Пьянство является не только большим нравственным, но и социальным злом. У него много причин и поводов, которые порой сводят на нет всякую проповедь трезвого образа жизни. Конечно, строгость поста и вообще умеренность в еде и питье, которое предписывают церковные правила, есть естественная профилактика алкоголизма. Однако редкое общество по-настоящему живет христианскими идеалами. Когда бытовые интересы и материальные выгоды выступают на передний план, тогда даже порок становится источником барыша. К сожалению, в белорусской истории такой феномен известен под названием «пропинации», или права пана-землевладельца на монопольную реализацию спиртного среди зависимых от него крестьян. Выращивая зерно для прибыли своего господина, они вынуждены были еще и увеличивать его доходы покупкой «хлебного вина», выработанного из остатков собранного урожая.
Право пропинации получило широкое распространение на белорусских землях после заключения Люблинской унии в 1569 г. Польские шляхтичи получили эту привилегию еще в 1496 г. (Пиотроковский статут) и с тех пор пользовались приобретенным правом наряду с одновременным закрепощением зависимых крестьян. Завидуя польским привилегиям, шляхта ВКЛ также постаралась завести у себя похожие порядки. Зло прочно укоренилось и даже стало контрастировать с нравами соседних стран.
Писатель-мемуарист середины XVI в. Михалон Литвин, упрекал своих современников за пьянство и выставлял на вид более трезвую жизнь евреев, крымских татар и даже соседней Московской Руси. Он писал: «День у нас начинается питьем водки; еще лежа в кровати, кричат: «вина, вина!» и затем пьют этот яд мужчины, женщины и юноши на улицах, на площадях, даже на дорогах; омраченные напитком, они не способны ни к какому занятию и могут только спать; притом кто раз привык к этому излишеству, в том страсть к пьянству постоянно возрастает».
С течением времени этот порок еще более развился и укоренился. Речь не идет уже не об отдельных магнатах, вроде литовского маршалка дворского Януша Сангушки или виленского воеводы Кароля Радзивилла («Пане Коханку»), которые, по отзывам современников, просто «уничтожали людей с помощью вина». В XVIII в. право пропинации превратилось в экономическую систему спаивания крепостных. Этому способствовала распространенная практика сдачи имений в аренду. Мало того, что крепостные были обязаны отрабатывать известное количество дней в году, работая на панской земле за право пользоваться собственным наделом земли (барщина). Теперь за каждую услугу по ведению своего хозяйства крестьянин должен был платить непосредственно пану или арендаторам: за мельницу, за выпас скота, за сбор ягод и грибов, за рубку дров. В этих условиях продажа «хлебного вина» стала особенно выгодным делом. Вне зависимости от урожая и рыночных цен на вывозимое зерно землевладелец имел гарантированный доход в своем имении: перегонка зерна на спирт. Крепостным строго запрещалось покупать спиртное у кого-либо кроме своего пана или арендатора. Зачастую содержателями шинок и корчемниц становились мало подверженные пьянству евреи. В дни свадеб, веселых заговений и разговений, когда по традиции полагалось хорошенечко «промочить горло», крестьяне приобретали «хлебное вино» не только за наличные, но и в долг, в счет будущего урожая. Винная торговля была таким прибыльным делом, что на спирт перегонялось до половины всей собранной в панском имении ржи.
Такая порочная практика спаивания крепостных способствовала чрезвычайному умножению винокуренных предприятий в белорусских губерниях после разделов Речи Посполитой. Правительство долгое время не вводило здесь ограничений на винокурение, которые действовали в центральной России. Даже до середины XIX в. число винных предприятий доходило до 70 % от всех существующих в белорусских губерниях заводов и фабрик. Например, в Гродненской губернии в 1845 г. 636 винокурен приходилось на 170 предприятий другого профиля.
Из рапорта витебского губернатора П.П. Львова в 1840 г. : «Скудные жатвы [крестьян] еще прежде молотьбы переходят за долги … особенно за вино, которое обыкновенно отдается в долг по чрезвычайно увеличенной цене. В таком положении крестьянин потерял последний достаток, как бы свыкся с нищетою, постоянные нужды внушают ему общее равнодушие к собственности, пьянство делается его господствующей страстью».
Ситуация изменилась после отмены крепостного права в 1861‑1863 гг., когда освобождение крестьян вывело их из зависимости от пропинации. Кроме того, государство стало теперь регулировать производство и торговлю спиртом (патенты и акцизы). Новое экономическое положение, в котором оказались крестьяне после аграрной реформы, требовало от них большей хозяйственной активности. Повысилась заинтересованность в результатах своего труда, и соответственно, появилась мотивация к производственной деятельности, сменившая прежнюю апатию и пьянство от безысходности. Показательно, что число винокурен в первые десять пореформенных лет в белорусских губерниях уменьшилось почти в три раза. В конце XIX в. была введена государственная монополия на закупку вина, что позволило регулированием цен оказывать сдерживающее влияние на его потребление. В то же время стало сказываться развитие движения за трезвый образ жизни и в церковных приходах, создавались общества трезвости, проводились народные чтения, издавалась соответствующая литература, в церковно-приходских школах на воспитании трезвости делался особый акцент. В итоге в начале XX в. в России была создана довольно эффективная система сдерживания такого порока как пьянство.
Из истории с развитием и уничтожением права пропинации можно видеть, какие уродливые формы может приобретать винная монополия, если торговля спиртным сосредоточена в руках его производителей. На белорусских землях практика пропинации стала настоящим народным бедствием. Пресечение такого опасного социального зла как пьянство и в настоящее время требует порой не просто частных ограничительных мер, но и принципиальных социально-экономических реформ.
