АННОТАЦИЯ. Польско-русский конфликт начала 1860-х годов, достигший своей кульминации в польском восстании 1863 г., вызвал колоссальный резонанс в чешском обществе, среди которого были распространены идеи славянской взаимности. Польское восстание 1863 г., направленное против России, привело к острому идейно-политическому размежеванию чешского общества и прессы. Значительная часть чешской прессы в 1863 г. встала на сторону польских повстанцев, солидаризировавшись с их аргументацией и целями. Вместе с тем, ведущий чешский историк и политический деятель Франтишек Палацкий, опираясь на факты, учитывая общий исторический контекст и демонстрируя системный подход к анализируемым событиям (Morava 1998: 42), занял более трезвую и взвешенную позицию в этом вопросе. В частности, Палацкий резко критиковал польских повстанцев за стремление восстановить Речь Посполитую в границах 1772 г., что предполагало включение в состав польского государства обширных этнически непольских земель Западной и Юго-Западной Руси. Критическое отношение Палацкого к целям и методам польского восстания, а также к польской шляхте было поддержано рядом чешских интеллектуалов. Бурная полемика в чешской прессе вокруг польского восстания 1863 г. способствовала как лучшему пониманию сути польско-русского конфликта чехами, так и окончательной кристаллизации чешских политических сил во второй половине XIX века.
Откровенный и открытый характер дискуссий по польскому вопросу в чешской прессе в начале 1860-х гг. стал возможен после издания в Австрии 20 октября 1860 г. знаменитого «Октябрьского диплома», который в качестве имперского закона завершил эпоху «баховского абсолютизма» и полицейских преследований, существенно расширив права местных сеймов и исторические права отдельных земель. Это способствовало общей демократизации политического климата и заметному оживлению общественной жизни в Австрийской империи (Vykoupil 2000: 547).
***
Отношение широких кругов чешского общества к России и Польше изначально испытывало мощное влияние романтических идей славянской взаимности, сформулированных Яном Колларом, которые были популярны в Чехии в эпоху чешского национального возрождения. Россия вызывала симпатии чехов как единственное мощное и независимое к началу XIX века славянское государство, сумевшее освободить Европу от французского ига в ходе наполеоновских войн. Именно на поддержку России и русской общественности рассчитывали деятели чешского возрождения в своих научных и культурных начинаниях. Симпатии чешского общества к России и русским резко возросли после непосредственных контактов с русской армией, которая в 1799 и в 1813 гг. проходила через чешские земли. Огромную популярность и уважение в Чехии снискал А.В. Суворов, остановившийся в декабре 1799 – январе 1800 гг. в Праге и покоривший чехов своей искренностью, простотой и веселым нравом. Симпатии чехов к полякам вытекали как из очевидной этнокультурной близости, так и из общей исторической судьбы, лишившей оба западнославянских народа политической независимости. Если чешские земли полностью вошли в состав империи Габсбургов еще в начале XVI в., то польские земли оказались разделены между Австрией, Пруссией и Россией в конце XVIII века.
Начало преобразований императора Александра II было положительно воспринято чешским общественным мнением. Общее настроение чешского общества по отношению к России удачно выражала одна из самых популярных чешских газет, орган национальной партии «Народни листы» (Národní Listy), вплоть до беспорядков в русской Польше в начале 1860-х годов писавшая о России и императоре Александре II весьма благожелательно. Газета особенно подчеркивала важность отмены крепостного права в России. По словам газеты, отмена крепостничества «наполняет радостью всех славян» прежде всего по той важной для чехов причине, что «завистливые народы соседние», указывая на русское крепостное право, могли утверждать на этом основании о некой «врожденной предрасположенности славян к вечному рабству».[1] Отмена крепостного права по инициативе русского императора, как подчёркивали чехи, выбивала почву из под ног подобных «антиславянских клеветников».
