИБ. Т.VII. Сб. 601-938.
[17] Там же. Сб.,936.
[18] АЗР. Т.IV. №45.С.65.
[19] Цит. по: Дмитриев М.В. Православие и реформация. Реформационные движения в восточнославняских землях Речи Посполитой во второй половине XVI в. М.,1990.С.106.
[20] Жукович П. Сеймовая борьба… С.51.
[21] РИБ XIX. Антирризис. Сб. 575-588. Также АЗР. Т.IV. №45.
[22] Отдельно издан: Konfederacja warsyawska 1573 roku wielka karta polskiej tolerancji. Warszawa. 1980.
[23] Ibidem. S.26. Впоследствии, в спорах с униатами о церковном имуществе, православные ссылались на этот акт, но противная сторона и правительство не признавали силу Варшавской конфедерации.
[24] РИБ Т.VII. Апокрисис. Сб. 1124.
[25] Łukaszewicz J. Dzieje kościolow wyznania helweckiego w Litwe. Poznan. 1842. T.I. S.91, 106.
[26] «и инъшых сект от себе не откидали и не отганяли, и оных не злоречили, але радъшей Пана Бога просили, абы в единости з ними Пану Богу фалу отдавали» – РИБ XIX. Антирризис. Сб. 641-654.
[27] Там же. Сб. 647.
[28] Kempa T. Wobec kontrreformacji… S.87.
[29] Ibidem. S.88-89.
[30] Письмо Радзивилу от 15 августа 1596 приводит Кулиш в прилож ко 2-му тому своей «Истории воссоединения Руси» (Указ. Соч. С.439-440).
[31] Жукович П. Сеймовая борьба… С.331 О том, что под псевдонимом Христофора Филалета скрывается Броневский см. Митр. Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. М.,1996. Кн.6. Комментарии. С.651. примеч. 55.
[32] Апокрисис. РИБ Т.VII. Сб. 1226; Сб. 1230-1232; Сб. 1282; Сб. 1300-1302; Сб. 1306-1310.
[33] Kempa T. Wobec kontrreformacji… S.160. примеч. 411.
[34] Не понятно, почему Томаш Кемпа предполагает, что православные хотя бы формально согласились на эти пункты (Ibidem. S. 160, ср.163-165). Известно, что артикулы не были подписаны, а это значит, что их принятие откладывалось на долгое время (Jörgensen E. Ökumenische bestrebugen unter den polnischen protestanten bis zum jahre 1645. Köbenhavn. 1942. S.324).
[35] Kempa T. Wobec kontrreformacji… S.88.
[36] В переписке с Потеем. См.: АЮЗР. Т.I.№224.С.284.
[37] Коялович М. Указ. Соч. С.251-253.
[38] Рансимеэн С. Великая Церковь в пленении. История Греческой церкви от падения Константинополя в 1453 г. до 1821 г. СПб, 2006.С.353.
[39] Kempa T. Wobec kontrreformacji… S.67.
[40] Окружное послание 24 июня 1595 г. АЗР. Т.IV. №71. С. 99-101.