Беспорядки в Варшаве весной 1861 г., подавленные русскими войсками, вызвали критическую реакцию чешской прессы. Это, по мнению чешских газет, в известной степени портило репутацию Александра II как освободителя от крепостного рабства миллионов русских крестьян. Часть вины за происшедшее газета «Народни листы» возлагала и на самих поляков, признавая, что они «провоцировали русскую администрацию и армию».[2] Лучшим способом решения польского вопроса, по мнению чехов, было бы возвращение Царству Польскому собственной администрации, финансовой системы и армии, т.е. тех прав, которые были закреплены решениями Венского конгресса 1815 г.[3] «Народни листы» наивно полагали, что подобное решение вопроса привело бы к взаимному успокоению. Вплоть до начала восстания чешские газеты пытались дистанцироваться от польско-русского конфликта, выступив в роли бесстрастного арбитра. «Мы, чехи, любим одинаково оба народа и усматриваем в них не только поляков и русских, но родственные племена славянские, на которых лежит проклятие славянства – братоубийство и разобщенность»,[4] – эмоционально писали «Народни листы» 2 ноября 1862 г., одновременно выражая сочувствие «героическому народу польскому», на «кровоточащие раны которого», по словам газеты, чехи смотрят «глазами, полными слез».[5] «Народни листы» считали нужным отделять русский народ, не имеющий ничего против поляков, от угнетателей польского народа в лице «отвратительной касты чиновников без славянского самосознания»,[6] намекая на немецкое происхождение ряда высших русских чиновников в Царстве Польском.
Хотя восстание зрело давно, его начало в январе 1863 г. застало чешскую общественность врасплох. Первоначально чехи отказывались верить «информации о начале восстания и предрекали ему неудачу» (Žaček 1935: 36). Стремительное развитие событий, однако, сделало польский вопрос одной из главных тем в чешской прессе. В эмоциональной статье об отношениях России и Польши, опубликованной 25 января 1863 г., «Народни листы» сбивчиво комментировали начавшееся восстание. С одной стороны, чешская газета осудила политику Николая I в польском вопросе как деспотичную, отметив и разочарование поляков Александром II, реформы которого, как указывали чехи, не могли удовлетворить польские ожидания.[7] С другой стороны, признавая правомерность «озлобленности и отчаяния» поляков, «Народни листы» порицали восстание, так как полякам «не хватает сил» и «преимущество русских является слишком большим»».[8] «Народни листы» проницательно предсказывали, что в восстании не примут участия польские крестьяне, «не столь сознательные как наши чешские крестьяне…».[9]
Если в начале редакция газеты «Народни листы» стремилась к сдержанности и объективности, то уже через несколько месяцев её содержание стало откровенно пропольским, а статьи о восстании приобрели более сочувственный по отношению к восставшим тон, выражая надежды на их успех (Žaček 1935: 39). Подобный поворот, судя по всему, был связан с тем, что редакция газеты с начала восстания получала большой объем корреспонденции из Польши и Галиции, «часто тенденциозной и несоответствующей действительности. Речь шла в основном об успехах поляков. Все это, – полагал чешский историк В. Жачек, – свидетельствовало о прекрасной организации польской пропаганды за рубежом» (Žaček 1935: 40). Тщательно отлаженный механизм польского политического пиара влиял на позицию ведущих чешских газет. Если поначалу редактор газеты «Народни листы» Э. Грегр воспринимал пропольские материалы из-за рубежа скептически, то позже под влиянием своего полонофильского окружения он изменил свои взгляды, заняв пропольскую позицию. Рубрику в газете «Народни листы», посвящённую Польше, редактировал ярый полонофил А. Котик, оказывавший решающее влияние и на всю редакцию. Единственным членом редакции газеты «Народни листы», занимавшим прорусскую позицию, был Ержабек (Žaček 1935: 40).
Одним из немногих чешских интеллектуалов, кто изначально осознавал истинную цену газетных реляций о блестящих победах польского оружия над русской армией, был Ф. Палацкий. В начале июня 1863 г. Палацкий писал, что вряд ли для кого-либо из вдумчивых наблюдателей является секретом, что большая часть разносимых по всей Европе известий о польских победах в реальности существует «только на бумаге» и объясняется исключительно дипломатическими соображениями (Palacký 1977: 294). С переходом газеты «Народни листы» на откровенно пропольские позиции весной 1863 г. наметился острый конфликт между её редакцией и лидерами национальной партии Ф. Палацким и Ф. Ригером, которые воспринимали польское восстание как трагическое и достойное сожаления событие, выражая понимание действиями России. В марте 1863 г. Палацкий счел необходимым посетить редакцию газеты «Народни листы» и откровенно заявить о своём несогласии с редакционной политикой газеты в польском вопросе. Более того, Палацкий предупредил редакцию «Народних листов», что если подобная редакционная политика будет продолжена, он прекратит поддержку газете. В начале мая 1863 г. Палацкий вновь посетил редакцию газеты и заявил редактору Грегру, что он крайне недоволен их публикациями и поэтому планирует начать издание новой газеты.
Раскол чешского общества по польскому вопросу заметили и в России. «Московские ведомости», характеризуя отношение чехов к польскому восстанию, констатировали в апреле 1863 г., что «чешское общество в высшей степени заинтересовано теперь польскими событиями. Тут насчитываются всевозможные партии – есть партия московская, есть партия польская, есть партия Герцено-Бакунинская, партия Лангевича, партия Мерославского… Одни, видя спасение для Чехии единственно в ее союзе с соседним народом польским, требуют окончательного истребления и изгнания из Чехии так называемого руссоманства, и разрыва сношений Чехии с Россией… Другие, напротив, считают необходимым идти по прежней дороге, не увлекаясь заманчивыми идеями поляков…».[10]
С апреля 1863 г. пропольские настроения чешской прессы усилились. Чешские издания живописали успехи и героизм польских повстанцев; русская армия изображалась исключительно в мрачных красках; акцент делался на жестоком обращении русской армии с мирным населением и повстанцами. Карательные акции и террор, широко применявшиеся польскими повстанцами против не поддерживавшего их мирного населения, откровенно замалчивались. Повстанческая тактика партизанской войны поддерживалась чешскими газетами, которые полагали, что таким образом повстанцы приобретут боевой опыт. «Пусть военное счастье решит, кто достоин победы! – провозглашали «Народни листы» в феврале 1863 г. – Независимо от того, победят поляки или потерпят поражение, у нас, чехов, они всегда найдут самое теплое сочувствие».[11] Если действия поляков в чешской прессе неизменно сопровождались столь хвалебными эпитетами как «храбрый», «жертвенный», «героический», то русская армия изображалась «не только как орудие русского деспотизма, но и как жестокая масса, в опьянении убивавшая раненых, жегшая дома, бесчестившая женщин…» (Žaček 1935: 41). Подобная тональность была предсказуемой, так как «основным источником для чешской прессы были польские и немецкие издания» (Žaček 1935: 41).
Большое внимание чешская пресса уделяла отношению к польскому восстанию со стороны европейских государств, критикуя их за недостаточную поддержку восставших. Поведение европейской дипломатии в лице Франции, Англии и Австрии привело редакцию «Народних листов» к выводу о том, что «ни одна из трех держав не обладает ни волей, ни отвагой действительно встать на защиту истекающего кровью польского народа».[12] Ожидание некой «отваги» от европейцев в польском вопросе свидетельствовало о дилетантской наивности чешских журналистов, не понимавших, что Европа была заинтересована в решении собственных внешнеполитических задач, используя поляков как инструмент. Дискутируя по поводу гипотетического восстановления польской государственности, чешская пресса поддерживала обсуждавшиеся в Европе планы возрождения Речи Посполитой в составе Царства Польского, Литвы, Подолии и Украины. По мнению чешских газет, от Галиции, входившей в состав Австрии, и Познаньщины, входившей в состав Пруссии, поляки откажутся, и планируемая реорганизация Европы принесет пользу всем европейским странам, кроме России. Чешская полонофильская пресса рассматривала подобный сценарий как оптимальный. Чешских полонофилов ничуть не смущало ни то, что Познаньщина была исконно польской землей и познанские поляки подвергались жесткой германизаторской политике со стороны Пруссии, ни то, что Литва и Украина не являлись этнически польскими землями и их коренное население не проявляло желания войти в состав возрожденной Польши. Данный сюжет вообще не интересовал чешскую прессу, поскольку он подрывал широко тиражируемый пропагандистский тезис о справедливости польских требований.
Продолжение следует…
[1] Národní Listy. 30.III.1861.
[2] Národní Listy. 20.IV.1861.
[3] Národní Listy. 19.VIII.1861.
[4] Národní Listy. 2.ХI.1862.
[5] Ibidem.
[6] Ibidem.
[7] Národní Listy. 25.I.1863.
[8] Ibidem.
[9] Ibidem.
[10] Московские ведомости. 4 апреля 1863. № 71.
[11] Národní Listy. 19.II.1863.
[12] Národní Listy. 11.IV.1863.
